Предательство. Главы 46 - 51

46. Добро и зло

Покидал Алексей Хасавюрт поздним февральским вечером. Провожал отъезжающего лейтенант Синичкин, с которым у Алексея за эти два дня сложились приятельские отношения. Добравшись до своего купе, Алексей застал там дагестанскую семейную пару с сыном лет десяти, которые по-домашнему расположились за купейным столиком. На столе была разложена нехитрая дорожная снедь: домашние лепешки, вареное мясо, две бутылки фруктовой воды и фрукты. Выяснив, что его место находится на нижней полке, Алексей попросил попутчиков поменять его на верхнюю полку. «Там я смогу хоть отоспаться», подумал Алексей.
- Хорошо, дорогой, ложись, где хочешь, только покушай с нами немного, - с приветливой улыбкой обратился к нему коренастый, с крепкой борцовской шеей и мощным подбородком глава семейства, жестом указывая на стол.
- Спасибо, но я перед отъездом поел. Мне бы поспать…
- Конечно, дорогой, поспишь, сколько захочешь. Дорога длинная. Но сейчас мы с тобой должны выпить за нашу победу. За то, что вы, русские, помогли нам прогнать бандитов из Дагестана.
Алексей пытался отказаться от предложения, но попутчик поднялся из-за столика, положил свою правую руку себе на грудь и, слегка поклонившись, попросил с мольбой в голосе:
- Прошу тебя, дорогой, не обижай. Посиди с нами хоть пять минут…
Алексей вынужден был согласиться. Доброжелательный вид и хороший, почти без акцента русский язык попутчика, а также его искренняя просьба тронули Алексея.  Аслан – так звали нового знакомого – усадил Алексея на свое место за столик к окну, а сам расположился с женой и ребенком напротив. Потом он достал из стоявшей под тамбурным столиком сумки бутылку с желто-коричневой яркой, с медалями этикеткой и с торжественными нотками в голосе обратился к Алексею:
- Я тебя угощаю настоящим дагестанским коньяком. Такого ты в магазине не купишь.
Открыв бутылку и разлив содержимое в два пластмассовых стаканчика, Аслан предложил выпить «За нашу победу!». Алексей не возражал.
Коньяк действительно оказался хорошим. Немного перекусив, Аслан снова налил и предложил выпить за то, чтобы дагестанцы и русские жили как братья, и никакие ваххабиты не могли их поссорить.
После второй Аслан стал рассказывать о себе и о своих близких, о недавно пережитых трагических событиях, случившихся после вторжения чеченских боевиков в Дагестан. И Алексей понял, что его попутчика переполняют чувства, эмоции, слова горечи и благодарности, которые он непременно хочет высказать русскому военному.
Аслан, аварец по происхождению, учитель физкультуры и мастер спорта по вольной борьбе, жил в высокогорном селении Рахота,  Ботлихского района, находящемся близ чеченской границы. В первую чеченскую компанию жители этого и других приграничных дагестанских селений приютили в своих домах немало чеченских беженцев. Да и самим чеченским боевикам они оказывали не только моральную поддержку. Но в начале августа 1999-го года в сёла Ботлихского района вошли чеченские боевики и наемники, и стали наводить там свои ваххабитские порядки. Тем самым они нарушили незыблемые горские обычаи и законы (адаты). Большинство мужчин из захваченных боевиками сел ушли в ополчение. Мужа сестры Аслана ваххабиты убили на глазах жены и троих ее детей за то, что он отказался принять их веру. Позже, в ходе наступления на село, жену и детей убитого вывели из-под огня армейские разведчики. При этом один из разведчиков – русский парень – погиб. Сам Аслан с двумя братьями воевал в ополчении. В одном из боев один из братьев погиб, а Аслан получил два ранения. Итоги вторжения боевиков были драматичными. Все приграничные села были почти полностью разрушены и разграблены. Десятки мирных жителей погибли, сотни были ранены. Тысячи людей остались без крова.
- Вот видишь, Алексей, как всё это получилось. Видно Аллаху было угодно наказать нас за наши грехи. За то, что мы сразу не поняли, где наши друзья, а где враги. Ведь мы старались нашим соседям чеченцам делать добро, а они нам отплатили злом. Мы федеральным войскам, хоть и не открыто, но, порой, делали зло, а они нам отплатили добром. Я лично видел, как отважно сражались и порой гибли русские солдаты, освобождая нашу землю от бандитов. Воистину друзья познаются в беде…
Проснулся Алексей от яркого солнца, которое светило в вагонное окно сквозь мчавшиеся мимо придорожные деревья, то скрываясь за ними, то проглядывая в не засаженных деревьями местах. Он сладко потянулся, упираясь ногами в тамбурную перегородку, и потер ладонями уши, стараясь окончательно согнать с себя вязкую дремоту. Взглянув вниз, он увидел сидящего за столиком напротив мужчину, с виду похожего на священнослужителя. «А где же Аслан?» подумал Алексей. Но, вспомнил, что его вчерашние попутчики должны были сойти на какой-то станции ранним утром. Ему стало неловко за то, что не попрощался со своими новыми знакомыми. «А Аслан, видимо, не хотел меня беспокоить», продолжал размышлять Алексей. «Хороший человек этот Аслан. Настоящий мужик…».
- Чайку не желаете? – прервал размышления Алексея голос снизу.
 - Неплохо бы…, - неопределенно промолвил Алексей. – Но мне надо сначала умыться…
- Вот и хорошо. Идите, умывайтесь. А я пока организую нам чай.
Алексей был тронут вниманием почтенного незнакомца, в солидном возрасте, заросшего густой, со значительной проседью, бородой. Поэтому он не стал медлить. Спустился вниз, и, прихватив туалетные принадлежности, пошел умываться. Когда он вернулся в купе, то на столике в подстаканниках стояли два стакана слегка «дымившегося» чая, в плоской открытой стеклянной баночке с зеленоватой наклейкой и надписью  «Икра минтая» находился, видимо, бледно-янтарный мёд, рядом на белой салфетке лежали подрумяненные сушки.
- Присаживайтесь, молодой человек, - пригласил новый попутчик. – Вас как величать?
- Алексей, - присаживаясь и отчего-то смущаясь, ответил Алексей.
- А по батюшки…?
- Алексей Андреевич, но можно и просто – Алексей.
- А меня Прокофием родители нарекли. А по батюшке я Павлович. Угощайтесь, Алексей Андреевич. Медок свой, с монастырской пасеки. Да и сушки из своей пекарни. Испечены по особой закваске, без дрожжей. В магазине таких не купишь. Только за чай поручиться не могу. Что там в пакетик насыпали – один бог ведает. Краски много, а вот с чайным ароматом не очень…
Видя, что Алексей смущается и не знает, как приступить к чаепитию, Прокофий Павлович взял со стола сушку, раздавил её в руке и положил разломленные кусочки на край салфетки. Потом он взял один из кусочков, подцепил им из баночки слегка засахарившийся мёд и демонстративно отправил себе в рот. Потом он отхлебнул из стакана чай и обратился к Алексею:
- Вот так я Вам советую пить чай. И аромат мёда сохраняется, и вкус чая, и хлебный запах сушек можно ощутить.
Алексей последовал примеру «батюшки», как он мысленно назвал нового знакомого, и был приятно удивлен необычайному вкусу сушек и мёда. Несколько минут попутчики с явным удовольствием наслаждались чаепитием. Первым заговорил «батюшка».
- Извините за любопытство, а Вы, Алексей Андреевич, не из Чечни ли путь держите?
- Да, я…, как бы, из тех мест. - Без видимой охоты ответил Алексей. Ему не хотелось в этой приятной обстановке благодатного чаепития вспоминать недавние события военной жизни. Да и его статус сотрудника ГРУ обязывал особо не афишировать род своей деятельности и пути перемещения.
- Еще раз покорнейше прошу извинить меня, - уловил «батюшка» настороженно-неприязненный тон Алексея. – Но я не из праздного любопытства Вас спросил. До середины 95-го года я был настоятелем Михайло-Архангельской Харлампиевской церкви в Гудермесе. Это необычайный храм, в котором еще до революции благословляли моряков, уходящих в плавание. В этом храме 5 марта 1904 года венчался лейтенант императорского флота Александр Колчак – будущий российский адмирал. После большевиков-безбожников пришлось приложить немало сил для восстановления храма. До начала первой военной компании приход у нас был весьма солидный. А потом к власти пришли безбожники-ваххабиты и стали глумиться над прихожанами: грабили, убивали, насиловали, выгоняли из собственных домов. Многие из обиженных и запуганных искали спасение в храме. До поры боевики храм не трогали. Видно, боялись грех на душу взять. Но однажды, прямо во время вечерней службы, какая-то пришлая банда ваххабитов забросала храм гранатами. Много тогда погибло ни в чем не повинных  людей: кто от взрывов и осколков, кто от давки, которая началась потом, а кто от душевных мук.
Сам я получил несколько ранений, и лежал у алтаря, истекая кровью и моля Господа Бога, чтобы он меня и всех невинно убиенных в храме не оставил своей милостью. Я готовился к встрече с Всевышним и уже отрешился от мирских дел. Оказалось, что я просто потерял сознание. Видно Господь посчитал, что я еще не все свои мирские дела переделал. Очнулся я уже в больничной палате. Как потом удалось выяснить, первую помощь мне оказали уцелевшие в этом побоище прихожане. А вывезли меня полуживого из Гудермеса на своей личной машине два чеченца, жившие неподалеку от храма. За что я им весьма благодарен. Ведь они, в сложившихся условиях, спасая меня, сами подвергались смертельной опасности. С того самого прискорбного дня я нахожусь в неведении о судьбе моего храма и моих прихожан. Душа болит, как будто я дитя свое кровное бросил на произвол судьбы. Вот я Вас и хотел спросить, Алексей Андреевич, не случалось ли Вам быть в Гудермесе и лицезреть сей знаменитый и многострадальный храм? Что с ним теперь…?
Алексей слушал рассказ, и ему становилось неловко за то, что он первоначально принял вопрос «батюшки» - «не из Чечни ли путь держите?» - за праздное любопытство. По ходу рассказа Алексей вспоминал, как в ноябре 1999-го их разведбат, вместе с другими подразделениями федеральных войск участвовал в блокировании находящихся в Гудермесе бандформирований. Боевикам было предложено сложить оружие, чтобы не подвергать город штурму и возможным разрушениям, а жителей опасности. Под давлением старейшин и общественности города, многие полевые командиры согласились сложить оружие и сдаться в плен. Пытавшиеся прорваться из блокированного города боевики были почти полностью уничтожены.
После «зачистки» города от боевиков, Алексей по служебным делам дважды проезжал на броне БТРа мимо Харлампиевской церкви, которая больше походила на развалины, чем на Божий храм. Видимо, в годы существования «независимой» Ичкерии, знаменитая христианская святыня стала объектом разграбления и надругательства для радикальных исламистов и алчных или недалеких обывателей. Сейчас Алексей оказался в сложной ситуации. С одной стороны, ему не хотелось травмировать «батюшку» описанием увиденного, с другой стороны, но не мог, не имел права утаить факт разрушения храма.
- Да, Прокофий…- Алексей, видимо под впечатлением от рассказанного «батюшкой», забыл его отчество.
- Павлович, - с готовностью подсказал «батюшка».
- Извините, Прокофий Павлович.
- Ничего, ничего. Я Вас слушаю…
- Бывал я в Гудермесе месяца три или четыре назад. Довелось мельком взглянуть и на Ваш храм. К сожалению, ничем Вас не могу порадовать. Храм подвергся разграблению и находится в запустении.
- Я так и думал, и даже слышал кое-что от людей, - обреченно проговорил «батюшка». – Но все ж  хотелось узнать про это со слов очевидца.
- Да Вы, Прокофий Павлович, не переживайте. Война скоро кончится. И тогда можно будет восстановить храм заново. Я думаю, что и чеченцы Вам в этом деле тоже помогут. После того, что там творили ваххабиты и пришлые наёмники, большинство из чеченцев осознало, что им без России и русских никак нельзя.
- Я это знаю, Алексей Андреевич. Мне даже сон вещий был. А такие сны имеют обыкновение сбываться. И в этом сне Харлампиевская церковь величественно стоит и сияет всеми своими куполами. А с небес нисходит божья благодать. Вот только Господь призовет меня к себе раньше этого радостного события.
- А разве об этом можно знать…? Ну, когда кого Господь к себе призовет? – удивился и засомневался Алексей.
- Я же Вам говорил, что был мне вещий сон. А в нем и про храм, уже восстановленный, и про то, что взирать на этот храм я буду уже с небес.
- Но это только сон и не более. Мне тоже иногда сны снятся. Но в них обычно происходит какая-то несуразица.
- Вещий сон, Алексей Андреевич, это не обычный сон. Ему, как правило, предшествует большая работа души…
- А в чем состоит эта самая работа?
- Мне сложно Вам объяснить…. Но я постараюсь. Работа эта может состоять и в молитве, и в воздержании, и в повседневном труде, и в созерцании всего сущего. Но во всех этих делах человек должен помнить о своем высшем предназначении. Суть же этой работы состоит в развитии духовных способностей к познанию того, чего невозможно познать научными методами или повседневной практикой…
Алексей был в замешательстве. Он и верил, и не верил в предсказания «батюшки» и в его «вещие» сны. Вдруг он вспомнил про то, как его мать хотела, чтобы он поговорил с настоятелем церкви отцом Владимиром. Тогда Алексей не знал, о чем можно говорить с «попом». Сейчас, благодаря нечаянной встречи с «батюшкой», его отношение к священнослужителям и к самой церкви изменилось. И теперь Алексей вдруг понял, о чем ему надо поговорить с этим умудренным жизнью и «работой души» старцем. И он, преодолевая робость, спросил:
- Прокофий Павлович, как Вы относитесь к такому явлению как предательство?
- Весьма негативно. А почему Вы задали этот вопрос?
- Потому что меня он очень волнует. В последние годы приходилось не раз сталкиваться с этим явлением. Многие мои товарищи погибли из-за того, что их предали. Да и, как мне удалось недавно выяснить, эта странная война так долго продолжается из-за того, что в руководстве нашей страны и армии появились предатели, которые почти открыто делают бизнес на солдатской крови. А мне еще ротный говорил что-то про Иуду и про круги ада. Вот я и решил спросить Вас: как это явление можно расценивать с позиции верующего человека?
- Этот вопрос, Алексей Андреевич, весьма не простой. Среди священнослужителей и теологов неоднократно появлялись люди, пытавшие оправдать предательство Иуды. Даже существует «Евангелие от Иуды», в котором Иуда предстает центральной фигурой времен распятия Христа и чуть ли не главным мучеником за веру. Все это свидетельствует о падении духа отдельных людей, которые пытаются оправдать и даже героизировать  Иуду-предателя. Такие люди в большинстве своем осознано или на уровне подсознания понимают, что они в определенных обстоятельствах тоже могут предать. Поэтому они ищут оправдание своим возможным проступкам в оправдании Иуды.
- По Вашему выходит что люди изначально делятся на честных, преданных, и на тех, кто может предать?
- Не совсем так. Дьявол, очевидно, искушает каждого из нас в равной мере. Но дух Иуды вселяется, как правило, в людей с низкими нравственными качествами, или ослабленными духовно какими-то испытаниями. А вот нравственные  качества закладываются в человека не только по рождению, но и в ходе его воспитания и последующей жизни. Например, большевики, захватив власть в стране, стали низвергать не только религию, но и основные принципы нравственности, которые вырабатывались православной церковью и русской культурой многие столетия. При этом наибольший нравственный упадок и цинизм этой власти проявился в созданном ей образе «Павлика Морозова» - героя-предателя, с которого все должны брать пример. И сам несчастный ребенок в этом не виноват. Он всего лишь жертва большой и циничной политики, или большого предательства…
Алексей уже читал книгу Юрия Дружникова «Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова», в которой подробно описывалось, как из убитого работником НКВД ребенка большевиская пропаганда формировала в общественном сознании «образ героя». Между тем, «батюшка» продолжал…
- … Таким образом, большевики пытались внушить людям, что предавать можно и даже необходимо, когда этого требует какая-то «высшая», в их понимании, цель. И в наши дни тоже нередко вора и предателя, сколотившего немалый капитал на своих злодеяниях, почитают, чуть ли не как героя. Но это, конечно же, от лукавого. Предательство во все времена понималось церковью как тяжкий грех.
- А простить предательство можно? – задал Алексей еще один, волновавший его вопрос. – Ведь в священном писании, насколько я слышал, не помню от кого, говорится, что нет такого греха, который нельзя было бы простить.
- Верно. В священном писании сказано, что любой грех может быть прощен.
- Извините, Прокофий Павлович, но этого я понять не могу. Как можно простить командира, предающего своих солдат,  политика, предающего своих сограждан? Как можно простить тех, кто на слезах и крови людей, им доверившихся, делают себе состояние или утверждаются во власти?
- Давайте, Алексей Андреевич, сначала разберемся в понятиях. Слово «прощать» означает миловать или аннулировать долг. Между близкими людьми – это акт любви и милосердия. Между сторонними людьми, например, между сослуживцами или соотечественниками, прощение – это решение не иметь ничего против другого человека, независимо от того, что он нам сделал. Прощение Господа нашего - это акт любви, милосердия и благодати к своим заблудшим чадам.
Теперь о том, кто кого и как должен прощать. В своей повседневной жизни Господь дал нам свободу выбора, и мы сами вольны решать: кого простить, а кого нет. На уровне государства существует судебная система, которую общество наделяет правом определять меру наказания и меру прощения для преступника. Что же касаемо Божьего суд, то там на всё Его воля. И вот на этот случай в священном писании говорится, что любой человек, если он искренне раскаялся и истинно уверовал в Иисуса Христа как в своего Спасителя, может получить прощение и Божью благодать…
- Вот это мне и непонятно, - с волнением и нетерпением в голосе вступил в разговор Алексей. – Получается, что любой подлый человек может всю свою жизнь воровать, предавать, убивать, и жить в свое удовольствие, а потом покаяться, признать «своего Спасителя», получить от Него прощение, и прямиком отправиться в Рай.
- Ваше возмущение вполне понятно и не лишено логики и здравого смысла. Но суть проблемы состоит в глубине падения и в глубине покаяния. Глубину падения можно определить по тому, в каких обстоятельствах и с какой целью совершено предательство. Одно дело, если человек предал под пытками или в каких-то невыносимых для него или для его родных и близких обстоятельствах. И совсем другое дело, если человек совершил предательство по своей свободной воле, ради наживы или власти. Такой человек ставит свои личные интересы и свою личную жизнь превыше всех иных, предавая тех, кто ему доверял. Глубина падения Иуды в том и состоит, что он был приближен и обласкан Иисусом, наделен доверием Спасителя, сделавшего его хранителем общинной казны. Но Иуда возжелал большего. И это был его свободный выбор.
Теперь о глубине покаяния. Вы думаете, что любой грешник, получивший за свое предательство причитающиеся ему «серебряники», способен по своей воле отказаться от всех незаконно нажитых благ, и искренне покаяться в содеянном?
- А почему бы и нет?
- Я так не думаю. Ведь речь опять идет о свободном выборе, а не о принуждении к покаянию. При этом надо различать понятия «покаяние» и «раскаяние». Последнее может быть следствием мучения совести, или осознанием упущенной выгоды. Покаяние, в отличие от раскаяния – это жертвенный акт, когда человек отрекается от всех своих грехов и не ищет в этом акте личной выгоды; когда он просит прощения у тех, кого он предал, и у Бога, за то, что нарушил его заповеди. Иуда тоже раскаялся, осознав содеянное. Но он это сделал от отчаяния, из-за неправильного выбора и упущенной выгоды. При этом он не покаялся перед Тем, Кого предал. Вы можете себе представить, что кто-то из тех, кто предавал Вас и ваших товарищей, по доброй воле раздал незаконно нажитое имущество и власть, отрекся от своей гордыни, и в одном рубище замаливает свои грехи? – «Батюшка» сделал паузу, как бы давая возможность собеседнику вообразить картину «кающихся грешников».
Алексею не потребовалось больших усилий, чтобы в его воображении, из глубины подсознания стали «всплывать» лица и поступки тех, кого он считал предателями. Он вспомнил самодовольное лицо генерала, подписавшего Хасавьюртовское соглашение, которого буквально распирало от ощущения собственной значимости и президентских амбиций, от внезапно свалившейся возможности командовать боевыми генералами и распоряжаться судьбами многих тысяч людей. Вспомнил чем-то похожего на беса коммерсанта и политика, озабоченно суетящегося вокруг самодовольного генерала и в уме подсчитывающего свою коммерческую и политическую выгоду от подписанного соглашения. Вспомнил еще одного генерала, который стоя перед строем разведчиков, и посылая их на верную смерть, уверял их, что в селении Дуба-Юрт нет боевиков…
- Ну, что представили? – вернул Алексея в реальность «батюшка».
- Нет, кающимися я их представить не могу.
- И я тоже. Ибо в Святом Писании сказано: «Проклят, кто берет подкуп, чтобы убить душу и пролить кровь невинную!» Суть проблемы в том, что человеку, вступившему в сговор с сатаной, непросто от него избавиться. Не для того сатана искушал этого грешника. И дело здесь не только и даже не столько в тяжести совершенного преступления, а в качестве самой души этого грешника, которую трудно очистить от скверны его грехопадения.
В мире непрерывно идет борьба между добром и злом. Цена этой борьбы – человеческие души. Ведь все, что в мире происходит, это лишь отражение того, что творится в наших душах. Поэтому каждый человек, ведает он это или нет, находится на переднем крае этой борьбы. Каждый из нас волен делать добро или зло. Но каждый должен знать, что за причиненное другим зло придется платить своей загубленной душой…

47. Выборы и выбор

На Курском вокзале Алексея встречали: отец, сестренка Аня и Стас, который, наконец, приобрел себе хотя и подержанный, но вполне приличный просторный «Мерседес». Мама в это время присматривала за внуком и хлопотала по дому в ожидании сына. Стас довез своих пассажиров до самого подъезда и, сославшись на дела, уехал, обещав зайти после работы.
Алексею не терпелось увидеть сына. Поэтому он, после радостных объятий и осуждающих причитаний мамы, предварительно сняв верхнюю одежду и вымыв руки, попросил показать ему Серёжу.
- Проходи, Алёша, он у нас в большой комнате в кроватке, - радостно хлопотала вокруг сына мама.
Сережа сидел в детской кроватке и тряс красно-синюю с длинной дугообразной ручкой погремушку. Увидев идущего к нему Алексея, он сначала уставил на него свои нежно-синие, прозрачные как ясное небо глаза, а потом, забавно сморщив носик, стал хныкать.
- Сергунчик, сыночек, не плачь. Это твой папа, - стала успокаивать ребенка Вера Васильевна, беря его на руки.
На бабушкиных руках ребенок почувствовал себя в безопасности и стал с любопытством разглядывать Алексея, который в это время пытался подобрать нужные слова типа: «я твой папа», «я тебя не обижу», чтобы завоевать доверие сына. В какой-то момент внимание сына привлекла орденская планка на груди Алексея. Сережа дотянулся до нее рукой и стал ее рассматривать, пытаясь словами выразить свои впечатления: «о-о-о… ди-ди…». Алексей осторожно взял Серёжу из маминых рук и сын не стал возражать. В этот момент Алексей почувствовал себя самым счастливым человеком на свете…
Сидя за столом, счастливые члены собравшейся вместе семьи никак не могли наговориться. За прошедшие почти семь месяцев со дня внезапного отъезда Алексея произошло немало событий и в их семье, и в стране. Много было пережито и передумано. Для родителей и для сестренки оставался неясным вопрос о Наташе, но они деликатно его обходили. Тогда Алексей сам рассказал им об обстоятельствах гибели Наташи. За столом возникла пауза, нарушаемая лишь невнятным бормотанием играющего в своей кроватке Сережи.
- Господи, упокой её грешную душу и прости ей грехи её, вольные и невольные, - еле слышно проговорила Вера Васильевна.
Видимо желая переключить разговор на другую тему, заговорил отец:
- Алексей, а ты знаешь, что твой сослуживец Николай, за которого ты хлопотал насчет протезов, сейчас живет в Москве?
- Как в Москве? – недоверчиво спросил Алексей.
- А вот так. У него там, в Тамбове, что-то не заладилось с работой и учебой. Вот и пришлось  перебираться в Москву. Да ты сам можешь ему позвонить и поговорить. Он оставил мне свой номер телефона.
На следующий день Алексей позвонил Николаю и услышал знакомый голос. Николай был очень рад, что Алексей живым и здоровым вернулся домой. Еще он пожелал в ближайшее время встретиться. На что Алексей сказал: «Если есть время, то приезжай, хоть сейчас», и услышал в ответ:
- Конечно, не вопрос. Вечером буду у тебя.
- Тогда, до вечера.
Когда Алексей на призывный зов звонка, открыл входную дверь, то он с трудом узнал в молодом высоком человеке инвалида, сидевшего полгода назад в переходе. На лице, посечённом во время ранения осколками, уже не было видно явных шрамов. «Видимо, над ним неплохо поработал пластический хирург», - подумал Алексей.  Николай был одет в длинное, серое пальто, перехваченное поясом, небрежно завязанным спереди; на шею был накинут белый шарф, один конец которого свисал на грудь, другой – на спину; его голову венчала черная, с чуть загнутыми краями, шляпа; правой рукой молодой человек элегантно опирался на трость. «Пижон, да и только», - восхитился преображению сослуживца Алексей.
Друзья обнялись, осыпая друг друга добрыми словами. За семейным ужином сослуживцы вспоминали о том, как они нечаянно встретились в подземном переходе метро, как выбивали деньги из работорговцев и многое другое. При этом они шутили и смеялись, как будто речь шла не о серьёзных, и даже трагических, вещах, а о детских шалостях. Николай, не без гордости, рассказал Алексею и его родителям (сестренка Аня в этот вечер была где-то по делам) о том, что когда он вернулся из Москвы, то его невеста Таня настояла на их срочной женитьбе. И Николаю с большим трудом удалось отсрочить свадьбу до того времени, когда будут готовы протезы.
- Что же ты жену с собой не взял? – с укоризной спросила Вера Васильевна.
- В следующий раз непременно возьму, - слегка смутился Николай. – А сейчас я приехал как бы на разведку. Ну, чтобы узнать, можно ли мне к вам явиться со своей Танюшкой.
Потом Николай с волнением в голосе благодарил Алексея и Андрея Ивановича за помощь в приобретении протезов и вообще за соучастие в его личной жизни. Говоря о своих импортных протезах, он не сдержал эмоций и, встав из-за стола, притопывая правой на протезе ногой, стал хвалиться:
- Видите – как своя. А с тростью я хожу только для страховки. Я как освоил этот протез, для меня началась новая жизнь. А тут еще Танюшка подсуетилась. И деньги нашла, и пластического хирурга московского. Подправил он немного мое личико…
Родители Алексея поужинав, разошлись по своим делам, к обоюдному удовольствию сослуживцев. Каждому из них хотелось наедине о многом рассказать и многое услышать от друга. Первым задал волновавший его вопрос Николай:
- Лёша, у меня со времени твоего отъезда из головы не выходит ситуация с твоей…, - на слове «твоей» Николай запнулся, а потом, видимо, найдя нужные слова, продолжал, - Ну, в общем, проблемой с матерью твоего сына.
Алексей, опуская детали, рассказал сослуживцу, как Наташа сбежала из роддома; как он узнал, что она опять в Чечне, и опять отстреливает наших бойцов; рассказал также о своих раздвоенных чувствах: как он одновременно искал и не желал встречи со снайпером Белкой. Когда рассказ дошел до его очной ставки с Белкой и последовавшей за этим её гибели, Алексей разволновался, как бы вновь переживая уже прожитые события.
После рассказа возникла небольшая пауза, которую прервал Николай:
- То, что случилось, наверное, и должно было случиться. В этой ситуации, отнюдь не радуясь смерти Белки, я рад, что к её смерти ты лично не причастен. Иначе с «этим» жить и воспитывать сына было бы очень тяжело.
Чтобы перевести разговор на другую тему, Алексей предложил выпить.
- Давай за тебя, - поддержал его Николай. – За то, что ты живым и невредимым вырвался из очередного ада, который периодически устраивают стране коррумпированные чиновники.
Когда сослуживцы выпили и закусили нарезкой из колбасы и ветчины, заговорил Алексей:
- Если честно, Николай, то я тебя не узнаю. За прошедшие с той встречи месяцы, ты так здорово изменился. И дело даже не в протезе и твоем внешнем виде, а вообще. За весь вечер ты даже не произнес свое коронное «зёма». Что с тобой произошло?
- Если говорить коротко, то я за это время из униженного коррупционной государственной системой подданного, превратился в свободного гражданина. По крайней мере, относительно свободного.
- Это как? – не понял Алексей.
- В двух словах это не объяснишь, но я попробую. Раньше я, ну, сразу после ранения, все надеялся на помощь государства и различных его организаций. Но на протезы мне пришлось зарабатывать, не без твоей помощи, самому, хотя и не вполне праведным путем. Государство послало меня на войну, чтобы я защищал его интересы. А когда я искалеченный вернулся, оно меня банально кинуло. Вот тебе первый урок.
Второй и, наверно, главный урок я получил во время прошедших в декабре 99-го года выборах в Государственную Думу. Ты же знаешь, что на время голосования каждая школа превращается в избирательный участок, а почти все учителя становятся членами избирательной комиссии. Так было и в моей школе. Но уже недели за две до выборов нас собрал директор в учительской на инструктаж. Перед нами выступил какой-то высокопоставленный чиновник и открыто заявил, что мы должны сделать все возможное и невозможное, чтобы на нашем участке победила партия власти. «Победит – получите солидные премиальные. Не победит – будем делать оргвыводы». Меня все это покоробило, но сразу я не придал этому значение.
Самое интересное началось во время голосования. В первые минуты, после открытия нашего избирательного участка, автобус подвез к нам человек 25 с открепительными талонами. Мы их зарегистрировали и они проголосовали. Но открепительные талоны, по команде нашего директора и одновременно председателя избирательного участка, мы у них не изъяли. И они с этими же талонами поехали голосовать на другой избирательный участок.
Во время подсчетов голосов директор незаметно подбросил в общую кучу приличную пачку уже заполненных бюллетеней. Одного из наблюдателей, заподозрившего неладное, вывел присутствовавший на участке милиционер, под предлогом его неадекватного поведения. Также я видел, что некоторые члены комиссии – наши учителя, при подсчете голосов называли не ту партию, которая была отмечена в бюллетене. Когда составили итоговый протокол, я, как член избирательной комиссии, отказался его подписать.
Председатель и другие члены комиссии, конечно же, обошлись и без моей подписи, но уже через пару дней последовали оргвыводы. Мое поведение обсуждалось на педсовете. Все говорили, что я не понимаю исторического значения политического перелома в жизни страны и не уважаю коллег, которые могут лишиться вожделенной премии. Я не выдержал и говорю: «Как вы можете учить детей, если у их же родителей воруете голоса? А что касается партии власти с её исторической миссией, то нельзя начинать новую политику с обмана своих соотечественников». В ответ поднялся такой шум, что я готов был бежать от этого сборища вороватых моралистов. А директор тут же подписал приказ о моем увольнении с формулировкой: «За несоответствие занимаемой должности». На следующий день, в знак солидарности со мной, уволилась из этой же школы и моя Танюшка, учительница английского языка.
Дальше начались не менее интересные события. В какую бы школу не попытался я устроиться, везде следовал отказ, хотя я знал, что там нужны учителя истории и обществоведения. Мало того, под надуманным предлогом меня отчислили из института. Порочная система власти мстила мне за то, что я указал на её порочность, и за то, что не хотел мириться с её преступлениями. Все это только со стороны выглядит геройством. А в действительности, я был в отчаянии. Мы ведь с Танюшкой только свадьбу сыграли и у нас долгов, как у дурака махорки. Если бы не Танюшка, наверное, снова бы запил. Она по интернету нашла работу переводчика  в Москве, да еще с такой зарплатой, о которой мы и мечтать не могли в нашем городе. Мы сняли однокомнатную квартиру и переехали в Москву. Я сумел перевестись в столичный вуз, а чуть позже, меня взяли преподавателем в колледж. Вот я и стараюсь соответствовать столичным стандартам и быть конкурентоспособным. Избавляюсь от вредных привычек, хожу с Танюшкой в музеи и театры, учу английский…
- Извини, но я, все же, не понял, в чем суть твоего преобразования из подданного в гражданина.
- А в том, что я нашел в себе мужество и выступил против порочной системы власти, пусть пока на уровне отдельной школы. И в том, что окончательно разуверился в государстве, которое возглавляют коррумпированные чиновники, главная цель которых – личное обогащение. Я больше не собираюсь у вороватых чинуш ничего вымаливать. Граждане должны не просить, а требовать, чтобы государство защищало их интересы. А если оно этого не делает, то граждане должны иметь возможность сменить правящий класс на людей, которые пользуются их доверием. А воров и предателей во власти – судить.
- И как же ты собираешься менять ненавистный тебе правящий режим и судить жуликов и воров? - с иронией в голосе спросил Алексей.
- Пока я, пожалуй, повременю, - тоже с иронией парировал насмешку Николай. – А если говорить серьезно, то проблема состоит в количестве и качестве таких, как я. Если бы в моей школе набралось несколько честных учителей, то мы смогли бы не допустить фальсификации результатов выборов. Более того. Если бы в 96-м в России было достаточно настоящих граждан, то они бы не допустили фальсификации выборов и переизбрания на новый президентский срок спившегося и больного человека. А пока надо стараться не потакать нелегитимной власти, по возможности разоблачать её воровство и обман, и способствовать формированию гражданского общества. Когда нас будет сотни тысяч в городах, и миллионы по всей стране, то мы сможем явочным порядком сменить власть и привлечь к ответу всех, кто предает интересы своего народа. Ведь в соответствии с Конституцией, сам народ является единственным носителем власти. Надо только, чтобы как можно больше людей осознали свое право на власть, и были готовы за неё бороться.
- Ты, я вижу, не очень изменился, в плане своей гражданской позиции. А как насчет стихов, пишешь, или как?
- Пишу понемногу, о том, что волнует.
- А рассказать, слабо?
- Почему слабо? Если желаешь, слушай:

Наша жизнь
 
Одними грезами живем -
Мечты своей рабы
Идем по жизни напролом
На острие судьбы.
 
Смеемся над своей бедой,
Над счастьем плачем
И заражаемся хандрой
На острие удачи.
 
В миру, как факелы горим,
Собой не дорожа,
Босыми душами стоим
На острие ножа.
 
И вся история у нас -
Кровавые следы,
Наш грозный час и звездный час
На острие беды.

- Да, суровые у тебя стихи.
- Какая жизнь, такие и стихи…


48. Кто богат, тот и прав

Со времени возвращения Алексея из Чечни прошло больше трех месяцев. Первый месяц он находился в отпуске. Мама настаивала, чтобы Алексей поехал в какой-нибудь санаторий. Но он решил использовать отпуск для восстановления в институте и сдачи своих задолженностей за пропущенный им первый семестр. Руководство института, учитывая обстоятельства его отсутствия, подтвержденные военкоматом,  в этом вопросе пошло ему на встречу и допустило до занятий и сдачи «хвостов».
На новом месте службы, по условиям контракта, Алексей должен был заниматься физической и боевой подготовкой с начинающими разведчиками. Однако первый месяц он провел на специальных сборах, где ему самому пришлось постигать многие теоретические основы и практические навыки подготовки полевых разведчиков. В дальнейшем  ему приходилось сочетать работу и учебу. При этом большую часть рабочего времени он проводил на загородном полигоне ГРУ, уезжая туда на целую неделю.
Однажды в середине рабочей недели ему на полигон по мобильнику позвонил Стас. Он был очень взволнован. Из его сбивчивого рассказа Алексей понял, что со Светой случилась беда и ей необходима помощь. Стас просил Алексея, если это возможно, то срочно возвращаться домой. Алексей, предварительно договорившись со своим начальством, срочно выехал в Москву. Его воображение рисовало самые трагические события, которые только могли произойти с вроде бы уже чужой, но по-прежнему любимой им, Светой. Когда он к вечеру добрался до квартиры своих родителей, где он продолжал проживать со дня возвращения из Чечни, то Стас его уже поджидал, о чем-то беседуя с Верой Васильевной.
 - Что случилось? – прямо с порога задал Алексей вопрос, мучивший его со времени тревожного звонка от Стаса.
- Проходи, садись. Здесь в двух словах не объяснишь.
Когда Алексей, скинув верхнюю одежду, сменив ботинки на домашние тапочки и помыв руки, присел к столу рядом со Стасом, Вера Васильевна, сославшись на дела, оставила одноклассников наедине.
- Ну, давай, рассказывай, что там со Светой? – сгорал от нетерпения Алексей.
- Насколько я понял, случилось следующее. Примерно месяц назад был убит Валера Розовский…
- Как убит? За что?
- Обычная криминальная разборка. Он был соучредителем банка, через который, видимо, отмывались и выводились за границу наворованные в стране деньги. У Розовских это семейный бизнес. Главным в этом бизнесе, конечно же, является его папаша, Михаил Абрамович. А суть проблемы в том, что после президентских выборов и значительного обновления властной вертикали, начался новый передел собственности. Разворованные в 90-х годах фарцовщиками и бандитами ресурсы страны постепенно переходят в руки силовиков и высокопоставленных чиновников.
- Если Михаил Абрамович в этом бизнесе главный, то почему грохнули Валеру?
- Видишь ль, Михаил Абрамович достаточно известная фигура. Говорят, он имеет тесные связи с «семьей» бывшего президента, и даже финансировал его предвыборную президентскую компанию в 96-м. Его убийство наделало бы много шума и у нас в стране, и за рубежом. Поэтому новые «хозяева» страны решили проблему, как говорится, малой кровью. А для самого Михаила Абрамовича это последнее предупреждение: не отдашь бизнес – отправишься к сыну.
- А причем здесь Света?
- Со слов Ольги Семеновны, Светиной мамы, Розовский старший сворачивает свой бизнес в России и хочет уехать за границу. А Валерина и Светина дочка Настя является единственной наследницей его капиталов. Вот он и предложил Свете вместе с дочкой ехать с ним. А она наотрез отказалась. Тогда он решил отсудить у неё ребенка.
- А разве такое возможно, - недоумевал Алексей.
- У нас в России – всякое возможно, были бы деньги. Так вот. Для начала он поместил Свету в психушку, что бы она ему не мешала. А сам  через суд стал добиваться опекунства над внучкой.
- Какая скотина! – невольно выругался Алексей.
- Но это еще не всё. Накануне судебного заседания, на одном из государственных телеканалов была подготовлена телепередача «Защитим права отцов!» Там показывали несколько сюжетов о том, как разбогатевшие в 90-х мужья развелись со своими женами и потом через суды добиваются лишения их права участвовать в воспитании совместно нажитых детей. Был в этом ток-шоу и сюжет о Розовских. Только в роли отца в нем выступал дедушка Насти, Михаил Абрамович Розовский. Ведущий ток-шоу, Кирилл Небутов, обрисовал ситуацию так, что после гибели Валеры воспитывать Настю, кроме деда, больше некому. Для подтверждения своих слов он предоставил слово адвокату Розовского старшего Михаилу Супевскому. Тот – известный демагог и яростный защитник тех, кто ему платит, начал свою речь издалека. Сначала он призвал всех россиян изживать патологическую ненависть к богатым людям, ведь богатые такие же, как все, только более трудолюбивые и продвинутые. «Я сам в 90-х был весьма бедным человеком. Но благодаря своему трудолюбию и таланту стал вполне состоятельным», - не без гордости констатировал адвокат.
Потом Супевский перешел к самой проблеме. Он охарактеризовал Свету как никогда не работавшую иждивенку, которая вдобавок еще и психически больная. Для обоснования своего аргумента он показал соответствующую справку, заверенную главврачом психбольницы. На экране студии тут же был показан сюжет, как Света за зарешеченной дверью бьется в истерике и просит отдать ей её дочь.
- А как должна вести себя мать, у которой отобрали дитя и насильно закрыли в психушке?! – негодовал Алексей.
- Вот и я о том же. Развивая свою мысль, Супевский делает предположение о том, что психическое заболевание Свете, видимо, передалось по наследству от её мамы, которая также обращалась за помощью к психиатру. Для подтверждения своего предположения он показал выписку из истории болезни Ольги Семеновны. Ты же в курсе, что после смерти мужа ей действительно понадобилась помощь психиатра.
- Надо же, как они глубоко копнули.
- А ты думал как? Большие деньги – большая работа. Завершая свою пламенную речь, Супевский делает, вроде бы вполне естественный вывод о том, что в сложившейся ситуации действительно кроме деда, Михаила Абрамовича, воспитывать Настю больше некому. При этом на протяжении всей своей речи адвокат неоднократно подчеркивал, что «все принятые нами и, надеюсь, будущим судом решения, должны исходить, прежде всего, из интересов самого ребенка».
- Ну и иуда этот адвокат! Получается, что отнять двухлетнего ребенка от матери – это в интересах самого ребенка?
- Выходит так.
- А для чего надо было устраивать этот спектакль на телевидении, - недоумевал Алексей.
- Как бы тебе это проще объяснить? – на секунду задумался Стас. – Короче. Люди, сколотившие себе немалый капитал не вполне праведным путем, хотят легализоваться. Ведь отношение к ним в обществе весьма негативное. Вот они и пытаются навязать обществу мысль о том, что быть богатым в бедной стране – вполне естественно, что богатые это люди с особым даром и им многое позволено. А лакеи, типа Небутова и Супевского, всячески этому способствуют.
- А суд-то когда?
- Сегодня уже и состоялся.
- Ни хрена себе! Ну и что он решил?
- Приведенные Супевским доводы в пользу Розовского оказались безупречными. И суд, как и ожидалось, лишил Свету на время её лечения материнства, а в качестве опекуна ребенка назначил Михаила Абрамовича. Присутствовшая на суде Ольга Семеновна пыталась объяснить судье, что её дочь, Света - абсолютно здорова и что её насильно поместили в психушку. Тогда слово опять попросил Супевский и спросил Ольгу Семеновну, не намеренна ли она отвергать факт того, что она и сама несколько лет назад обращалась к психиатру. Она ответила что нет, не намерена. Тогда адвокат с видом бесконечного превосходства над поверженным оппонентом, обращаясь к судье, сказал: «Ваша честь, у меня больше нет вопросов к этой больной женщине». Ольга Семеновна пыталась еще что-то объяснить, но судья лишил её слова.
- По-твоему выходит, что и судья тоже куплен Разовским?
- Я не могу этого утверждать, за руку не ловил. Но то, что наши суды - это одна из наиболее продажных структур государства – неопровержимый факт. Мне один из моих сотрудников рассказал следующее: городок, где проживают его родители, буквально уничтожают цыганские наркодилеры.  Почти вся молодежь сидит на наркотиках и вымирает целыми кварталами. Крышуют цыганский табор местные менты, собирая с него определенную мзду. Но периодически, возможно для отчетности, или для того, чтобы дать подзаработать другим силовым структурам, кого-то из цыган задерживают и судят. Так вот. Среди местных судей существует негласная очередь на ведение таких дел. А после вынесения необоснованно мягкого приговора у счастливого очередника появляется либо новая машина, либо коттедж.
- Неужели такое возможно?
- Эх, Лёха, оторвался ты от реальности. То ты на очередной войне, рискуешь жизнью, непонятно за что и за кого, то в собственных чувствах не можешь разобраться. А что творится вокруг – для тебя потемки. Я, как бывший следователь, могу тебе сказать со всей определенностью, что у нас в стране не менее половины заключенных сидят по сфабрикованным делам.
- Но, для чего и кому это надо?
- Как, для чего? Например, для отъема бизнеса, устранения конкурента, элементарной мести, запугивания обывателей и т.д. Ну, хватит об этом, - видимо Стасу надоело просвещать непонятливого друга. – Давай, лучше, говорить о наших делах.
- Давай. Но я не знаю, что надо делать? – растерялся Алексей.
- Я уже составил план наших с тобой действий. Первое. Через своих ментов я уже созвонился с толковым адвокатом, который завтра же подаст аппеляцию на обжалование вынесенного приговора. Второе. На основании заявления Ольги Семеновны, завтра мы с ребятами из органов внутренних дел освободим Свету и повезем её на обследование в институт Сербского. Третье и самое сложное. Я думаю, что еще до пересмотра дела Розовский попытается вывести ребенка за границу. И вот в этом деле моих возможностей не достаточно. Слишком крупная птица – наш клиент.
Произнося последние слова, Стас выразительно посмотрел на Алексея.
- Я всё понял! – возбужденный внезапным озарением воскликнул Алексей. – Завтра с утра я поеду в штаб и встречусь с достаточно влиятельным в ГРУ человеком. Думаю, он мне поможет…
На следующий день, в десятом часу утра, Алексей уже сидел в кабинете полковника ГРУ Романа Николаевича Соколова, с которым познакомился сразу после возвращения из Чечни по рекомендации подполковника Щербины. По словам Щербины, он учился с Соколовым в одном военном училище, а потом они вместе служили в Афганистане. «Это честный и порядочный человек. И если у тебя возникнут проблемы, то можешь к нему обратиться. Думаю, он не откажет», напутствовал Щербина Алексея, когда он покидал учебный Центр, расположенный в Чечне.
Соколов внимательно выслушал Алексея, а потом сказал:
- Я знаком с проблемами Розовского. Боюсь что это очередной рейдерский захват.
- А что это такое?
- Это силовой и юридический захват бизнеса по принципу: «Было ваше – стало наше».
- А как же милиция, прокуратура…?
- В том то и дело, что главными заказчиками и исполнителями этих захватов в настоящее время являются силовые структуры.
- Но ведь МВД или Прокуратура не имеют права заниматься бизнесом.
- Зато сын, дочь, жена или брат начальника МВД, ФСБ или Прокуратуры могут быть акционерами крупной фирмы или совладельцами банка. Что они и делают. Например, дело Розовского находится под контролем ФСБ (Федеральной службы безопасности). Обычно мы не вмешиваемся в дела других служб, но если попросить их помочь вернуть ребенка матери, то, думаю, при определенных условиях, они нам не откажут. Я сейчас свяжусь с кем надо и как что-то прояснится, позвоню…
Алексей вернулся домой и в тревожном ожидании известий от Стаса и Соколова, слонялся по квартире. В обеденное время мама пригласила его к столу, но он отказался. Около двух часов дня позвонил Стас:
- Лёха, все идет по плану. Света со мной, и мы едим в институт Сербского. Как управимся, позвоню.
«Слава Богу!», воскликнул про себя Алексей, и тут же поймал себя на мысли о том, что он с каких-то пор стал невольно поминать Бога. Но главное было то, что Света на свободе и ей пока ничего не угрожает.
Стас снова позвонил около пяти:
- Леха, у нас все в порядке. Освидетельствование прошли, документы на руках. Сейчас завезу Свету к её маме и еду к тебе. Готовь стол, я с утра ничего не ел.
Уже примерно через час к Алексею в квартиру ввалился радостно возбужденный Стас. Алексей накинулся на него с расспросами, но он сразу заявил:
- Пока не накормишь, ничего рассказывать не буду.
Алексей с нетерпением ждал, пока Стас методично расправлялся со стоявшей на столе едой. Сам он от возбуждения почти не ел. Все его мысли были о Свете. «Как она там, после таких издевательств?» Ему хотелось прямо сейчас побежать к ней. Заключить её в свои объятья, сказать ей какие-то нужные слова, чтобы утешить и защитить. Ведь она у своей мамы, а это совсем рядом. Но здравый смысл взял верх над чувствами: «Ей сейчас не до меня. Она, как мать, прежде всего, думает о своем ребенке, которого у неё отняли». И невольно возникло чувство ревности, которое Алексей стремился заглушить. Стас, наконец, насытился и вальяжно откинулся на спинку стула:
- Ну, вот. Теперь можно и поговорить.
- Давай уж, не тяни, - торопил его Алексей.
- Завалились мы со знакомым следователем в эту самую психушку, а у главврача никаких оснований для помещения Светы в стационар для прохождения лечения нет. Мы, прямо при нем, составили соответствующую бумагу и пригрозили уголовным делом. Он тут же раскололся. Написал нам явку с повинной, о том, что его Розовский шантажом и угрозами вынудил поместить Свету в стационар и выдать справку о её болезни. Мерзкий тип этот главврач. Как будто кто-то специально подбирает на такие ответственные должности отъявленных негодяев. Думаю, если как следует проверить эту грёбанную психушку, то таких пациентов, как Света, там окажется в избытке.
Далее Стас рассказал, что в институте Сербского Свету обследовала специальная комиссия и выдала справку о том, что она психически здорова, и что теперь есть все основания выиграть дело в суде. Алексей, в свою очередь, рассказал Стасу о своей встрече с Соколовым.
Соколов позвонил рано утром, еще до начала рабочего дня. Он попросил Алексея связаться со Светой и быть готовыми выехать, куда понадобится. Алексей позвонил Свете и попросил её быть готовой к неожиданной поездке. Потом он попросил Стаса подъехать к нему на своей машине. Два часа прошло в томительном ожидании. Наконец, раздался долгожданный звонок: «Алексей, я жду вас со Светой у себя в кабинете», услышал он в трубке голос Соколова.
Когда Алексей со Светой вошли в кабинет Соколова, то кроме него они застали там сидевшую на кожаном диване женщину-капитана, которая пыталась успокоить сидевшую рядом и капризничавшую девочку, которой было около трех лет. Увидев девочку, Света с криком «Настенька», бросилась к девочке и стала тискать её в своих объятиях, непрерывно говоря ей ласковые слова. Ребенок сразу растерялся, а потом заплакал, приговаривая «Зацем ты меня блосила». «Я тебя не бросила, доченька. Я просто болела», успокаивала ребенка Света. «Деда сказал, ты меня блосила». Как только ребенок оказался на руках у Светы, Соколов кивнул женщине-капитану, и она покинула кабинет.
Когда девочка успокоилась, Соколов попросил Алексея и Свету присесть к столу и обратился к Свете:
- Светлана Игоревна, в целях Вашей и Вашего ребенка безопасности, я предлагаю Вам отказаться от претензий на причитающееся Вам имущество Розовских. При этом все, что оформлено лично на вас – квартира, машина – остается за Вами.
- Мне ничего от них не надо. Пусть только оставят в покое меня и моего ребенка, - почти прокричала Света, а Настя, сидевшая у неё на коленях, опять захныкала.
- Вы, пожалуйста, успокойтесь. И, поверьте, я вам не враг. Вы просто должны хорошенько подумать. Ведь речь идет о многомиллионном долларовом состоянии. Но это состояние сейчас находится под большим вопросом. Думаю, что смерть Вашего мужа – далеко не последняя жертва в этом весьма не простом деле. Ваше официальное подтверждение отказа от всяких претензий на имущество Розовских будет своего рода охранной грамотой для Вас и Вашего ребенка.
- Я уже сказала, что мне ничего не надо, - уже спокойно заговорила Света. – Я уже по горло сыта всей этой роскошью и фальшью.
- Думаю, Вы приняли единственно верное решение. Внимательно прочтите вот этот документ, - Соколов положил перед Светой несколько листков с напечатанным на них текстом, - и распишитесь там, где проставлены галочки.
Света бегло пробежала глазами по тексту и расписалась. Смирнов внимательно оглядел подписанные документы и два листа подвинул к Свете.
- Один экземпляр возьмите себе. Может быть пригодится. Советую также в ближайшее время продать оформленную на Вас квартиру и машину. И вообще, Вам с ребенком лучше на время покинуть Москву…
Уже сидя в машине, по дороге домой, Алексей уговорил Свету на некоторое время переехать с дочкой к нему на полигон. У него там отдельная комната. В коридоре есть кухня, ванна и душевая. В общем, жить можно. А сам он временно поживет в казарме. Полигон хорошо охраняется. Так что там Света и ребенок будут в полной безопасности. Света сначала отказывалась, но под давлением Алексея и Стаса, согласилась.
Через месяц состоялся суд высшей инстанции, который признал неправомерным решения районного суда о лишении Светы родительских прав. А еще через неделю по дороге в аэропорт взорвалась машина, в которой ехал Розовский старший со своей женой. Все находившиеся в машине погибли.

49. Как долго не согревали мы друг друга

С приездом Светы на полигон для Алексея началась новая непривычная жизнь, полная душевных переживаний, внезапных приливов нежности и жалости к любимому человеку, и повседневных забот. Ему приходилось буквально разрываться между домом и полигоном. Дома его ждал сын, который уже привык к отцу и всякий раз встречал его радостной улыбкой. В последнее время Сережа даже пытался называть Алексея папой, но у него пока получалось только односложное «па». Чтобы меньше зависеть от общественного или служебного транспорта, Алексей, при содействии Стаса, приобрел подержанную, но в достаточно хорошем состоянии «Хонду».
А на полигоне всю рабочую неделю рядом находились Света и Настя. Первые дни они вели себя как два загнанных зверька – жили тихо, почти не выходя из своей комнаты. При этом они даже на минутку боялись оставить друг друга. Особенно боялась остаться одна Настя. Напуганная двухнедельной разлукой с самым близким ей человеком, она сопровождала Свету везде. Даже когда Света заходила в туалет, Настя стояла рядом.
 Поэтому первые дни общение Алексея со Светой ограничивались его непродолжительными визитами в её комнату, после рабочего дня. При этом Света вела себя скованно, на вопросы отвечала отдельными фразами, и Алексей не знал, как себя с ней вести. Настя обычно пряталась за маму и, сначала с испугом, а потом с любопытством поглядывала на Алексея. После таких встреч Алексей долго не мог заснуть. Душа его изнывала от любви и сомнений: «Может она меня уже давно разлюбила? А я пытаюсь вернуть то, чего вернуть невозможно…»
Но, как говорится, время – лучший лекарь. Однажды, когда Алексей после очередной поездки в Москву вернулся на полигон, и с гостинцами от Светиной мамы постучался в заветную комнату, его встретили как желанного гостя. Света, бегло осмотрев привезенную Алексеем передачу, предложила ему вместе попить чаю, а Настя стала показывать Алексею куклу, которую ей прислала бабушка. За чаем они уже непринужденно говорили о разных мелочах своей повседневной жизни. После чая Алексей предложил Свете и Насте прогуляться на свежем воздухе, и они с радостью согласились.
Во дворе, рядом с жилым домом, находилась вполне приличная детская площадка с песочницей, качелями, сказочным теремком, горкой, с которой можно было съезжать вниз, и другими детскими сооружениями. Настя, не выпуская из виду свою маму, стала с восторгом в глазах и радостными возгласами пробовать каждое из сооружений. «Мама, сматли, где я!» или  «Мама, сматли, как я умею!», слышалось то у одного, то у другого сооружения. Алексей видел, как вместе с дочкой радуется Света. Она весело улыбалась, а в её серо-голубых  глазах появилось внутреннее свечение. В эту минуту Алексей тоже был счастлив. С этого дня они почти каждый вечер выходили вместе на прогулку.
Однажды теплым июльским вечером они гуляли в окрестном лесу. Алексея весь этот день не оставляло предчувствие, что сегодня между ним и Светой что-то должно произойти. Накануне ночью ему снился сон, что он крепко обнимает и целует Свету, и она отвечает ему взаимностью. И хотя подобные сны в последнее время ему снились довольно часто, в этот раз он почему-то решил, что это вещий сон, о котором ему рассказывал «батюшка» в вагоне поезда. В этот вечер Света казалась Алексею особенно привлекательной. Светлое легкое платье с каким-то особым, неброским изяществом выделяло женские контуры её фигуры. Алексею очень хотелось обнять Свету за талию. Но, когда  Настя увлеклась кузнечиком, который прыгал в траве и не хотел даваться в руки ребенка, он резким движением притянул Свету к себе, и крепко обняв её, стал целовать. Света сначала растерялась, а потом стала отвечать ему взаимностью. У Алексея, в глубине подсознания, мелькнула мысль: «Наверно сон был действительно вещим».
- Мама! Мама! Я кузнецика памала! – раздался радостный Настин голосок.
Алексей с сожалением разжал свои объятья и на полшага отодвинулся от Светы. Она стояла с растерянной улыбкой на лице, а по её щекам катились слёзы. Он в полголоса, чтобы не слышал занятый кузнечиком ребенок, спросил:
 - Светик мой, что ты плачешь, наверно я тебя обидел?
- Нет, нет, Алёшенька – все хорошо. А слёзы … это от счастья. Я все эти годы ждала этой минуты…
На следующий день Алексею позвонил полковник Соколов. Он сказал, что опасность миновала, и что Света с ребенком могут возвращаться в Москву. Алексею жалко было отпускать Свету от себя. Но он понимал, что Свете с ребенком жить в таких стесненных условиях довольно непросто, хотя она никогда не жаловалась. Он также знал, как Света скучает по дому и своим близким, а Светина мама – переживает за неустроенность дочки и внучки. Ко всему прочему, через два дня Насте должно исполниться три годика и Света очень хотела отметить этот день рождения в семейном кругу.
Когда Алексей сообщил Свете, что отныне её заточение окончилось, она с криком «ура» повисла у Алексея на шее. Потом она попросила Алексея как можно быстрей отвезти её и Настеньку домой. В этот же вечер Алексей исполнил её просьбу.
День рождения Насти Света отмечала в своей новой трехкомнатной квартире, которую удалось купить после продажи доставшейся ей от Валеры квартиры и машины. Все это было сделано по доверенности, не выезжая с полигона. Новая квартира располагалась в родном для Светы и Алексея районе Царицыно, в десяти минутах ходьбы от дома её родителей. За время отсутствия Светы, стараниями Ольги Семеновны и Стаса квартира была приведена в жилой вид: сделан необходимый ремонт, завезена мебель, развешаны шторы и прочее.
За праздничным столом собрались самые близкие и дорогие Свете люди: Светина мама - Ольга Семеновна, сестрёнка Люда, братишка Дима, Светина подруга по вузу, Надя, Стас со своей женой Ольгой. По настойчивой просьбе Светы, Алексей пришел со своей мамой, Верой Васильевной и сыном Серёжей, которого сразу же взялась опекать и воспитывать неугомонная Настя. За столом было сказано немало теплых слов и добрых пожеланий в адрес именинницы, её мамы и всех, кто помогал Свете решать её проблемы. При этом все сходились во мнении, что черные дни миновали, и отныне в этой семье всё будет хорошо.
Когда гости стали расходиться, Света шепнула Алексею, что он должен остаться, чтобы помочь ей по хозяйству. Алексей хотя и ждал такого предложения, но все же разволновался. Когда они остались вдвоем (Настю Ольга Семеновна забрала к себе), Света подошла к Алексею и, глядя ему прямо в глаза, спросила:
- Алёша, скажи, любишь ли ты меня, как прежде?
- Конечно, люблю, - немного растерялся Алексей от такой прямоты.
В тот же миг Света кинулась в его объятья:
- Тогда говори мне об этом, любимый…
Алексей нашел своими губами Светины губы и стал чередовать поцелуи словами «люблю». В какой-то момент Света остановила его, прикрыв своей ладонью его губы.
- Любимый… Я хочу, чтобы мы больше никогда не расставались…
Через минуту они уже лежали в постели, и Алексей осыпал Свету своими горячими поцелуями…  Она отвечала ему взаимностью, но, в большей мере, отдавала себя во власть Алексей, как девчонка, не имеющая достаточного сексуального опыта…
Когда оба немного остыли от первых объятий, Света заговорила тихим душевным голосом:
- Ты даже не знаешь, что ты сейчас сделал со мной.
- Что,  моя, хорошая?
- Я впервые почувствовала себя женщиной.
- Как это, - удивился Алексей.
- Понимаешь, живя с Валерой, я никак не могла расслабиться и получить удовольствие. Даже когда я этого хотела, все мое существо противилось его ласкам. Он это чувствовал и не особо стремился к нашей интимной близости, удовлетворяя свои желания и амбиции с другими женщинами. Я с ним никогда не испытывала оргазм и не знала, что это такое. И вот сегодня со мной это случилось. Это так здорово…
Утром Алексей предложил Свете пойти в ЗАГС и расписаться, а если она хочет, то сыграть настоящую свадьбу.
- Да, я хочу настоящую свадьбу. Чтобы я была по-настоящему желанной, и чтобы женихом был ты, мой любимый. Ведь все, что со мной произошло с Валерой, это было насилие и унижение. И я хочу перечеркнуть эту страницу в моей жизни настоящей свадьбой. Но давай немного повременим. Хоть Валера был моим не любимым, но законным мужем. По христианскому обычаю надо выждать хотя бы год после его смерти.
Алексей согласился с доводами Светланы.

50. Теория классовой борьбы

В один из октябрьских вечеров Николай Мышляев со своей женой Татьяной гостил у Алексея и Светланы. Позже к ним присоединился Стас со своей женой Ольгой. Алексей впервые увидел Татьяну и был поражен её красотой. Это была высокая и стройная, под стать Николаю, дама с красивыми ногами,  точеным станом и высокой грудью. На её белом, с чуть заметным загаром лице внутренним светом сияли большие карие глаза. Прямой, с чуть заметной горбинкой носик и небольшой волевой рот говорили о сильном характере девушки. Тёмные волосы, уложенные в короткую, но пышную прическу, подчеркивали её деловитость и практичность. Во всем облике Татьяны было что-то мифически-божественное. Как будто она сошла с древних фресок, которым поклонялись целые народы. «Татьяна – роковое имя для всех Онегиных и прочих чудаков…», вспомнил Алексей строчки из стихотворения какого-то малоизвестного поэта. И еще он вспомнил стихи, прочитанные Николаем в их первую встречу, которые он написал своей любимой в «Татьянин день»:

Благословен твой день, прекрасная Татьяна!
Поэты восхищаются тобою неустанно.
Ты вдохновляешь их как муза неизменно.
Так будь и ты, мой друг, в веках благословенна!

Уже сидя за дружеским столом и незаметно наблюдая за гостями, Алексей невольно стал сравнивать свою Свету с Татьяной. Но в итоге он отдал предпочтение Свете. Она была не менее красивая и стройная, к тому же Света была какая-то светлая и по-домашнему теплая, как плюшевая игрушка. Именно такая женщина, решил Алексей, и нужна для повседневной жизни. Татьяна же, по мнению Алексея, больше походила на женщину-праздник. В её красоте было что-то от прелестной ёлочной игрушки, манящей своим холодным блеском и недоступностью. «Наверное, Николаю непросто отбивать свою «Нефертити» от притязаний многочисленных «фараонов»», подумал Алексей. Но, вспомнив, какой эффект произвел на него Николай в прошлую их встречу, он решил, что они стоят друг друга.
Во время чая дамы как-то незаметно переместились на один край стола, а мужчины на другой. Женщин волновали повседневные дела и события, а мужчины, как обычно, «решали» глобальные проблемы страны и мира. В какой-то момент среди мужчин разговор зашел о недавно принятом Государственной Думой законе, в соответствии с которым отныне главным ноябрьским праздником становится не 7-е ноября – день начала Великой Октябрьской социалистической революции, а 4-е ноября – день начала освобождения в 1612-м году Москвы от польских оккупантов.
 - Я не могу понять, кому помешал этот праздник? - недоумевал  Алексей. – Ведь была же революция, была гражданская война. Да, это трагические страницы в нашей истории, но они имели место быть.
- Все верно. Но освобождение Москвы от поляков и завершение смутного времени – тоже не менее важные исторические события, - возразил Стас.
- Ну и праздновали бы их вместе четыре дня подряд.
- Да у нас и так этих праздников как у голодной кошки блох. Только на Новый год страна минимум на полмесяца уходит в загул. Работать некогда, - не сдавался Стас.
- Вот и надо от новогодних праздников отнять несколько дней и прибавить их к ноябрьским.
- Мужики, вы спорите о технических вопросах, - вмешался в спор Николай. – А суть проблемы надо искать в стратегической политике правящего класса. Ведь теорию классовой борьбы Карла Маркса еще никто не смог опровергнуть, хотя желающих – хоть отбавляй.
- А причем здесь Маркс с его теорией? - не понял Алексей.
- А притом, что захватившие в нашей стране власть клановые группировки уже присвоили себе все общественные ресурсы. Им теперь нужна стабильность, чтобы никто и думать не посмел о возможной смене политического режима. Вот они и пытаются стереть в народной памяти даже само воспоминание о том, как в 17-м году простые люди взяли власть в свои руки. Что они сделали с этой властью потом – это другой вопрос. Но урок Октябрьской революции состоит в том, что когда правящий класс начинает наглеть, то народ вправе отстранить его от власти. Конечно, желательно это делать без кровопролития, в рамках закона. Но это зависит не только от народа.
- А я вот слышал доводы о том, что 7-е ноября отменили для того, чтобы не разжигать классовую ненависть в обществе. Короче, чтобы в стране было больше согласия, - высказал свое мнение Стас.
- Тот, кто нахапал себе общественного добра, с удовольствием будет петь дифирамбы о народном единстве из окон своего заморского замка или загородного коттеджа, огороженного от народа высоким забором. Такие люди хотят внушить народу, что нынешнее состояние общества чуть ли не идеальное, а вот советская власть – историческая ошибка или аномалия. Дошло до того, что партия власти пыталась в Государственной Думе протащить закон о том, чтобы со Знамени Победы убрать серп и молот.
- А разве такое возможно? – удивился Алексей.
- При нынешней власти все возможно.
- Но ведь знамя уже есть, и на нем есть серп и молот. Что же теперь их будут вырезать или закрашивать? – не унимался Алексей.
- Суть проблемы состоит в том, что ежегодно в день Победы на Красную площадь выносится реальное Знамя Победы. При этом вся страна и весь мир видит, как на этом знамени красуется серп и молот - символ народовластия и напоминание о том, что простой народ имеет приоритетное право на политическую власть в своей стране. Так вот, от этого символа народовластия у нашего правящего класса возникают нехорошие предчувствия. Вот они и хотят настоящее знамя спрятать, а лучше вообще уничтожить, а на парады выносить знамя без серпа и молота. Как высказался один из представителей партии власти: «Чтобы не дразнить гусей».
- Так ты считаешь, что нам надо вернуться назад в социализм? – спросил Стас.
- Нет, я так не считаю. Хотя при социализме было немало хорошего, но много и такого, чего я, ни себе, ни своим детям не желаю.
- Чего же ты хочешь?
- Я хочу, чтобы власть не принимала антинародные законы, не воровала голоса избирателей на выборах, чтобы проворовавшихся чиновников сажали в тюрьму, а не повышали в должности, чтобы в стране развивалась промышленность и сельское хозяйство, и люди могли найти себе работу по душе. Хочу, чтобы честным и нравственным людям жилось лучше, чем безнравственным жуликам и ворам. Хочу, чтобы правоохранительные органы защищали права и свободы граждан, а не кошмарили бизнес.  Хочу, чтобы власть не развязывала войны и не разжигала межнациональную рознь, для того, чтобы отвлечь народ от реальных социальных проблем…
- Ну, хватит уже, - нетерпеливо перебил Николая Стас. – Ты же не в сказке про Емелю-дурачка, и у тебя нет волшебной щуки, чтобы исполнять твои многочисленные желания.
- Да, действительно, власть – это не волшебная щука. У нее одними просьбами ничего не добьешься. Поэтому граждане должны научиться контролировать избранную ими власть, чтобы она реализовывала то, что они хотят, а не то, что выгодно самой власти. Кроме того, правящему классу надо чаще напоминать о том, что теорию классовой борьбы пока никому опровергнуть не удалось, чтобы он своими антинародными действиями не создавал в стране революционную ситуацию.

51. Продажный патриотизм

Со времени переезда Светы с Настей из полигона в Москву, Алексей, по сути, жил на три дома. После окончания трудовой недели он обычно заезжал домой к сыну. Серёжа уже стал ходить и четко произносил отдельные слова. Он привязался к отцу и очень скучал в отсутствии Алексея. Потом Алексей шел к Свете. Когда было достаточно свободного времени и желания, они вместе с детьми выбирались погулять в Царицынский парк. Жить всем вместе пока не получалось. Света заканчивала ординатуру, и ей приходилось немало времени проводить в своем институте.
Иногда Алексея не отпускали с работы и в выходные, и тогда для всех разлука казалась вечной. После таких разлук, Света нередко обрушивала на Алексея очередной поток упреков и просьб, которые сводились к тому, что он должен оставить свою службу.
- Алёша, нельзя служить государству, которое постоянно предает своих граждан. Трагедия нашей семьи состояла в том, что папа был военным и беззаветно преданным своему делу человеком. А таким честным и добросовестным, как он, в наше время быть смертельно опасно. Вот мы все и стали заложниками его честности и предательства своего государства. Меня постоянно мучает вопрос: чьи интересы защищал он в Афганистане? Хоть один простой афганец или россиянин стал от этого счастливым или более благополучным? А ведь смысл человеческой жизни состоит в том, чтобы сделать хоть кого-то на нашей земле счастливым. А за что погиб Серёжа и тысячи таких как он. Вот ты был на двух чеченских войнах. Как ты думаешь, теперь, когда армия разрушила их города и села, они лучше стали к нам относиться? Или мы их стали больше любить?
Кстати, пока ты воевал, дети розовских и многих государственных чиновников стали крупными предпринимателями и банкирами. Раньше и в царское, и в советское время, дети руководителей страны первыми отправлялись на фронт, когда случалась война. А эти крысята жируют на чужой крови.
- Света, ты валишь все в одну кучу, а так нельзя.
- Я, может быть,  говорю не очень складно, но по существу. Сейчас ты учишь воевать других, но и тебя самого могут в любое время отправить разорять чужую страну или воевать с собственным народом. Пойми, я этого просто не вынесу.
- Ну, ты и загнула. Что, у меня собственной головы нет?
- Есть. Но ты военный человек и должен выполнять приказ.
Такие разговоры раздражали Алексея, но где-то в глубине души он чувствовал, что Света, в определенной мере, права. Дальнейшие события подтвердили эти предчувствия.
С осени 2000-го года в армии и других силовых ведомствах начались очередные реформы. Армия значительно сокращалась и многие военные оказались не у дел. Некоторые силовые структуры расформировывались, другие объединялись. На руководящие должности, нередко, вместо опытных профессионалов, назначались ранее неизвестные дилетанты из новой президентской команды.
Серьезные изменения произошли и в ГРУ. Большинство подразделений и полигонов были переданы МВД. Таким образом, и полигон ГРУ, в котором служил Алексей, оказался в системе МВД. Наиболее опытные специалисты, дорожившие званием разведчика, стали увольняться. Алексей тоже написал рапорт на увольнение, но новый командир полигона подполковник Грищенко уговорил его остаться, ведь суть работы на полигоне у Алексея оставалась прежней. Он любил свою работу и решил повременить с увольнением.
4-го ноября руководство страны готовилось организовать масштабные гуляния по поводу нового праздника – Дня народного единства. Сам народ пока еще не воспринимал этот праздник всерьез. Большинство людей собралось отмечать уже отмененный правящим классом праздник - 7-е ноября. Начальнику полигона пришла разнарядка свыше о выделении на период праздников определенного количества людей для охраны общественного порядка. Алексей попал в их число и хотел отказаться. Но начальник полигона стал его уговаривать:
- Послушай, Кузнецов, старого мента. Ничего в этом зазорного или страшного нет. Я сам не один год выполнял такую работу. Постоишь в оцеплении пару-тройку дней, а я тебе потом дам недельный отгул.
И Алексей согласился, хотя и чувствовал себя скверно.
Ранним утром 4-го ноября Алексей стоял со своими сослуживцами в оцеплении на подступах к Красной площади. К 10-ти часам к площади стали подъезжать автобусы с людьми. Из одних автобусов выходили возбужденные и постоянно шутившие студенты, из других – слегка озадаченные школьники старших классов, из третьих - рабочие в спецодежде и даже в касках, видимо прямо со строек. Многие из привезенных рабочих походили на выходцев из Средней Азии и Казахстана. Здесь же подъехавшим выдавали заготовленные заранее флажки и транспаранты.
 Вместе с веселой группой студентов из одного подъехавшего автобуса вышел молодой человек лет тридцати, в черной кожаной куртке и при галстуке. Он давал последние наставления привезенным студентам:
- Талончики не теряйте. А то денежки не получите. После митинга собираемся здесь же.
Алексей не понимал о чем идет речь, поэтому обратился к стоявшему рядом старшему лейтенанту:
- А что за талончики? На обед, что ли?
- Ты что, не в курсе?
- В курсе чего?
- Ну, ты вообще темнота. Это подвозят купленных демонстрантов. Так сказать, проплаченный патриотизм. Иначе здесь никого не соберешь. А так свезут сюда тысячи две-три, а вечером в новостях объявят, что на Красной площади собралось более 10-и тысячи людей, чтобы отметить всенародный праздник – День народного единства. И так по всей стране. А талончики выдают, чтобы люди сразу не разбежались.
- И много можно заработать?
- А как договорятся. Кому сто, кому двести, а кому и больше рублей дадут после митинга. Могут и просто «кинуть», а выделенные денежки захапать себе. Такое тоже случается.
Алексей был поражен увиденным и услышанным. Но еще большее потрясение его ждало впереди.
Утром 7-го ноября он стоял в оцеплении на Пушкинской площади. Со всех сторон к памятнику Пушкину по одному и небольшими группами тянулись люди. Милиция пыталась завернуть людей назад, а наиболее настойчивых задерживала и уводила в стоявший невдалеке автобус. Полноватый милицейский полковник периодически кричал в громкоговоритель: «Митинг не санкционирован. Вы нарушаете закон. Расходитесь, или мы будем вынуждены применить силу». Но люди продолжали прибывать.
В какой-то момент из-за спин стоявших в оцеплении милиционеров выскочили крепкие ребята в форме омоновцев. Они стали сразу в нескольких местах рассекать собравшихся на площади людей, периодически опуская резиновые дубинки на их головы. Алексей увидел, как в нескольких шагах слева рослый омоновец резко опускает свою дубинку на голову растерявшейся от общей неразберихи пожилой женщины. Женщина протяжно завыла и схватилась за голову. Когда омоновец опять занес дубинку, Алексей рванулся к нему и перехватил уже опускавшуюся руку. Омоновец с перекошенным от злости лицом резко обернулся и вырвал руку. Измерив Алексея презрительным взглядом, он со словами «ах, ты, мент поганый!», снова замахнулся дубинкой, намереваясь ударить Алексея. Но он перехватил руку и заломил её за спиной омоновца. Тот резким движением ноги назад пытался ударить Алексея, но он предусмотрительно расставил ноги, и нога омоновца попала в пустоту. В туже секунду Алексей сжал свои ноги, и нога омоновца оказалась зажатой между его ног. Стоявший на одной ноге омоновец, потеряв равновесие, опустился на колено. Два омоновца, увидав, что обижают их товарища, кинулись на Алексея. Но дорогу им преградили работники МВД с полигона. Они также оттащили Алексея от распластавшегося на асфальте омоновца и спрятали его за своими спинами. 
 Появившийся откуда-то полковник с громкоговорителем, стал спрашивать, в чем дело. Поднявшийся омоновец, матерясь и потирая заломленную руку, стал говорить, что сзади на него напал милиционер. «Кто посмел!», закричал полковник, обращаясь к стоявшим стеной и прикрывавшим Алексея,  работникам МВД с полигона.  Один из них бодро доложил:
- Товарищ полковник, никто этого парня не трогал. Он сам споткнулся и упал.
Видимо не доверяя сказанному, полковник повернулся к омоновцу и спросил:
- Опознать можешь, того кто на тебя напал?
- Конечно, - с готовностью ответил омоновец.
Но Алексея уже и след простыл. Как только Алексей оказался за спинами товарищей, к нему подошел знакомый капитан с полигона и шепнул:
- Дуй пулей домой и скажись больным. Сегодня мы тебя здесь не видели. Понял?
Алексей все понял и уже через час был дома и мысленно благодарил своих товарищей за то, что они выручили его с трудную минуту. А уже на следующий день утром он был на полигоне с рапортом об увольнении. Подполковник Грищенко, уже наслышанный о происшествии на Пушкинской площади, согласился, подписал рапорт, но только задним числом.
- Как это задним числом? – не понял Алексей.
- А вот так. Ты перепиши рапорт и поставь в нем дату…, например 29-е октября. А мы тебя уволим с 1-го ноября. Если дело замять не удастся, или тебя кто-нибудь из своих продаст, то с меня будут взятки гладки, так как в момент происшествия ты уже не являлся нашим сотрудником. А если спросят, как ты оказался на площади? - скажешь, что пришел на митинг по своей инициативе. Понял?! Дурья твоя башка!
- Так точно, товарищ подполковник!...
Получив документы об увольнении, Алексею не терпелось поделиться всем случившемся со своими друзьями.  Поэтому он в этот же вечер пригласил Стаса и Николая в свою, пустовавшую в данный момент, однокомнатную квартиру, в которой он жил когда-то вместе с Наташей (Белкой).
Когда Алексей закончил рассказывать о событиях, которые случились с ним в последние несколько дней, Стас, как человек, работавший в системе МВД, первым озвучил свой взгляд на происшедшее:
- То, что тебя уволили без последствий – считай, повезло. Могло быть и хуже. Да и вообще, Лёха, это не твое. Ты слишком простой и честный, чтобы работать в правоохранительных органах. А там нужен особый менталитет и умение приспосабливаться к быстро меняющимся обстоятельствам. Я ведь тоже ушел из следственного отдела МВД, когда меня пытались заставить играть по заведенным там правилам.
- А я вот, смотрю немного по-другому на эту ситуацию, - вступил в разговор Николай. – Меня, прежде всего, поражает цинизм властей. Правящий класс, по сути, совершает преступление против своей страны и своего народа. Выдавая талончики и оплачивая их после митинга, молодым людям преподают уроки предательства. Им за деньги предложили выступить в поддержку того, чего они по доброй воле никогда бы не поддержали.
- Рыночные отношения. Торгуй, чем хочешь, - съязвил Стас.
- Нет, это не рыночные отношения. Нормальный рынок предполагает равноценный обмен товарами и услугами. А в данном случае, негодяи за народные деньги развращают молодежь. Получается, что правящий класс девальвирует само понятие патриотизма. И я не уверен, что таким образом воспитанные «патриоты», в случае возникновения реальной угрозы, станут защищать свое государство…
- Послушай, Николай. Ты уже всех заколебал своими патриотическими призывами и критикой существующего строя, - довольно резко прервал Николая Стас. – А вот ты лично что-то делаешь для того, чтобы изменить ситуацию в обществе и государстве?
- Да, делаю. Я являюсь одним из координаторов всероссийской организации «Гражданская ответственность». Мы в интернете создали разветвленную сеть и несколько сайтов. Наши люди, по мере возможности, выявляют и фиксируют поступки и действия властей, которые противоречат существующему законодательству. Потом эти нарушения выкладываются в интернет, комментируются и обсуждаются всеми желающими. Это одна из форм нашей работы, и один из методов воспитания не продажного, а реального патриотизма. Но мы также организуем и реальные массовые акции. Так, в прошедшем на Пушкинской площади митинге, о котором рассказывал Алексей,  принимали участие и наши товарищи. А наша стратегическая цель – сформировать широкое общественное мнение о том, что нынешняя политика правящего класса ведет страну к катастрофе. И на очередных парламентских и президентских выборах сменить коррупционную систему власти на общенародную.
- А чего же ты нас не вовлекаешь в свою организацию? Глядишь, и мы бы на что-то сгодились, - почти с обидой в голосе спросил Алексей.
- Если вы готовы, то вот вам визитки со всеми координатами, - Николай достал из внешнего грудного кармана костюма две визитки и протянул их друзьям. – Можете приступать к работе, хоть с сегодняшнего дня. Если что-то будет непонятно, я готов объяснить…
Увольнению Алексея из органов МВД больше всех радовалась Света. Она с благодарностью в голосе неоднократно повторяла: «Наконец-то Бог услышал мои молитвы. И отныне никто не посмеет тебе приказывать, чтобы ты стрелял в других людей». Вместе со Светой радовались и все остальные члены семьи. Алексей устроился на «старую» свою работу, в информационный отдел фирмы, и стал больше проводить времени со Светой и с детьми. Настя, как-то незаметно, стала называть Алексея «папой».
В конце апреля 2001-го года Алексей и Света сыграли пышную свадьбу, такую, о которой мечтала Света. После свадьбы Алексей и Серёжа окончательно перебрались в квартиру к Свете. Еще при заключении брака, Алексей удочерил Настю, а Света усыновила Серёжу. Кроме того, уже тогда, счастливое семейство ожидало пополнения. Через два с половиной месяца после свадьбы у Алексея и Светы родился совместный ребенок, которого назвали Виктором, в честь их совместной победы над всеми превратностями судьбы.

2011-2012 гг.

КОНЕЦ