Ботинки

«Не сотвори себе кумира»
Цитата из Бибилии

Поздней осенью 1972 года мой рейсовый автобус ЗИЛ-158 (прозванный в народе «коробочкой») от 9-го автобусного парка в городе Москва перевели работать на 238 маршрут в Бирюлёво Северное. Этот район в то время застраивался ударными темпами. Народ справлял новоселье, а вот с транспортом было напряженно. До ближайшего метро «Каширское» ходил автобус 221, но большинство жителей предпочитали добираться до Центра Москвы на электричке.

Задача 238 маршрута состояла в том, чтобы собирать со всего района тех, кто выезжал из Бирюлёво и подвозить их до станции, а также развозить от станции по домам возвращающихся жителей. При этом 238ч (чёрный) объезжал район по часовой стрелке, а 238к (красный) – курсировал против часовой стрелки. Продолжительность полного круга составляла примерно 20 минут. Самыми напряженными для нас водителей были утренние и вечерние часы, когда жители Бирюлёво ехали на работу и возвращались домой.

Впервые же дни моей работы на 238ч маршруте я более близко познакомился с высоким симпатичным водителем нашей 6-й колонны Вадимом (имя изменено), который работал на 238к маршруте. Он первый проявил инициативу, подойдя во время обеденного перерыва к моему автобусу, который я со сменщиком недавно получил из капитального ремонта. Сначала речь зашла о качестве проделанного на ремзаводе ремонта, потом мы перешли на другие, интересовавшие нас темы.

Наши рабочие смены совпадали (день – работа, день – отдых) и мы сдружились, найдя, друг в друге интересного собеседника. Вадим был во всех отношениях приятным собеседником – информированным и рассудительным. В спорных вопросах он не давил на эмоции, а старался обосновать свою позицию фактами и/или логическими размышлениями. Я же в споре нередко горячился и знал за собой этот недостаток. Поэтому поведение Вадима в споре служило мне как бы примером. «Вот как ведут себя воспитанные люди!», нередко отмечал я про себя себе же в укор.

Моё уважение вызывало и то, что Вадим – молодой парень 23-24-х лет, (примерно мой ровесник) будучи коренным москвичом, работает на трудной и не очень престижной среди коренных москвичей работе. Ведь подавляющее большинство молодых водителей в 9-м автобусном парке (как и в других) были лимитчиками , приехавшими «покорять» Москву из других сел и городов СССР. Почти каждый из них, в том числе и я, с радостью перешел бы на менее тяжелую работу, если бы не обязательная отработка в несколько лет, прежде чем ты получишь московскую прописку, потом комнату в коммуналке, а потом уже – если повезёт, то и отдельную квартиру. Например, мне лично за все эти блага пришлось отработать в 9-м автобусном парке девять лет и два месяца.

Еще большее моё уважение и даже восхищение вызвало то, что Вадим, будучи студентом второго курса института, бросил его и стал водителем автобуса, когда узнал, что его жена ждет первенца и нужны деньги, чтобы обустроить семейный быт.

В этот период времени я учился в техникуме на заочном отделении и воспринимал саму возможность быть студентом вуза как недоступную мне голубую мечту. Поэтому поступок Вадима был для меня сравним с самопожертвованием, а он не видел в этом ничего необычного. А на мое сочувствие по поводу утраченной им возможности получить высшее образование – ответил, что когда их ребёнок подрастет и жена выйдет на работу, он восстановится в вузе на вечернем отделении. И все это мой собеседник говорил как-то буднично, как само собой разумеющееся – мол, любой другой на моем месте поступил бы также.

Однажды у нас зашел разговор про мою холостяцкую жизнь, про общагу и про бытовые условия. Я сказал, что холостому мужику, с одной стороны, проще, так как не надо думать о жене и детях, а с другой – постоянная проблема с питанием, да и с сексом тоже. Ведь периодически возникает вопрос не только о том, с кем потрахаться, но и где. В общагу приводить подругу на ночь запрещено. Вот и приходиться выкручиваться. А у тебя – жена всегда под боком.

– А мы с моей женой не трахаемся, – неожиданно для меня заявил Вадим.

– Это как же так, получается?… – недоуменно произнес я, думая, что Вадим шутит.

– Мы с женой отдаёмся друг другу в любовной страсти, – заявил он без намеков на шутку или иронию и мне от этих слов и их подачи стало неловко. Позже я, неоднократно вспоминая этот разговор про «трахаться», невольно сравнивал себя с животным, вынужденным удовлетворять свои биологические потребности порой со случайной знакомой и в случайном месте. И, как говорили классики – бытиё определяет сознание. Вот и моё бытиё, думал я, выражается в соответствующих грубых словах, неприемлемых для воспитанного человека.

Вадим же, на фоне моего самоуничижения представлялся мне не только порядочным человеком, ответственным семьянином, но и нежным чутким мужем, не позволяющим даже мысленно обидеть свою жену грубым выражением.

Ко всему этому «самоуничижению», видимо на подсознательном уровне, добавлялся комплекс провинциала-лимитчика перед коренным москвичом, который избавлен от многих проблем «понаехавших».

Был поздний промозглый вечер конца ноября. Снег ещё не выпал, но на улице было достаточно холодно, поэтому люди уже оделись в осенне-зимние одежды. Я завершил свой последний на тот день рейс вокруг Бирюлёво и собирался зайти в диспетчерскую, чтобы отметить путевку и ехать в парк, когда ко мне подошел Вадим. Он тоже завершил работу и только что высадил на конечной остановке нескольких запоздавших пассажиров. Вадим был чем-то взволнован.

– Ты когда проезжал мимо остановки, что возле моста через железную дорогу, не видел там лежащего мужика? – обратился ко мне Вадим.

– Нет, не видел. А может – не обратил внимание. А, что?

– Да ботинки на нем, кажись, новые и вроде как моего размера. Неужели ушел? – с досадой вопрошал Вадим, уже обращаясь не ко мне, а к самому себе.

– Что за мужик? Какие ботинки? – пытался уточнить я.

– Слушай, некогда объяснять. Я всё же смотаюсь туда… Посмотрю… – и он спешно сел в автобус и поехал в сторону названной остановки.

На улице в неосвещенных местах было уже темно и безлюдно.

Через несколько минут Вадим лихо подкатил на своем автобусе ко мне и вышел из кабины, широко улыбаясь.

– Зацени, какие боты я себе отхватил – почти новые. И размерчик мой – 44-й. – И он стал демонстрировать мне добротные зимние ботинки, приподнимая то одну, то другую ногу.

И тут только я догадался, куда и зачем несколько минут назад торопился Вадим.

– Ты чего, мужика разул? – спросил я, ещё не веря случившемуся.

– Ну, зачем так грубо. Не разул, а мы поменялись. В замен я ему свои надел, чтобы он не замерз. Они хоть и старенькие, но ещё походят.

Мне вдруг стало как-то не по себе. Долго создаваемый мной образ почти идеального человека и, как я надеялся, моего единомышленника и приятеля – рушился на глазах. Мне до боли стало стыдно за этого достаточно образованного, воспитанного и с виду порядочного парня. Разуть на морозе беззащитного пьяного, а может и больного человека – это даже не воровство и не грабёж, а мародерство, свойственное последним негодяям.

И ещё мне было стыдно и обидно за себя, за свою доверчивость и чрезмерное восхищение человеком, который, как оказалось, этого ни в коей мере не заслуживал. Я почти физически ощутил потерю чего-то важного, необходимого всегда, но особенно в первый год моего пребывания в чужом мне городе, когда круг близких знакомых весьма ограничен. В одночасье я терял не только столь желанного мне интересного собеседника и перспективного приятеля, но и, в определенной мере, веру в людей. Позже я стал сравнивать постигшее меня разочарование с разочарованием молодого человека, из рассказа Л.Н. Толстого «После бала». Когда молодой человека узнал, что казавшийся на балу милейшем человеком отец его возлюбленной полковник, на деле оказался жестоким палачом, который с наслаждением руководил поутру публичной казнью солдата. Меня после случившегося с ботинками, как и молодого человека из рассказа, поглотила физическая и духовная пустота и желание залить её спиртным, чтобы забыться и отвлечься от постигшего меня разочарования.

После инцидента с ботинками, я ещё какое-то время пересекался с Вадимом во время своей рабочей смены и мы даже о чём-то говорили. Но я старался свести эти встречи и разговоры к минимуму. Вадим же, возможно, почувствовал моё нежелание с ним общаться, перестал заходить в обеденный перерыв в салон моего автобуса. А вскоре и вовсе пропал. Или его автобус перевели на другой маршрут в другой район. Или он уволился из 9-го автобусного парка. Но я его более не встречал – ни на маршруте, ни в автобусном парке, ни в жизни.

Но вычеркнув Вадима из своих собеседников и приятелей, я не смог вычеркнуть случившегося из своей памяти.