Утренняя прогулка или «Очарованный странник-2»

Совершите вы массу открытий,
Иногда не желая того.
А. Миронов – Песня на пароходе

О пользе прогулок на свежем воздухе сказано и написано великое множество слов и трактатов. После случившегося со мной в 2016 году инфаркта, по рекомендации лечащего врача, и я вынужден был прибегнуть к этому чудодейственному средству. И будучи человеком наблюдательным и размышляющим «по поводу и без оного» – во время прогулок, открыл для себя, немало нового. С некоторыми из этих неожиданных открытий, я хочу поделиться ниже.

ХХХ

В Москве, в районе «Царицыно» есть небольшой, но весьма уютный парк, с настоящими столетними соснами и прочими, менее притязательными деревьями и кустарниками. Парк представляет собой четырехугольник – почти квадрат, расположенный между улицами Бакинская, Тимуровская, Луганская и Кавказским бульваром. Уже с раннего утра улицы заполняются потоками машин. А наиболее оживленными из перечисленных, конечно же, являются Кавказский бульвар и Бакинская улица. На них движение машин подобно морскому прибою. От очередного светофора поток машин, как водяной вал несется вдоль трассы, пока не наткнется, как волна на скалистый берег, на красный свет очередного светофора. И этот машинный «прибой» – за волной волна – шумит не смолкая с раннего утра до поздней ночи.

Зима с 2021-го на 2022-й годы выдалась особенно снежной. Утром, когда я около девяти часов выхожу на прогулку, выпавший за ночь снег слепит глаза своей белизной и свежестью. А небо, покрытое серовато-белым туманом, кажется продолжением зимнего пейзажа. И создается ощущение, что и этот парк, и эти шумные улицы, и закрывающие горизонт деревья и дома, и вся необъятная Москва, находятся под куполом огромного волокнистого кокона. А верхушки тридцатиметровых сосен, своими снежными шапками почти касаются нижних пределов небосвода. А в самом парке – свой особый мирок и свой микроклимат. Здесь главными действующими лицами являются не бездушные машины и светофоры, а реальные люди, каждый из которых отличается своей индивидуальностью, как в одежде, так и в поведении. Они каждое утро появляются в определенное время, в определенном «своем» месте на вымощенных добротной плиткой аллеях парка, и как на подиуме искусные актеры, непринужденно исполняют свои ежедневные роли.

Так около девяти часов утра на алее, проходящей вдоль огороженной сетчатым забором собачей площадки, которая примыкает к Тимуровской улице, появляется решительного вида и крепкого телосложения мужчина. Одет он в черную куртку, а на голове – фуражка с напущенным на козырек заостренным верхом. Крупные черты лица мужчины выдают в нем предка тех ещё до монгольских булгар. Тяжелые зимние ботинки «печатают» каждый шаг. В походке, в скупых движеньях рук мужчины есть что-то механическое, и мне на ум приходит пушкинский «Каменный гость». И я уже представляю, что это статуя Командора решительно отмеряет шаги по каменным мостовым Мадрида.

И ещё я заметил, что если идти навстречу «Командору», то он надвигается на тебя как монументальная неизбежность. А если смотреть ему вослед, то в его походки видится едва заметная торопливость. И я вдруг представляю, что Командор, по неведомым причинам, задержался, пропустил роковой час ночи, когда Дон Гуан объяснялся в любви его жене-вдове Доне Анне. Но он еще надеется застать и наказать коварного соблазнителя в её покоях и поэтому намеренно ускоряет шаг.

А сразу за собачьей площадкой, если двигаться от Луганской в сторону Бакинской улицы, почти каждое утро, разыгрывается сюжет другой сказки. Здесь на небольшом квадрате леса, «огороженного» мощенными плиткой аллеями, в глубоком снегу по диагонали протоптана узенькая тропинка. Около девяти часов утра на этой тропинке появляется «Золушка» – стройная немолодая женщина, одетая в тёмно-серого цвета длинное пальто с серым меховым воротником. На голове женщины – серая вязаная шапочка, а на руках – такого же цвета вязаные рукавицы. На согнутой в локте левой руке висит, с виду пустой, пластиковый пакет-сумка зеленого цвета.

Золушка медленно движется по тропинке в туманном мареве, как бы вслушиваясь и вглядываясь в утреннюю серость леса. Дойдя до края тропинки (до пересекающей тропинку аллеи), Золушка останавливается, как бы в нерешительности, а потом разворачивается и так же медленно, ожидаючи чего-то, идет в другую сторону. И пока я гуляю в различных направлениях по аллеям парка, Золушка всё ходит и ходит по лесной тропинке туда и обратно, как заколдованная. И я представляю, что она, в ожидании Феи, которая должна была превратить её в принцессу, а тыкву в карету, потеряла счет времени и состарилась.

А в это же самое время на аллее, берущей начало от места, где пересекаются улицы Бакинская и Тимуровская, и по диагонали, ведущей к Кавказскому бульвару, появляется Фея. Она движется решительной, но легкой походкой, несмотря на плотное телосложение. Над крупноватым красивым белым лицом нимбом возвышается копна соломенного цвета волос, заколотых на затылке заколкой под янтарь. От этой красоты, как и от любой сказочной волшебницы, веет величественностью, холодом и недоступностью.

Я долго мучился сомненьями и догадками – почему Золушка и Фея, находясь в одно и то же время в одном и том же лесу, не сойдутся и не дадут сказочному сюжету нужное развитие. И вот однажды, во время очередной прогулки, оказавшись рядом с Феей, я вдруг увидел, что в её уши вставлены белые миниатюрные наушники. И тут только я понял, что Золушка и Фея разошлись во времени. Золушка осталась в том наивно-мудром сказочном времени конца XIX – середины XX века, а Фея, будучи волшебницей, вскочила в последний вагон информационного общества. Видимо, она увлеклась современной музыкой и уже не может слышать и понимать русский народный фольклор. По этой причине не слышит она и тихих призывов о помощи от несчастной Золушки. Время разделило, развело этих сказочных персонажей и им уже не сойтись.

Перейдя Луганскую улицу на зеленый свет светофора, который расположен рядом с Кавказским бульваром, на диагональной алее парка появляется еще один сказочный персонаж. Это небольшого роста щуплый старик, переставляющий перед собой палки для скандинавской ходьбы. Одет старик во все черное и даже на глазах – темные солнцезащитные очки. Лишь зимняя шапка-ушанка с загнутыми назад и зафиксированными на затылке «ушами», подшита серым мехом.

Походка у старика не очень уверенная. Видимо передвижение дается ему непросто. А со стороны кажется, что он, невпопад перебирая палками и подтягивая к ним ноги, как бы путает следы. И я, ругая себя за цинизм, всё же нарек старика «Лешим», неизвестно как оказавшимся в шумном городе. Очевидно, в летнее время, в лесной чаще, Леший ходил бы, путая следы и завлекая наивных путников в безвозвратную глушь. Но сейчас в заснеженном городском парке он оказался на непривычном для него «лобном месте».

Дойдя до ближайшей от «перехода» скамейки, которых в парке расставлено по бокам алей великое множество, Леший останавливается, неспешно протирает рукой в рукавице место для посадки, и садится. При этом палки он прислоняет к скамейке справа от себя. Переведя дух, как от проделанной непростой работы, Леший закуривает и сосредотачивается на этом процессе. Выкурив сигарету, Леший поднимается и опять, передвигая то палками, то ногами он не спеша движется к следующей скамейке и процесс с сидением и курением повторяется. И пока я в течение часа вышагиваю, километры по аллеям парка, я обнаруживаю Лешего сидящим то на одной, то на другой скамейке. А вот как он уходит из парка – видеть мне не приходилось. Возможно, он магическим образом растворяется в окружающем ландшафте, как и положено настоящему сказочному лешему.

А в это же время в самом центре парка, рядом с памятным камнем, установленным «В честь защитников отечества,1941-1945», разворачивается сюжет, соответствующий тому историческому времени. Около девяти часов у «заветной» скамейке появляется «Штирлиц». Для конспирации он одет в черную куртку с плотно надвинутым наголову и лицо капюшоном. Справа налево через плечо на ремне, спускающемся почти до колен, у него висит такая же черная, как и куртка, сумка. Лица под капюшоном не разглядеть, но видно, что оно заросло густой бородой и усами.

Остановившись у «своей» скамейке, Штирлиц закуривает сигарету и достает из левого кармана куртки мобильный телефон. Потом он нажимает на телефоне какие-то кнопки и внимательно наблюдает за экраном. Очевидно, что Штирлиц по какой-то причине, оказался без своей радистки Кэт и вынужден сам выходить на связь. Не отрываясь от экрана телефона и продолжая курить, он нервно ходит вдоль скамейки, то в одну, то в другую сторону, «колдуя» над телефоном. Возможно, Штирлиц-«Юстас» никак не может наладить связь с Центром-«АЛЕКСОМ».

Но вот, видимо, связь удалось установить, и Штирлиц успокаивается. Он бросает недокуренную сигарету в стоящую рядом со скамейкой урну и кладет мобильник в левый карман куртки. Очевидно, в ушах у него наушники и связь продолжается. Потом Штирлиц, как бы невзначай, озирается вокруг – нет ли поблизости «хвоста», и не спеша, вразвалочку, чтобы не привлекать внимание, по ближайшей алее перемещается к Тимуровской улице. Там он снова вытаскивает мобильник и опять тревожно смотрит на экран и жмет на «кнопки». Получив очередное задание от «Центра», Штирлиц меняет место своей дислокации и останавливается уже недалеко от Кавказского бульвара. И описанная процедура с телефоном и периодическими перемещениями повторяется многократно.

Возможно, в это утро Штирлицу удалось выйти на связь с группой «Раммштайн», или, по заданию «Центра», он пытался «связаться» с «Марлен Дитрих». Неважно, откуда разведчик-нелегал получает информацию. Главное для него – выполняя задания «Центра», строго соблюдать конспирацию, чтобы не провалить адреса и явки.

И в это же время, мимо колдующего над своей «рацией» Штирлица, мимо бредущей по лесной тропинке в ожидании Феи Золушки, мимо других сказочных и исторических персонажей, по аллеям парка, в поисках «Изумрудного города» проходят пёс Тотошка и постаревшая в долгой дороге девочка Элли. Их верные спутники – Железный Дровосек и Страшила, – видимо, затерялись где-то во времени и пространстве. А Элли со своим верным пёсиком продолжает свой путь уже без случайных попутчиков.

Впереди, быстро, быстро перебирая тоненькими, сравнительно длинными ножками, бежит Тотошка – маленький, одетый в темный брезентовый комбинезон мини чихуахуа. Его заостренная мордочка с чуть выпуклыми глазами-вишенками полна достоинства от выполняемой им работы проводника, а выгнутый как турецкая сабля хвостик, похож на антенну. Тотошка периодически приостанавливается и оглядывается, чтобы Элли поспевала за ним. А Элли – высокая стройная женщина немолодого возраста, одетая во всё черное – шагает за Тотошкой широким и быстрым шагом. Видимо парочка торопиться, чтобы быстрее прийти в Изумрудный город, и без устали накручивает километр за километром по аллеям парка. И мне слышится наивная, но милая песенка: «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной…».

Я тоже накручиваю свои утренние километры и прохожу мимо скамейки, стоящей на краю парка, примыкающего к Кавказскому бульвару. Сейчас, в морозном январе, памятная скамейка пустует, а в более теплый осенне-весенний период на ней и рядом каждое утро разворачивается сюжет ещё одной повести. Около девяти часов утра к скамейке подходит высокий стройный мужчина в возрасте около шестидесяти лет, и я узнаю в нем постаревшего, но не утратившего привлекательности, «Ромео». Закурив сигарету, он неспешно ходит рядом со скамейкой, периодически поглядывая в сторону находящегося на той стороне Кавказского бульвара супермаркета «Перекресток», который открывается в 9.00.

Минут через десять-двенадцать на аллее, берущей начало от Кавказского бульвара, появляется Джульетта – слегка располневшая женщина в видавшей виды черной шубе. Над широковатым лицом Джульетты – копна завитых в разные стороны каштанового цвета волос, в правой руке – большого формата чёрная дамская сумка. Подойдя к скамейке, Джульетта по-хозяйски усаживается на ближайший по её ходу правый край скамейки и достает из сумки бутылку водки и какую-то закуску. Ромео, не присаживаясь, берет бутылку, раскупоривает её, и наливает в пластмассовые стаканчики себе и подруге «отравное зелье». Потом «влюбленные» берут наполненные стаканчики, и что-то сказав друг другу, выпивают.

У возможного читателя может возникнуть закономерный вопрос: а не слишком ли грубо притянут описанный мной выше сюжет с «влюбленной» парой к трагедии Шекспира?! В своё оправдание могу сказать следующее: Кульминацией печальной «повести» о Ромео и Джульетте является момент, когда они выпивают кубки с ядом и умирают. Если исходить из предупреждения и предостережения Минздрава, что «алкоголь это ЯД!», то и в нашем случае всё становиться на свои места. Возможно, ещё в юном возрасте наши русские Ромео и Джульетта, как и их далекие итальянские сверстники, решили испить свои кубки с ядом. Но спиртовой яд, в отличие от итальянской отравы, времен Шекспира, действует более медленно. Поэтому описанные мной русские Ромео и Джульетте вынуждены изо дня в день повторяют процедуру своего отравления, чтобы, в конце концов, достичь результата, описанного в пьесе Шекспира. И по одутловатому лицу Джульетты видно, что её душа и тело уже много лет принадлежит, отнюдь, не Ромео, а коварному Бахусу.

Пустующая в морозное январское утро «памятная» скамейка отвлекла меня от реального времени, которое уже перевалило за половину десятого – время появления следующих персонажей утреннего спектакля.

Из сетчатых дверей собачей площадке на аллею выходит «Хозяйка медной горы» – высокая, крепко сбитая крупная женщина в синем синтетического покроя пальто с капюшоном, накинутым на голову. Из-под капюшона упрямо выбивается густая прядь тёмно-русых волос. В карих глазах – воля и вселенская забота ко всему окружающему. К поясу Хозяйки прикреплена небольшая черного цвета сумка, очевидно с алмазами и жемчугами. На поводке она держит тёмно-серого с рыжими подбрюшными подпалинами пса, с виду похожего на овчарку, но несколько меньшего размера и с чуть загнутыми вперед кончиками, стоящих у основания, ушами. Поэтому у «хозяйкиного» пса, как и у булгаковского Шарика из «Собачьего сердца», есть все основания сказать: «Потаскуха была моя бабушка, царство ей небесное, старушке». Пёс уже вдоволь набегался на собачьей площадке со своими разномастными и разновеликими сородичами и теперь готов послушно следовать за Хозяйкой.

Как только Хозяйка со своим псом оказывается на аллее парка, к ней со всех сторон начинают слетаться, кормящиеся в зимнее время в парке птицы: голуби, вороны, грачи. Более смелые и наглые голуби нетерпеливо вышагивают почти у самых ног Хозяйки. Менее смелые вороны и грачи рассаживаются на ветках ближайших деревьев или на земле, но в двух-трех метрах от Хозяйки и пса.

Хозяйка достает из своей черной сумки горсть «самоцветов» и бросает себе под ноги, видимо, для голубей, и ещё пару горстей – чуть подальше – для более осторожных ворон и грачей. В несколько секунд аллея парка перед Хозяйкой и псом превращается в кишащую птицами массу. Вся осторожность и субординация среди птиц, при виде корма, теряется. И уже осторожные вороны и грачи снуют почти у самых ног Хозяйки, стремясь склевать как можно больше корма. Пёс стоит рядом со своей Хозяйкой, и с равнодушным видом глядит на птиц – свою потенциальную добычу. Видимо, он их воспринимает как пёс, живущий в хозяйском дворе, домашнюю птицу.

Бросив под ноги три горсти «самоцветов», и убедившись, что процесс кормления проходит по плану, Хозяйка разворачивается, и идет по аллее в сторону Бакинской улицы. Но она успевает пройти лишь метров пятьдесят, когда её настигают, доклевавшие ранее брошенный корм, птицы. Они буквально окружают её, рассевшись у ног и на ветках деревьев. А прикормленные голуби, своей настойчивостью напоминают не «птицу мира», а наглых уличных попрошаек, в какой-то слаборазвитой стране. Процесс кормления повторяется и Хозяйке удается продвинуться в сторону Бакинской улицы ещё метров на пятьдесят-шестьдесят. Потом птицы настигают её ещё раз, но эта кормежка становиться последней. Впереди на пути Хозяйки и пса уже маячит Бакинская улица со светофорами и машины.

А между тем, время приближается к десяти часам и в «заповедном» парке меняются декорации. Небо уже не похоже на войлочный кокон, до которого ещё час назад доставали своими заснеженными верхушками сосны. Это уже – купол яичной скорлупы, готовый, вот-вот, проклюнуться белесой синевой. Очертания окружающих предметов становятся более отчетливыми и более реальными, теряющими свою утреннюю загадочность. Сказочные персонажи моих утренних прогулок уступают места на аллеях парка другим героям, уже других сказок, легенд и реальной повседневности. И я тоже покидаю парк, чтобы следующим утром, вернувшись, продолжить свои наблюдения и открытия.

Январь 2022 г.