Добытчик

Добытчик «Уважение к чужому труду – одна из высших добродетелей»
Логический вывод автора

В обыденном понимании добытчик это человек, умеющий хорошо зарабатывать и содержать семью. Это тот, кто приносит в дом деньги, съестные продукты, вещи и иные необходимые для жизни ресурсы. Например, отец мой – кузнец по профессии – был настоящий добытчик, потому что основную тяжелую и вредную работу в кузнице он совмещал с охотой и рыбалкой. Благо в сельской местности Таджикистана, где проживала наша семья, в середине 1950-х было, где и поохотится и порыбачить. Поэтому на нашем семейном обеденном столе нередко появлялись добытая им дичь и рыба. И я с двумя своими старшими братьями по праву гордился своим отцом. В отношении себя я услышал от отца слово «добытчик», когда мне было не полных шесть лет. Это случилось, когда мама во время ужина поставила на стол сковородку с несколькими зажаренными рыбешками, пойманными мной на моей первой самостоятельной рыбалке. Но этому ужину предшествовала непростая история.

ХХХ

Однажды летом в далёком уже 1954-м году я и ещё два моих приятеля, которым в ту пору было, как и мне примерно по пять–шесть лет, решили пойти на рыбалку. До этой поры двоим из нас случалось бывать на рыбалке, но только вместе со своими отцами или старшими братьями. А нам хотелось, как и всем детям в таком возрасте, быстрее стать более взрослыми и самостоятельными, чтобы не зависеть от опеки, а порой и неоправданного, как нам казалось, своеволия по отношению к нам старших. Поэтому самостоятельная (без старших) рыбалка имела для нас принципиальное значение. Представление о том, как надо ловить рыбу у двоих из нас уже имелось. А вот навыков в этом деле ещё не было. Не имели мы и своих рыболовных снастей. Но мы видели, как наши старшие братья и их сверстники из обычной булавки загибали рыболовные крючки, как они из кусочков свинца делали грузила, а из камыша – поплавки.

«Реквизировав» из материнского скарба несколько разновеликих булавок, мы приступили к изготовлению рыболовных крючков. Нагревая докрасна спичками булавку в нужном месте, мы её загибали, стараясь придать форму рыболовного крючка. Первые пару булавок были испорчены из-за нашей неопытности. Но потом мы научились греть и загибать булавки в нужном месте и у нас стали получаться крючки, похожие на рыболовные.

Изготовив каждому «рыбаку» по крючку и сделав несколько запасных, мы стали снаряжать снасти. И тут возникла проблема с леской. Специальная «магазинная» рыболовная леска, как и заводские крючки, тогда в нашей местности были в большом дефиците. А нам – пяти-шести летним – они были недоступны в принципе. Поэтому надо было как-то выходить из положения. Обычные швейные нитки мы забраковали из-за их непрочности. Кто-то из нас притащил из дома моток суровых ниток, которыми сшивают грубую ткань и чинят обувь. Для лески такая нить была явно толстоватой и слишком заметной для осторожной рыбы, но зато она была весьма прочной. И так как мы рассчитывали на поимку крупной рыбы – решили в качестве лески использовать суровую нить.

С грузилами проблем не возникло, так как мой отец сам лил из свинца дробь, картечь и пули. Поэтому найти соответствующий кусочек свинца, расплющить его и зажать на лески для нас, видевших, как это делают наши старшие братья и отцы – не представляло сложности. С поплавками было ещё проще. Расщепив на треть кусочек верхней не полой части сухого камыша – продеваешь в расщелину леску и поплавок готов. Удилища мы изготовили из молодой поросли каких-то деревьев или кустарника.

Когда снасти были готовы, мы приступили к копке дождевых червей. И вот тут-то мы столкнулись со сложностями. В разгар лета в Таджикистане найти дождевого червя не так-то просто. Излазив и исковыряв несколько сравнительно влажных впадин и навозных куч, мы всё же нашли несколько десятков дождевых червей и вперемешку с землёй, поместили их в пустую консервную банку.

Один из нас, тот, который ещё не бывал на рыбалке, предложил пересчитать найденных червей, чтобы знать, сколько рыбы можно на них поймать из расчета один червяк – одна рыбина. Но двое других, уже видевших как ловят рыбу, объяснили ему, что рыба может просто стащить червя с крючка и не пойматься, может сорваться, а может и не клевать. Поэтому число найденных червей ещё не значит, что столько же рыбы будет непременно поймано. Мы знали также, что кроме червей для наживки можно использовать хлебный мякиш, поэтому каждый из нас прихватил с собой в дорогу горбушку хлеба. О том, что в дороге мы можем проголодаться и нам самим неплохо бы иметь, хотя бы небольшой запас пищи – мы не подумали.

Наши родители, занятые кто на работе, кто в огороде, кто по дому, не особо отслеживали повседневные дела своих чад. Поэтому мы сумели незамеченными выйти из нашего рабочего поселения, состоявшего из нескольких бараков, небольшого продовольственного магазина и здания дирекции МТС (Машино-тракторной станции), которая располагалась в пятистах метрах от поселения и в которой работали наши отцы (некоторые матери) и старшие братья.

Местом для рыбалки мы выбрали речку с экзотическим для русского человека названием «Беш капа», что в переводе с тюркского означает пять копен или пять шалашей. Двое из нас ранее в компании более взрослых ребят там уже бывали и знали туда дорогу. До речки было не менее пяти километров пути по раскалённой летним солнцем дороге, но нас это не страшило. Нам не раз приходилось в компании более взрослых ребят ходить на большие расстояния. А брали нас старшие, лишь при условии, что мы им обещали – в дороге не ныть. На этот раз мы сами себе были и старшими и младшими, и это придавало нам силы и уверенности. А предвкушение непременно удачной рыбалки, сделало непростую дорогу по солнцепёку не очень обременительной.

Речка «Беш капа», начиналась с подпитываемых родниками озерков, с густо заросшими камышом и кустарником берегами. Вода в этих озерках была прозрачная как оконное стекло. И там, где со стороны крутого берега можно было подойти непосредственно к воде, взору открывался сказочный подводный мир. Почти на поверхности воды сновали в разные стороны стайки мелких рыбок, а на двух-трех метровой глубине между зарослей водорослей и местами чуть фонтанирующих серо-желтым песком родников, степенно проплывали то в одну, то в другую сторону полуметровые сазаны. И было в этом степенном бесконечно повторяющемся движении огромных для детского воображения рыбин, что-то завораживающее и таинственное, непонятное для живущих на земле.

Но, несмотря на наши непомерные амбиции новоиспеченных рыболовов, мы понимали, что плавающие на глубине сазаны не для нас. Поэтому полюбовавшись, некоторое время на величественное дефилирование недоступных рыбин, мы пошли искать подходящее для себя место рыбалки. Из очередного озера вода по длинному галечному перекату впадала в небольшую, открытую для подхода заводь. Справа от протоки в заводи было чистое от водорослей и камышей водное пространство, в котором стайками сновали небольшие (от пяти до десяти см.) краснопёрки. Среди хаотично снующих краснопёрок пугливо проскакивали из одной стороны в другую более крупные голавли, очевидно напуганные нашим появлением. Мы сразу поняли, что это и есть то самое заветное место, где мы можем реализовать свой рыбацкий потенциал и свои амбиции.

Быстро размотав свои удочки и насадив наживку, мы, опережая друг друга, закинули снасти в воду. Каждому хотелось первому поймать вожделенную рыбку. Но всё оказалось гораздо сложнее, чем нам казалось. Как только крючок с наживкой оказывался в воде, на него со всех сторон набрасывались наглые краснопёрки и по кусочку обгладывали с крючка червя. Голавли же напротив, шарахались в стороны от наших несуразных снастей. Мы, то резко дёргали удилища вверх, пытаясь подсечь рыбу, то давали возможность рыбкам поклевать. Но всё было тщетно. Мелкие краснопёрки не могли заглотить сравнительно большой самодельный крючок с наживкой. Да и для успешной подсечки мелкой рыбёшки наши крючки были недостаточно острыми. А голавли, хотя и стали со временем менее пугливыми, но на наживку пока не бросались.

И всё же наши старания в какой-то момент были вознаграждены. Несколько краснопёрок нам удалось поймать. Ещё больше их сорвалось с крючка, не долетев до суши. Но это был не результат поклёвки, а случайная подсечка крючком под жабры, под плавник и другие места случайно подвернувшейся под остриё крючка рыбки в момент выдёргивания снасти. Нас, конечно, эта небольшая удача вдохновила, но не удовлетворила. Вед основная наша цель были голавли, которые в сравнении с мелкими краснопёрками казались нам достаточно крупной рыбой.

В какой-то момент голавлям, видимо, надоело наблюдать, как наглые краснопёрки поедают дармовую пищу и они стали тоже бросаться на наживку – сначала в одиночку, а потом и по несколько рыбок сразу. Краснопёрки, при появлении возле наживки голавлей, вынуждены были уступать место более крупному виду рыб. В какой-то момент один из голавлей схватил на моей снасти крючок с наживкой и резко потащил его в сторону и вниз, глубоко утопив поплавок. Это была настоящая поклёвка. Я резко дёрнул удилище вверх и почувствовал сопротивление попавшейся на крючок рыбины, которая не желала сдаваться без борьбы. Но уже через секунду голавль, сверкая чешуей, трепыхался на вытянутой из воды снасти.

Всеобщему возбуждению и восторгу, особенно моему, не было предела. Все собрались вокруг пойманной «большой» рыбины (которая в длину была не более 15 см.). Каждому хотелось посмотреть и потрогать с таким трудом пойманного голавля. А потом все с удвоенной энергией и вдохновением принялись закидывать свои удочки в воду.

Я, как бывалый рыбак, посадил улов на заранее приготовленный кукан, опустил голавля в прибрежную лужицу, закрепив верхний конец кукана за росший рядом кустик, и присоединился к своим товарищам.

Голавли осмелели и уже почти не допускали краснопёрок к наживке. Они также успешно, как и краснопёрки, обгладывали наши примитивные не имевшие бородок для фиксации приманки и схватившей приманку рыбы крючки. Поэтому многие голавли, уже подцепленные крючком, срывались с него, не достигнув берега. И всё же нам удалось поймать по нескольку рыбин на брата. Мой личный улов составил пять голавлей.

Но вскоре мы обнаружили, что дождевые черви, используемые в качестве наживки, вдруг закончились. Так случилось, что большую их часть мы потратили на прожорливых краснопёрок. Тогда мы попытались ловить на хлебную мякиш. Но такая наживка быстро раскисала и её, либо смывало водой, либо она разваливалась от малейшего соприкосновения с рыбой.

Убедившись в тщетности наших попыток ловить на хлебную мякиш, мы вынуждены были смотать свои удочки и, подъев оставшиеся корочки хлеба, двинуться в обратный путь.

А путь этот дался нам не просто. Только по дороге к речке и обратно мы прошагали по тридцати пяти или сорокоградусной жаре не менее десяти километров. К тому же мы практически целый день почти ничего не ели. Для пяти-шести летних детей – это не простое испытание. Но силы нам придавали хороший, по нашим меркам, улов и чувства собственной значимости как уже состоявшихся самодостаточных рыбаков.

Время уже клонилось к вечеру, когда мы усталые, голодные, но довольные своим уловом появились в своем рабочем поселении, где нас уже обыскались наши матери и другие родственники и знакомые.

Мама готовила на веранде на примусе ужин, когда я красный от беспощадного азиатского солнца в одних трусиках с удилищем в одной руке и с куканом на котором висела пойманная рыба в другой, появился возле нашего барака. Она сразу всё поняла и не стала на меня кричать и ругаться. И вообще я не помню, чтобы мама на кого-либо кричала, тем более на своих детей. Она лишь строго спросила, почему я не предупредил никого о том, что собираюсь на рыбалку. Я ответил что-то в свое оправдание. Тогда мама спокойно объяснила мне, что и она и другие мамы сильно обеспокоились, когда их дети не явились на обед. А после стали везде нас искать и очень переживали за нас. Поэтому впредь мне следует предупреждать её и других взрослых о своих дальних отлучках. Я обещал, что больше такого не повториться и мама продолжила заниматься приготовлением ужина.

Выждав некоторое время, пока мама немного успокоится после нашего разговора, я подошел к ней с просьбой:

– Мам, а ты можешь пожарить мою рыбу?

– Конечно, могу. Куда ж её еще девать, как не жарить.

Я почти совсем успокоился. Все, вроде уладилось и даже рыба моя уже жариться. Но была еще одна тревога – это отец. Если мама расскажет ему, как весь поселок полдня искал трех пропавших сорванцов, то мне не избежать неприятности. А отец у меня был довольно строгий. Но мама, очевидно, ничего не сказала отцу про мои проделки и он, прейдя с работы, вел себя как обычно.

Когда вся семья расселась за столом ужинать, то наряду с приготовленными мамой макаронами по-флотски и овощным салатом, мама поставила на стол небольшую сковородку с ещё шипевшими на ней в масле пятью жареными голавлями. При этом она с чуть заметной ноткой торжественности в голосе сказала:

– Вот, угощайтесь – Гена сегодня наловил. Как раз каждому по рыбине.

Я сидел за столом и чувствовал себя именинником и радовался, что поймал ровно пять голавлей, и что всем хватило по одной рыбине. А когда отец, доев доставшуюся ему рыбку, сказал, что рыба очень вкусная, и что Гена молодец и настоящий добытчик, моей радости и гордости не было предела. Мама и старший брат Александр, который был старше меня на десять лет, тоже меня похвалили. И только средний брат Володя, который был старше меня всего на полтора года и поэтому видевший во мне своего постоянного соперника, недовольно сопел. Он, как и я, в силу своего возраста ещё не понимал всей деликатности происходившего воспитательного действия.

С той поры прошло много лет и в моей жизни произошло немало различных памятных событий. Но тот жаркий летний день и ту свою первую самостоятельную рыбалку, за которой последовал знаменательный для меня ужин – забыть невозможно. И я вечно благодарен своим родителям за тот такт и выдержку, с которыми они воспитывали в своих детях самостоятельность, сопричастность и уважение к своему и чужому труду.