Жертва, образ жертвы и конфликт

 

Содержание

Введение ................................................................................7
Часть I. Жертва как социальный феномен общественной жизни
Глава 1. Жертва в социальной антропологии
§ 1.1. Обряд жертвоприношения как способ конструирования
социальной реальности...............................................11
§ 1.2. Жертвоприношение душам умерших............................15
§ 1.3. Жертва как дар, как символический обмен
между богами и людьми..............................................17
§ 1.4. Морально-нравственные основы
в обряде жертвоприношения.........................................20
§ 1.5. Самопожертвование ....................................................23
§ 1.6. Насилие, жертва, конфликт.........................................26
§ 1.7. Человеческие жертвоприношения как фактор
укрепления власти правящего режима .........................30
§ 1.8. Сакрализация жертвы.................................................34
§ 1.9. Эмоциональный аспект восприятия жертвы..................39
Глава 2. Понятие «жертва»: варианты и интерпретации
§ 2.1. Жертва в виктимологии...............................................43
§ 2.2. Жертва терроризма.....................................................45
§ 2.3. Реальные и потенциальные жертвы различных
страхов и угроз...........................................................47
§ 2.4. Жертва в российском праве.........................................49
§ 2.5. Жертва в общественном мнении россиян.......................50
§ 2.6. Жертва в международном праве....................................52
§ 2.7. Жертвы приватизации.................................................54
§ 2.8. Жертвы либерализации экономики..............................57
4
Глава 3. Жертвы массового насилия
§ 3.1. Насилие в истории человечества...................................59
§ 3.2. Понятие и типология насилия.....................................61
§ 3.3. Природа агрессивности и насилия.................................64
§ 3.4. Религиозные основания насилия..................................69
§ 3.5. Идеологические основания насилия.............................73
§ 3.6. Цели и мотивы насилия...............................................83
§ 3.7. Жертвы массового насилия в цифрах.............................87
§ 3.8. Геноцид в Палестине в 614 году....................................90
§ 3.9. Советский народ — жертва геноцида фашистской
агрессии со стороны Германии, и её союзников
в Великой Отечественной войне....................................94
§ 3.10. Травма, жертва и насилие..........................................97
Глава 4. Жертва в социальном конфликте
§ 4.1. Понятие и структура социального конфликта...............101
§ 4.2. Жертва конфликта: понятие, суть...............................111
§ 4.3. Типологизация жертвы конфликта..............................114
§ 4.4. Условия и факторы трансформации жертвы
в участника, и субъект конфликта...............................123
§ 4.5. Возможные положения жертвы
в социальных конфликтах..........................................132
Часть II. Социальное конструирование образа жертвы и образа врага в конфликтном взаимодействии сторон
Глава 5. Теоретико-методологические основания конструирования различных образов жертвы и врага
§ 5.1. Образ (жертвы, врага): понятие, сущность структура.....139
§ 5.2. Социальный конструктивизм об образе жертвы
и образе врага...........................................................141
§ 5.3. Теория конструирования социальной реальности
П. Бергера и Т. Лукмана............................................143
§ 5.4. Конструктивистский структурализм П. Бурдье.............147
5
§ 5.5. Роль лидеров мнения в конструировании образов..........152
§ 5.6. Дискурс как вербальное артикулирование
конструируемого образа.............................................156
§ 5.7. Пропаганда, как способ целенаправленного
формирования общественного мнения..........................158
§ 5.8. Религиозные мифы как процесс и итог
социального конструирования виртуального
и реального мира.......................................................165
Глава 6. Причины, этапы и механизмы конструирования
образа жертвы
§ 6.1. Жертва, образ жертвы и интересы
конструирующего образ субъекта................................169
§ 6.2. Причины и основания конструирования жертвы...........171
§ 6.3. Классификация конструируемых типов жертвы............173
§ 6.4. Роль и функции конструируемой жертвы.....................178
§ 6.5. Этапы и механизмы конструирования жертвы..............183
§ 6.6. Особенности конструирования различных
типов жертвы...........................................................195
§ 6.7. Условия и способы конструирования жертвы................202
§ 6.8. Образ вселенской жертвы — Иисус Христос..................204
§ 6.9. Холокост как образ всемирной жертвы........................207
Глава 7. Причины, механизмы и динамика конструирования образа врага
§ 7.1. Понятие «враг» в эволюционном развитии
общества..................................................................215
§ 7.2. Сходство и отличие понятия «враг» от иных однопорядковых понятий...........................................219
§ 7.3. Образ врага как социальный феномен
общественного сознания.............................................227
§ 7.4. Качественные характеристики образа врага..................229
§ 7.5. Факторы, способствующие формированию
образа врага.............................................................234
§ 7.6. Динамика формирования образа врага.........................238
6
Часть III. Управление конфликтом
и роль образа жертвы
Глава 8. Динамика конфликта и управление конфликтом
§ 8.1. Стадии развития конфликта.......................................247
§ 8.2. Управление конфликтом:
понятие, сущность, динамика.....................................256
§ 8.3. Политическое управление конфликтом........................260
Глава 9. Реальные конфликтные ситуации: опыт критического осмысления
§ 9.1. Процесс конструирования образа
жертвы-героя — Павлика Морозова.............................264
§ 9.2. Процесс конструирования образа
жертвы-этноса как способа управления
сербско-косовском конфликтом (1998–1999).................271
§ 9.3. Процесс конструирования образа многофункциональной жертвы после террористического акта в США
(11 сентября 2001 года)..............................................276
§ 9.4. Попытка конструирования «жертвы-страны»
на примере грузино-осетинского конфликта
(август–сентябрь 2008 года)........................................281
§ 9.5. Голод на Украине (1932–1933) как предлог и причина
конструирования образа жертвы-народа — украинцев...285
§ 9.6. «Жертвы» и «агрессоры» в украинском конфликте с 2014 года и после начала СВО...................................291
§ 9.7. Конструирование из «демона» «ангела».......................295
§ 9.8. Казахстан — на пути к «украинизации».......................299
Заключение......................................................................302

 

---

 

Введение

Практики конструирования образа жертвы из конкретных людей, этносов, государств и др. имеют многовековую историю. Например, образ Иисуса Христа с позиции социального конструктивизма можно рассматривать как результат одной из таких практик. В Средние века во Франции из девушки Жанны д-Арк был сконструирован образ жертвы-мученицы, ставший символом освобождения страны от иноземных захватчиков. В XX веке, после первой мировой войны, усилиями немецкой (фашистской) пропаганды был сконструирован образ жертвы-народа, под которым подразумевался весь немецкий народ. Этот «образ» стал основанием для милитаризации фашисткой Германии и начала ею второй мировой войны.

В постсоветский период и в России, и в мире наблюдается актуализация проблематики «жертвы» в социально-политических отношениях и конфликтах. В России появились жертвы либерализации экономики, жертвы приватизации, жертвы терроризма и др. «Жертвами» объявляют себя большие социальные группы (социальные слои, этносы, нации) и целые государства (например, «жертвы советской оккупации»). Ссылаясь на многочисленные жертвы среди мирного албанского населения в Сербском крае Косово, США и НАТО в 1999 году подвергли варварской бомбардировки суверенную республику Югославию. На политическом поле конструируются различные типы «жертвы», которые используются как социальные и политические идентификации, объединяющих и разъединяющих народы и страны.

Политические силы, конструирующие виртуальные «жертвы», создают управляемые конфликтные ситуации и требуют реальных компенсаций за якобы причиненный им ущерб. А мнимые посягатели на «жертву» идентифицируются как враги. Таким образом, в современном мире создаются новые смыслы, новые проблемы и противоречия, так или иначе связанных с различного рода образами жертв.  Процесс конструирования таких образов во внутренней и международной политике продолжает развиваться и совершенствоваться.  

Но в отечественной и зарубежной  социологии, конфликтологии и PR-технологиях, проблематика конструирования образа жертвы, как способа создания управляемой конфликтной ситуации, на наш взгляд, пока ещё  не нашла адекватного отражения. Поэтому в предлагаемой вниманию читателей монографии, «жертва» рассматривается с двух основных позиций: как социальный феномен и как целенаправленно конструируемый «образ».

В 2008 году автором была защищена докторская диссертация на тему ««Жертва» как феномен социально-политического конфликта (теоретико-методологический анализ)». В диссертации были изложены теоретико-методологические основы исследуемой проблемы. В последующие годы в многочисленных публикациях автора, в том числе в монографиях и учебниках, проблематика «жертвы» нашла своё дальнейшее развитие.

Предлагаемая читателям монография является одним из промежуточных итогов работы автора по созданию и развитию концепции «целенаправленного конструирования образа жертвы в социальном конфликте», как способа создания управляемой конфликтной ситуации. В ней, наряду с подробным изложением основных исторических, теоретических и методологических обоснований исследуемой проблемы, представлен анализ реальных конфликтных ситуаций и роли образа жертвы в управлении этими конфликтами, с точки зрения предложенной автором концепции – «конструирования образа жертвы, как способа создания управляемой конфликтной ситуации».

Актуальность исследуемой проблемы в современном информационном обществе значительно возрастает по причине общей тенденции к виртуализации окружающего мира, его фальсификации и целенаправленного конструирования ложных смыслов.

 

 

 

Чувство необходимости жертвы – самое

архаичное в человеке, проходящее через

 все религии в истории древних обществ.

Иван Ефремов. Час Быка.

Часть первая

Жертва как социальный феномен общественной жизни

В общественном сознании и обыденных представлениях  понятие «жертва» обычно ассоциируется с невинно пострадавшими в результате каких-то событий людьми (человеком, группой, социальной общностью), которые не причастны к данному событию – не являются его субъектами и причиной. Например, жертвы землетрясения не причастны к данному природному явлению; погибшие во время боя мирные жители также являются жертвами в «чужой» войне. Однако такое представление о жертве не раскрывает всю глубину и многогранность этого социального феномена и его многообразных функций в различных сферах нашей жизнедеятельности.

Поэтому в этой части нашего исследования будут рассмотрены представления, понятия и функции «жертвы» в социальной антропологии, виктимологии, в российском и международном праве, в структуре социального конфликта и в других сферах общества. Глава 3 будет посвящена жертвам массового насилия.

 

Глава 1. Жертва в социальной антропологии

1.1. Обряд жертвоприношения как способ конструирования социальной реальности

Само понятие «жертва» происходит из обряда жертвоприношения. Такие обряды возникли в глубокой древности и существуют до сегодняшнего дня. Разнообразие форм жертвоприношения, их мотивы и выбор самой жертвы, по мнению С.А. Токарева, «связаны с различными сторонами общественной жизни людей»,[1] следовательно, имеют социальные основания.

Известный польско-британский социальный антрополог (этнолога) Б. Малиновский считал, что «корни жертвенных подношений примитивных обществ лежат в психологии дарообмена, основанной на восприятии изобилия как благосклонного дара, приносимого общине в целом».[2] Поэтому жертвы, как правило, приносятся каким-либо божествам для того, чтобы они, в свой черед,  всячески способствовали жизнедеятельности людей, приносящих жертву. Например, не причиняли зла, оберегали от чего-либо, помогали в каких-то делах. На роль жертвы выбирали (выбирают) людей, животных, материальные ценности, продукты питания. Выбор, очевидно, определялся существовавшей традицией или возникшей ситуацией. Так, например, в племенах ибо (Южная Нигерия) к жертвоприношению человека прибегали, «когда все иные средства оказывались тщетными».[3]

Обряд жертвоприношения, в котором на роль жертвы выбирали людей, современному человеку кажется варварским. Но, по мнению Э. Дюркгейма, «самые варварские или диковинные обряды, самые странные мифы выражают какую-то человеческую потребность,  какой-то аспект жизни, либо индивидуальной, либо социальной. Причины, которыми обосновывает их сам верующий, возможно, а чаще всего и действительно, ошибочны. Но истинные причины, тем не менее, существуют, и дело науки – раскрыть их».[4]

В одних случаях на роль жертвы выбирали людей из знатного рода или с безупречной внешностью, в других – выбор диктовался «какой-нибудь отметиной на теле или другим дефектом, которым бог пометил своих будущих жертв».[5] У некоторых древних народов существовал обычай, согласно которому жертвой, в определенных случаях, становился сын правителя. Так, у евреев, «согласно древнему обычаю, в случае великой опасности правитель города или народа во имя благополучия общины должен был послать на смерть в качестве выкупа мстительным демонам возлюбленного сына своего».[6] У мексиканских ацтеков жертва выбиралась из молодых рабов, обладавших безупречной внешностью. Но предварительно жертва нарекалась именем божества и олицетворяла его. Ей отдавали божественные почести все, в том числе и сам царь.[7]

В обряде жертвоприношения сама жертва представляется как искупительный дар или плата определенным трансцендентным силам за их благосклонность к людям, приносящим жертву. Поэтому, по мнению С. Московичи, «жертва предполагает, по крайней мере, сразу два различных главных действующих лица, которые играют противоположные роли. Одно, которое совершает жертву, позитивно воспринимает лишения, страдание, огорчения; другое, которое требует жертвы, – в пользу него она совершается».[8] Дж. Фрэзер приводит данные о том, что в Уруа Эйе и Ква Ибо в Южной Нигерии  «человеческие жертвоприношения совершались рыбаками богу реки, чтобы он послал им богатые уловы».[9] В некоторых первобытных племенах Африки «основатель племени обязательно должен совершить жертвоприношение перворожденного младенца, для того, чтобы умилостивить местные божества».[10]

Следовательно, в акте жертвоприношения сама жертва представляется как некий эквивалент обмена между реальными и мифическими субъектами «взаимодействия». На это, в частности, указывает то, что для каждого обряда жертвоприношения назначается (выбирается) соответствующая жертва. Это с одной стороны. Но с другой –  такой обмен не поддается оценке с точки зрения его адекватности (равноценности), т.к. ожидаемый («полученный») ответный «дар» конструируется лишь в виртуальных представлениях людей. Поэтому сам «процесс обмена» (акт жертвоприношения) является, прежде всего,  символическим действием, которые помогают поверить в реальность происходящего «обмена». Поэтому акту жертвоприношения и самой жертве изначально придавался некий сакральный смысл. А сама жертва в таком «взаимодействии» представляется не как реальный, а как символический эквивалент обмена между реальными и мифическими субъектами. При этом, «сам этот дар принимается тем лучше, чем большего себя лишают для того, чтобы принести его, и чем жертва ценнее».[11]

Э. Дюркгейм считал, что общества персонифицируются в своих богах. И что  «всякое ослабление веры свидетельствует о том, что сам по себе коллективный идеал ослабляется», и вместе с идеалом ослабляется жизнеспособность народа.[12] В этом плане периодический акт жертвоприношения богам способствует поддержанию постоянных отношений между сакральным и профанным; создает ощущение взаимной зависимости виртуального и реального. Кроме того, любые коллективные действия (по Э. Дюркгейму) способствуют укреплению связей индивида с группой, превращают толпу в народ, психическое – в социальное. И вне зависимости от того, является ли жертва данью или искупительной карой, она «всегда служит определенному сообществу и способствует братству приносящих жертву».[13] А сам процесс «обмена» (акт жертвоприношения) является, прежде всего,  символическим действием, которое помогает поверить в реальность происходящего коммуникативного обмена.

Следовательно, жертвоприношение можно рассматривать как один из древнейших способов конструирования социальной реальности, в которой боги предстают в качестве одной из сторон социального коммуникативного взаимодействия, а жертва – в качестве эквивалента совершаемого обмена. А приносящие жертву люди, объединенные единым ритуальным действием, единой целью и верой, предстают в качестве обновленной обрядом социальной общности. «Подлинное содержание обряда – это обновление не внешнего мира, а внутреннего социального чувства, забываемого в повседневном профанном быту, когда люди и семьи живут раздельно, рассеяно».[14] Таким образом, обряд жертвоприношения способствует конструированию социальной реальности и гармонизации отношений как между обществом и «богами», так и внутри самого общества.

 

1.2.Жертвоприношение душам умерших

Некоторые виды жертвоприношения возникли из обычаев, связанных с погребением умерших. С.А. Токарев считает, что, эволюция погребального жертвоприношения происходила следующим образом. Сначала люди в порыве аффекта, вызванного смертью сородича, бросали на труп умершего или в погребальный костер принадлежащие ему вещи. Затем такие действия стали закрепляться в обычаях. С развитием религиозных представлений о загробном мире, стало возникать ощущение того, что вещи умершего ему необходимы и там, и погребальное жертвоприношение становится традицией. При этом в могилы умерших клали не только личные вещи и еду, но и принесенных в жертву животных, рабов, жен и другое.[15]

С Токаревым в этом вопросе солидарен и М. Мосс: «Одной из первых групп существ, с которыми людям пришлось вступать в договоры и которые по природе своей были призваны участвовать в договорах, оказались духи мертвых и боги». В самом деле, именно они являются подлинными собственниками вещей и благ мира. Именно с ними было необходимее всего обмениваться и опаснее всего не обмениваться».[16]

С дифференциацией общества на «бедных» и «богатых» погребальный культ знатных особ местами приобретает «уродливо-изуверское развитие» с многочисленными заупокойными жертвами. «Так, на похоронах царя Бенина вместе с погребаемым убивали и бросали в могилу по нескольку сотен людей, главным образом осужденных, которых нарочно держали в тюрьме для такого случая».[17] Такой ритуал в большей степени был обусловлен не столько задабриванием духа умершего царя, сколько утверждением существующей в обществе верховной власти. 

Исследователи выделяют несколько оснований возникновения погребального культа: 1) приписывание сверхъестественных свойств самому трупу; 2) вера в душу умершего; 3) образ духа или божества – покровитель умерших.[18] Сам С.А. Токарев высказывается в пользу второй версии – боязни духа умершего. Свою точку зрения он аргументирует тем, что «обряды были тем сложнее, чем более влиятельное положение в общине занимал покойник».[19] Следовательно, жертвователи опасались обидеть дух того, кого они боялись и при жизни. Очевидно, приносимая жертва должна была соответствовать величине прижизненного почитания и страха  к умершему.

Таким образом, и в случае погребального культа, приносимая умершему жертва является эквивалентом обмена и способом предотвращения возможного конфликта, но уже не с неким божеством, а с душой покойника, которая воспринимается живыми как некая трансцендентная сущность.

 

1.3.Жертва как дар, как символический обмен между богами и людьми

Среди исследователей существуют разногласия в идентификации и разделении таких понятий как дар и жертва. Так С.Н. Зеркин по этому поводу пишет: «У них есть общие черты, и многие теоретики пытались и пытаются свести их друг к другу: объяснить жертву как разновидность дара или наоборот. Есть все же основание считать, что перед нами два разных вида человеческой деятельности и сакрального опыта …».[20] Но мы придерживаемся точки зрения, в которой дар и жертва считаются разновидностью одного и того же действия и/или сакрального опыта.

Так, по мнению С.А. Токарева, обряд жертвоприношения богам и духам предков, тесно связан с обычаями  дарить друг другу подарки. «Казалось бы «жертва» тут ни при чем. Но анализ фактов (особенно на примерах обычаев народов Европы) показывает, как одно здесь перерастает, превращается, переливается в другое: подарки живым людям, и подношения предкам, и вообще умершим, и стихиям огня, земли и воды».[21]

Непосредственную связь между жертвенным даром богам и духам предков и подарки живым людям усматривают и другие исследователи. Так, например, М. Мосс пишет: «Взаимоотношения этих договоров и обменов между людьми, с одной стороны, и между людьми и богами – с другой, проясняют целую область теории жертвоприношения».[22] С ним солидарен С. Московичи: «Никто никогда себя чего-то не лишает и не уступает что-то, если не ожидает того же самого в соответствующей пропорции со стороны другого. Жертва взывает к жертве…».[23] Таким образом, возникают и функционируют отношения обмена, в котором жертва представляет эквивалент символического обмена и некую ценность. Пожертвовав что-то «другому», – людям, богам, духам предков, человек рассчитывает на благосклонность этого «другого» и/или на ответный дар.

«Точный смысл и цель жертвенного уничтожения – служить даром, который обязательно будет возмещен».[24]  Некоторые древние народы прекращали приносить жертву тем божествам, которые, по их предположению, не оправдывали соответствующих ожиданий. Поэтому эффективность приносимой жертвы должна быть примерно пропорциональна получаемому обратному дару, несмотря на то, что существующие критерии оценки эквивалентности обмена могли и не иметь однозначной  определенности. Не оплаченная (не возмещенная) жертва может привести взаимодействующие стороны к разрыву отношений и/или к конфликту.

Также непринятие жертвенного дара в первобытных племенах означает недоверие к тем, кто приносит жертву. Известный путешественник и антрополог Виталий Судаков считает, что для «колыбельных цивилизаций» принятие подарка является значительно большей милостью, чем подарить. Он так описывает одну из своих попыток установить добрые отношения с первобытным племенем: «Высадившись на острове Андаманского архипелага, я выгрузил подарки и начал танцевать, зная, что аборигены за мной наблюдают. Потом отошел в сторону, чтобы они могли оценить подарки и решить, возьмут ли их. Когда я вернулся и убедился, что подарки взяли, понял, что контакт возможен. А вот если бы не взяли, пришлось бы поскорее уносить ноги».[25] Такое осторожное отношение в принятии даров, на наш взгляд обусловлено тем, что у представителей «колыбельных цивилизаций» принято отвечать на полученный дар своими «подарками». Непринятие дара могло бы означать «объявление войны».

Сказанное выше находит свое подтверждение и в исследованиях известного французского социального антрополога М. Мосса: «Отказаться дать, пригласить, так же как и отказаться взять, тождественно объявлению войны; это значит отказаться от союза и объединения».[26]

Но обмен дарами, по мнению Б.К. Малиновского и С. Московичи, нельзя отождествлять с торговлей (экономическим обменом), как считали М. Мосс и К. Маркс. «Единственная цель обмена состоит в том, чтобы укрепить сеть отношений путем усиления взаимных связей».[27] Обмен является скорее условием установления хороших отношений с целью развития торговли и других видов взаимодействия. Поэтому во взаимодействии людей обмен подарками представляет, прежде всего, символическое действие. «Дарить и принимать – это символический акт…»,[28] который имеет более глубокие корни, нежели законы рынка. Таким образом, символический обмен подарками тесно связан с обычаями  жертвоприношения, когда эквивалент обмена (жертва) оценивается не в экономических, а в нравственных и иных виртуальных категория.

Жертвуя и/или даря, люди пытаются устранить дисбаланс, который, по их ощущению возник в их отношениях с трансцендентными силами или другими людьми. Через дарственный обмен они стремятся заручиться поддержкой людей и богов, от которых, по их мнению, зависит их благополучие. А символический смысл жертвенного действия состоит в создании благоприятных коммуникаций с людьми и богами и обретением, в этой связи, душевного равновесия.

Современный «индивидуализированный» человек, жертвуя на храм, подавая нищему или участвуя в благотворительности, также пытается, по крайней мере, обрести душевное равновесие, путем определенных потерь. Это своего рода явный или подсознательный акт «покаяния», который может, в какой-то мере, нивелировать наши «вольные и невольные» прегрешения.  При этом, «сопротивление, с которым мы сталкиваемся при их преодолении, по мнению Зиммеля, позволяет нам испытать наши силы. Лишь победа над грехом сообщает душе «небесную радость», которой не может насладиться праведник».[29]

 

 

 

1.4.Морально-нравственные основы в обряде жертвоприношения

Мораль (от лат. moralis – нравственный) – особая форма общественного и индивидуального сознания, регламентирующая поведение человека. В основе морали лежат такие гуманистические идеалы как добро, справедливость, честность, нравственность, духовность и др. Мораль призвана удерживать человека от неблаговидных поступков. Согласно гегелевской философии истории, мораль и нравственность имеют разные основания и разных носителей (субъектов). Так, если мораль является внутренним представлением (убеждением) человека о добре и зле, то нравственность выступает в качестве внешнего регламентирующего фактора.[30]

Следовательно, нравственность – особая форма общественного сознания и один из основных видов управления общественными отношениями. Особенно велика роль нравственности в общественном управлении в до государственный период развития общества, когда не существовало письменных законов и правил, регламентирующих поведение и поступки людей.

Нравственность (как и мораль) основывается на существующих в обществе ценностях, обычаях, традициях. Но в отличие от норм обычного права, нравственные нормы получают идейное обоснование в виде идеалов добра и зла, должного и недолжного и т.д. Поэтому в качестве основных способов воздействия на людей, с целью регламентации их «нравственного» поведения, используется мифология, религия и идеология. Например, В.И. Ленин, чтобы оправдать «революционное» насилие большевиков, пытался обосновать новую «классовую» мораль идеологией марксизма. В этой морали нравственным считается все, что способствует достижению идеалов коммунизма. Для фашистов моральным считается все, что служит идеалам фашизма. Религиозные радикалы оправдывают свою антигуманную политику служением Богу. Каннибалы архаичных племен, очевидно, также имели свои идеологические обоснования своего «нравственного», с их точки зрения, поведения.

Жертвоприношение само по себе есть не что иное, как насилие над жертвой. Поэтому для его оправдания (легитимизации) требуются веские аргументы, прежде всего нравственного характера. По мнению Ю.М. Бородая, «Функция коллективных нравственных представлений состоит в обеспечении единства ценностной ориентации многих «Я», включенных в данную общность, посредствам идентификации их с какой-нибудь одинаково отстраненной от всех идеальной сущностью, не важно какой именно».[31] На роль такой сущности идеально подходит некое божество, которому периодически необходимо приносить жертвы, сплачивая людей общим ритуальным действием и пролитой кровью. Для атеистов-радикалов такой сущностью может быть некое «светлое будущее», ради достижения которого можно приносить в жертву «классовых врагов» и всех, недостойных такого будущего. Для нацистов и расистов такой сущностью является «чистота нации-расы», ради достижения которой необходимо уничтожать или порабощать иные «неполноценные» народы. Для бандитской группы общим объединяющим фактором может быть совместно пролитая кровь невинной жертвы. Для Американских (США) глобалистов и их союзников публичным оправданием разрушения целых стран (Югославия, Афганистан, Ирак и др.) является желание установить в этих странах демократию. И каждый из перечисленных «жертвователей» и/или убийц, будет стремиться оправдать свои действия определенными «нравственными» категориями.

Таким образом, акт жертвоприношения способствует объединению людей, разделяющих определенные нравственные ценности, не только через совместную деятельность, но и посредством  «коллективных нравственных представлений». Такие общие представления являются одним из эффективных факторов идентификации людей.

 

 

 

1.5.Самопожертвование

Некоторые аспекты исследуемого феномена «жертва» описаны Э. Дюркгеймом в работе «Самоубийство». В своем фундаментальном труде он   исследует три основных вида самоубийства: эгоистическое, альтруистическое и аномическое. Эгоистическое самоубийство, по мнению Дюркгейма, обусловлено чрезмерной индивидуализацией человека, когда он думает только о себе, решает свои эгоистические проблемы. Альтруистическое – возникает в условиях абсолютной зависимости индивида от общества, например, старые или больные люди, чтобы не быть обузой обществу, под давлением сложившихся обстоятельств или существующих традиций, решаются на самоубийство. Аномическое – обусловлено сложившимися тяжелыми жизненными обстоятельствами или личной драмой. При этом только альтруистическое самоубийство он рассматривает как жертву, которая способствует решению определенных социальных проблем, как вынужденное самопожертвование ради общественного блага.

Дюркгейм выявляет социальные причины альтруистического   самопожертвования и обосновывает его функциональное значение для социальной общности. Он выделяет три основные категории альтруистического самоубийства: 1) людей престарелых или больных; 2) жен после смерти мужа; 3) рабов, слуг и т.д. после смерти хозяина или начальника. «Во всех этих случаях человек лишает себя жизни не потому, что он сам хочет этого, а в силу того, что он должен так сделать»…,  «общество требует подобного самопожертвования в социальных интересах».[32]  

В ходе своего исследования Дюркгейм неоднократно отмечает, что альтруистическое самоубийство в наибольшей мере характерно для первобытного общества, в котором индивид всецело подчинен коллективной дисциплине. Кроме того, у «коллективистского» человека слабо развиты чувства собственной индивидуальности, поэтому он не очень дорожит своей жизнью. Однако и в современном обществе имеют место случаи, когда человек рискует своей жизнью или идет на верную смерть ради общественного блага или ради спасения жизни других людей.

Существует также такая форма самопожертвования как пассионарность. Это готовность индивида и группы к самопожертвованию ради достижения общественно значимых целей. По мнению Льва Гумилева, пассионарность – это особое свойство характера людей, наделенных необратимым внутренним стремлением (осознанным или, чаще, не осознанным) к какой-либо цели, которая представляется пассионарной особи иногда ценнее даже собственной жизни.[33]

Необходимо отметить, что принесение себя в жертву ради других имеет и генетические основания. Это явление было доказано международной группой биологов под руководством Мартина Акерманна из Технологического института в Цюрихе (Швейцария), изучавшей поведение смертельно опасных бактерий Salmonella tiphimurium. В результате исследования было установлено, что эти бактерии могут приносить себя в жертву ради развития колонии.[34]

В нашем исследовании пассионарность рассматривается, прежде всего, как «характерологическая доминанта» (по Гумилеву) многих людей – субъектов и участников социального конфликта. Здесь речь идет не о заранее подготовленном террористе-одиночке, и даже не о «жертве-герое», а о готовности значительного количества участников конфликта к героическим поступкам и вероятной или неизбежной своей гибели. История хранит немало примеров такой пассионарности, например: 300 спартанцев, чудо-богатыри Суворова, защитники Брестской крепости и др.

В отличие от максимализма героя-одиночки и фанатизма террориста-смертника, массовый героизм (даже если это героизм большого количества героев-одиночек, например, японских камикадзе) и готовность к самопожертвованию имеют глубинные основания, которые формируются в менталитете социального субъекта. Глубинные основания готовности к самопожертвованию формируются всей предшествующей историей субъекта (социума) и приобретают определенные объективные характеристики. Но в решающую минуту эти характеристики должны дополняться субъективными факторами состояния субъекта, такими как:

– уверенностью субъекта в правоте своего дела (своей борьбы) и моральным оправданием приносимой им жертвы;

– чувством патриотизма к родине, семейному очагу, социальной группе;

–  ненавистью к неправедному и вероломному врагу и жаждой мести за нанесенные врагом потери;

– стремлением защитить (отстоять) честь и достоинство своей социальной группы;

– уверенностью в окончательной победе над врагом и торжестве справедливости;

– определенными волевыми качествами, например, способностью преодолевать страх смерти и бороться до конца.

Наиболее ярко все перечисленные выше признаки пассионарности были проявлены защитниками Сталинграда в борьбе с немецкими захватчиками во время второй мировой войны.

Погибшая или пострадавшая в конфликте пассионарная личность (группа), с нашей точки зрения, не является жертвой, т.к. сама принимает активное участие в конфликте. Но в общественном сознании она ассоциируется с «жертвой-героем», т.к. «жертвует» свою жизнь ради общего блага: «Вы жертвою пали в борьбе роковой…».

Альтруистическое самоубийство, описанное Э. Дюркгеймом, необходимо рассматривать как жертву, которая способствует решению определенных социальных проблем.

1.6.Насилие, жертва, конфликт

Принесение в жертву животного или человека, как и самопожертвование, предполагает насилие над жертвой или над собой. Но в определенных ситуациях жертвоприношение может использоваться для обуздания насилия внутри определенного сообщества. В этом случае акт жертвоприношения – акт «постановочного» локального насилия выполняет функцию замещения (предотвращения) реального, более масштабного насилия. Например, если в роду или племени возникает социальная напряженность («жажда насилия»), которая может трансформироваться в открытый конфликт и насильственные действия сторон, то для его предупреждения выбирается заместительная жертва». Р. Жирар по этому поводу пишет: «Неутоленное насилие ищет и в итоге всегда находит заместительную жертву. Вызвавшее ярость существо вдруг заменяется на другое, ничем не заслужившее ударов насильника, кроме как своей уязвимостью и досягаемостью».[35] Следовательно, целью жертвенного замещения является стремление перехитрить насилие,  «и в удобный момент подбросить ему ничтожную добычу, которая его утолит».[36]  

Для изгнания зла из общины существовали акты жертвоприношения человека-«козла отпущения». Этот обряд по своей форме и содержанию во многом схож  с принесением «заместительной жертвы». Например, в племенах ибо (Южная Нигерия) во времена народных бедствий (засухи, голода и др.), когда рост социального напряжения в сообществе достигал критического уровня, оно прибегало к такому обряду жертвоприношения человека. «Козла отпущения» привязывали к дереву, а затем волочили по населенному пункту. При этом на голову жертвы правители и все жители переносили все свои собственные и общинные грехи. Затем уже мертвую жертву, вобравшую в себя все зло и все грехи жертвователей, выносили за пределы населенного пункта.[37]

Таким образом, организовывая подконтрольное ограниченное насилие над заместительной жертвой, люди стараются отвести от себя более серьезную опасность – массовое насилие. При этом «коллектив пытается обратить на жертву сравнительно безразличную, на жертву «удобоприносимую» то насилие, которое грозит поразить его собственных членов».[38] В такой ситуации жертвоприношение защищает сразу всё сообщество (род, племя) от грозящего ему его собственного насилия, а ритуальные действия способствуют снижению социальной напряженности. Таким образом, происходит конструирование новой социальной реальности. Сама же жертва в акте жертвоприношения  как бы «принимает на себя» весь груз ответственности за прошлые грехи, предотвращает назревающий конфликт и восстанавливает социальное равновесие в сообществе.

И в случае с «заместительной жертвой», и в случае с «козлом отпущения» на роль жертвы выбирались люди, не имевшие тесных социальных и родственных связей с членами основной социальной группы (рабы, пленники, сироты и т.п.). Такой выбор был обусловлен боязнью кровной мести со стороны родственников и друзей жертвы, которая (месть) может завладеть всем социальным организмом и умножить насилие.[39] «Удобоприносимая» жертва всё перенесенное на нее зло и насилие «забирала» с собой.

Поиск и наказание заместительной жертвы или «козла отпущения», в целях предотвращения конфликта (обуздания массового насилия), характерны не только для первобытных сообществ. На протяжении всей истории человечества этот метод широко использовался и используется повсеместно. Например, поиск «врагов народа», как заместительной жертвы, широко использовался во времена Великой французской революции (1789 г.) и в СССР во времена правления сталинского режима. В современных организациях, также как и в архаичные времена, «козлов отпущения» используют для того, чтобы свалить на них вину за неэффективное управление руководящих органов.

Более сложные отношения с ограничением насилия возникают в случае, если оно совершено индивидом по отношению к индивиду, принадлежащему к другой социальной группе (общине, роду, племени). В таких ситуациях возникает угроза мести, которая представляет собой цепную реакцию нескончаемых кар, в которой «всякая кара требует новых кар».[40] Такой нескончаемый процесс взаимной мести ставит под вопрос само существование общества.

В современном обществе угроза мести устраняется наличием судебной системы. В архаичных племенах с целью устранения угрозы распространения взаимного насилия и нормализации отношений между сторонами, нередко использовался акт жертвоприношения. Но здесь уже этот акт выполняет не только функции замещения (как это имело место во внутригрупповом конфликте), но и функции «возмещения» (компенсации) нанесенного другой стороне ущерба. Но данная компенсация носит не буквальный, а символический характер. Так, если члены одного племени совершили насилие (например, убийство) по отношению к членам другого племени, то в целях примирения виновная сторона приносила в жертву кого-то из своих соплеменников. При этом жертвой не обязательно был тот, кто совершил насилие. «Убивая одного из своих, чукчи делают упреждающий ход: они приносят жертву своим потенциальным противникам, тем самым предлагая им не мстить, не совершать акта, который стал бы новой обидой и за который опять пришлось бы мстить».[41]

Выбор на роль жертвы невиновного в совершенном насилии соплеменника, по мнению Р. Жирара, был обусловлен не столько рациональной выгодой, сколько нежеланием продолжить круг насилия. То есть, приносимая жертва не должна быть осквернена совершенным ей насилием, чтобы не заразить им других.[42] А для потерпевшей стороны важен был сам факт признания вины со стороны обидчика и желание искупить ее жертвоприношением. В этом плане символический обмен «смерть против смерти (дар против дара)» (по Ж. Бодрийяру) для первобытных людей был более действенным и приемлемым, нежели более поздний рациональный обмен – «смерть за смерть»,[43] ибо он был чреват продолжением взаимного насилия, то есть, местью.

Таким образом, в условиях отсутствия судебной системы, через акт жертвоприношения решались проблемы восстановления справедливости, и устранялись угрозы распространения взаимного насилия. В этом акте приносимая жертва играет функции «возмещения» (компенсации) нанесенного другой стороне ущерба. Но эта компенсация носит скорее символический ритуальный характер, так как на роль жертвы выбирается не реальный виновник, а заместительная жертва. Нечто подобное происходит в современной дипломатии, когда в ответ на высланных из страны дипломатических работников, уличенных в шпионаже, страна, обвиненная в шпионаже, высылает аналогичное число, по сути, невиновных контрагентов.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1.7.Человеческие жертвоприношения как фактор укрепления власти правящего режима

Придумав мифический образ князя зла –

Сатаны, человек стал им сам

Иван Ефремов. Час быка.

 

Многие исследователи указывают на то, что человеческие жертвоприношения в истории социума выполняли и выполняют множество сакральных и профанных функций. Одной из этих функций является – укрепление власти правящего режима и углубления (сохранения) в обществе социального неравенства. Международная команда исследователей, изучив 93 австронезийские культуры на островах в Тихом океане, пришла к выводу: чем более дифференцированно общество в плане социального неравенства, тем в большей мере в этих обществах практиковались человеческие жертвоприношения. Так в эгалитарных культурах человеческие жертвы в культовых обрядах приносились в 25% случаев, в умеренно стратифицированных обществах – в 37%, а в сильно стратифицированных – в 67% случаев. При этом человеческими жертвоприношениями руководили лидеры или священнослужители, а жертвы выбирались среди более низких социальных слоев.[44]

Возможность распоряжаться чужой жизнью – наиболее яркая демонстрация своей власти. В некоторых деспотических государствах во время похорон умершего царя практиковалось подконтрольное, демонстративное насилие над многочисленными жертвами. Так «в XVII в. на поминках по умершему царю Бенина умерщвляли по 400-500 человек, главным образом из осужденных пленников».[45] Целью такого массового жертвоприношения являлось не столько «ублажение» души умершего, сколько укрепление деспотической власти правившего царя.[46] И все это трактовалось как некий «священный» ритуал, угодный духу умершего и/или иным богам. А жрецы-палачи позиционировались как беспристрастные служители определенного культа.

В средневековой Западной Европе именно официальная католическая церковь и палачи-священнослужители решали – кого казнить, а кого миловать. Это был хорошо организованный духовный и физический террор, основной целью которого являлось безраздельное господство религиозной и монархической власти в стане и в мире. Не вдруг утвердившийся в христианстве постулат о бессмертии, по мнению Ж. Бодрийяра, позволил христианским жрецам контролировать не только живых, но и мертвых, сжигая и придавая анафеме еретиков. «Все ереси были попытками оспорить «царство небесное» и установить царство божье здесь и теперь».[47] Отрицать загробный мир, по Бодрийяру, – означает конец всех церквей и их власти.

 Такой способ укрепления власти как насилие над жертвой, характерен для любых деспотических и тоталитарных режимов. В пост советское время появилось немало «обелителей» и «гуманизаторов» царского режима в России, рассказывающих как хорошо жилось россиянам во времена царизма. Но они стыдливо умалчивают о трех столетиях крепостного права, когда помещики людей как животных или вещ продавали, дарили и проигрывали в карты, а, то и запарывали до смерти, ради утверждения своей власти над ними. Как калечили и запарывали до смерти солдат. Недаром в народе Николай первый был прозван «Паклиным», а Николай второй  – «Кровавым».

А вот как описывает бывший узник ГУЛАГА сцену расправы с взбунтовавшимся бараком: «Пригнали бунтовщиков. Все почти голые, со связанными руками. А на дворе морозище. Окружили в три кольца охраной с собаками и начали издеваться. А они уже и не сопротивляются – еле шевелятся, все лежат в снегу. Их истязают на наших глазах, чтобы, значит, остальным неповадно было бунтовать. Звери, звери! Вспарывают им животы, отрезают уши, члены, выкалывают глаза, травят собаками. Всех растерзали!».[48]

Известный немецкий ученый и бывший узник фашистских лагерей Б. Беттельхейм так объясняет роль лагерей и насилия над заключенными: «Лагеря служили нескольким различным, хотя и связанным между собой целям. Главное – разрушить личность заключенных и превратить их в послушную массу, где невозможно ни индивидуальное, ни групповое сопротивление. Другая цель – терроризировать остальное население, используя заключенных и как заложников, и как устрашающий пример в случае сопротивления».[49]

Акцией массового насилия над невинными жертвами, с целью устрашения других, является также событие, произошедшие 2 мая 2014 года в Доме профсоюзов города Одесса, где украинскими националистами, при поддержке официальных властей, были заживо сожжены более 48-и человек. «Вина» этих людей состояла лишь в том, что они протестовали против произошедшего на Украине антиконституционного переворота и захвата националистами власти в стране.

Еще одной формой «жертвоприношения», используемой политическим режимом для укрепления своей власти, являются террористические акты, в которых, как правило, гибнут простые люди. Такие акты, в отдельных случаях, могут провоцироваться или целенаправленно организовываться спецслужбами правящего режима. Так вскоре после теракта 11.09.2001 во Всемирном торговом центре города Нью-Йорка (США), рейтинг одобрения американцами деятельности президента Дж. Буша вырос с 52% до 90%, достигнув исторического максимума.[50] Многие исследователи считают, что этот теракт организовали спецслужбы США.[51] Результаты этого «жертвоприношения» весьма впечатляющие. Около трех тысяч погибших и существенный материальный ущерб. Но главная цель организаторов – это небывалый рост рейтинга правившего в США режима и развязанные руки для очередной внешней агрессии.

Как неудавшуюся попытку укрепления единой государственной власти через жертвоприношение можно рассматривать «языческую реформу» киевского князя Владимира в 983 году. Суть проблемы состояла в том, что Русь в те времена представляла собой огромное, но неустойчивое объединение различных племен (полян, древлян, ильменьских славян, балтийских славян – «варягов», русов и др.). С целью духовного и идейного объединения всех племен, Владимир сотворил близ своего двора в Киеве единый пантеон из шести языческих богов – Перуна, Стрибога, Дажьбога, Хорса, Симаргла, Мокоши.[52] При этом в жертву Перуну были принесены два варяга-христианина.[53] До этого случая на территории основной Руси человеческие жертвоприношения не практиковались. Поэтому попытка привнести на Русь варяжский пантеон богов с человеческими жертвоприношениями,  привела к конфликту между языческой и христианской общинами в самом Киеве.

Таким образом, языческая реформа Владимира провалилась, и он стал искать новую веру, которая могла бы сгладить возникшие в стране идейные противоречия.[54] И уже через несколько лет (в 989 г.) официальной религией  Руси стало Восточное христианство.

 

1.8.Сакрализация жертвы

Выше уже говорилось, что в акте жертвоприношения самой жертве изначально придавался некий сакральный смысл. Но этот смысл не появляется сам собой. Если представить человеческое жертвоприношение или умерщвление жертвенного животного как заранее спланированное убийство, совершаемое в процессе определенного ритуала, то для начала необходимо придать сакральный смысл этому ритуалу. В этом, по мнению М. Мосса состоит смысл первой стадии жертвоприношения. «Для этого нужны обряды, которые введут их в сферу сакрального и более или менее глубоко вовлекут их в нее, в зависимости от роли, которую им предстоит сыграть».[55]

По мере приближения к кульминации обряда, жертва все более «сакрализуется», вбирая в себя многочисленные ритуальные молитвы, действия и иные воздаяния. Но подлинная ее сакрализация происходит лишь в момент её смерти, когда её дух высвобождается и уходит в мир богов.[56] Смерть (уничтожение) жертвы – это точка невозврата, после которой уже ничего нельзя изменить. Если к еще живой (потенциальной) жертве могут быть какие-то претензии и нарекания, да и она сама может повести себя вопреки ожиданиям жертвователей, то с её смертью все возможные неожиданности заканчиваются. Для жертвователей умерщвленная жертва становиться наиболее удобоваримой. Отныне они могут в своих интересах интерпретировать все аспекты произошедшего события и конструировать нужную им социальную реальность. Таким образом, смерть жертвы  и пролитая ею кровь очищают её от всего профанного. Ее душа уже находится в горнем мире, а ее образ сакрализуетя уже окончательно в интересах организаторов жертвоприношения.

Обряд жертвоприношения не только сакрализует жертву, но и, как уже говорилось, способствует консолидации социальной общности, приносящей жертву. Консолидация социума происходит и в процессе нахождения и жертвенного умерщвления «козла отпущения», но в этом случае «жертва» дегуманизируется.

Многие исследователи сравнивают распятие Иисуса Христа с обрядом жертвоприношения. Но, на наш взгляд, это не идентичные события. Распятие Христа – это публичная казнь, в которой Иисус изначально позиционировался правившим в Иудеи режимом и представителями официальной религии, а также большинством простых обывателей как преступник-еретик, заслуживающий наказания. Место казни – Голгофа, также изначально не являлось сакральным. Сочувствовавших Христу было всего несколько человек – родных и близких. А ученики Христа, по сути, предали его, не встав на защиту своего учителя. И даже сама смерть Иисуса не стала кульминацией события. И только известие о мистическом воскрешении Христа (исчезновении тела из места погребения) запустило процесс его сакрализации. Сенсационность события привлекла к себе внимание людей и способствовала увеличению числа его адептов.

Поэтому процесс сакрализации Христа растянулся на многие столетия. И чтобы воскрешать в памяти людей его жертвенный подвиг, его адепты ежегодно во многих странах мира проводят постановочную сценку распятия (казни) Христа. А современное христианское причастие – это, по сути, не что иное, как символическое «поедание» христова тела и крови Иисуса Христа. Этот ритуал переносит нас во времена дремучего язычества и каннибализма, когда кровь и плоть человеческой религиозной жертвы после ее сакрализации употреблялась (употребляется) в пищу, с целью «приобщения» к святости и/или насыщения.

С точки зрения того, что Христос – бог, вселившийся в человеческую плоть и принесший себя (свое обретенное тело) в жертву, для того, чтобы доказать людям реальность воскрешения из мертвых и возможное бессмертие души, то его поступок, с научной точки зрения, подпадает под понятие альтруистического (по Дюркгейму) самопожертвования. Таким же самопожертвованием можно охарактеризовать поступок Ивана Сусанина (1613 г.), который пожертвовал собой ради спасения будущей царской династии Романовых. Насильственная смерть Сусанина и её огласка стали отправной точкой для начала процесса его сакрализации как «жертвы-героя».

В контексте наших размышлений и аналогий интерес представляет публичная казнь Жанны д'Арк (1431 г.). Преданная спасенным ею французским королем Карлом VII и официальной церковью, она, в интересах завоевателей Франции англичан, была сожжена на костре как «еретичка, вероотступница, идолопоклонница». И только когда в общественном мнении доминирующими стали суждения о ее невиновности и даже святости, то приговор по делу Жанны д'Арк в 1456 году  был торжественно отменен папой Каликстом III.[57] Неправомерная с точки зрения простых людей насильственная смерть Жанны стала началом процесса ее сакрализации и обвинения её палачей и гонителей в преднамеренном преступлении. 

И еще одно важное различие в казни и жертвоприношении. Исполнителей казни называют палачами – убийцами. А исполнителей жертвоприношения – жрецами, служителями культа – исполнителями высшей сокральной воли.

И если традиционный обряд жертвоприношения объединяет (идентифицирует) социум, то публичная казнь порождает новые конфликтные противоречия между организаторами и сторонниками казни, с одной стороны, и ее противниками с другой. Так гонения на христиан в Римской империи началось сразу же после казни Христа и продолжалось почти три века (до 313 года, когда императором Константином Великим был издан Миланский эдикт, и положение христиан стало легальным). Когда же христианство стало доминирующей в Европе религией, то уже его адепты стали огнем и мечем утверждать свою правоту, плодя новые жертвы.

Изначально конфликтной является публичная казнь, совершаемая оккупантами на подконтрольной территории противника. Оккупанты объявляют потенциальную жертву своим врагом и организовывают публичную казнь, с целью устрашения соотечественников жертвы. Последние же воспринимают казненного (казненных) либо как невинную жертву, либо как героя, пожертвовавшего собой ради защиты отечества. После казни, в зависимости от оценки «заслуг» жертвы, возможен процесс её сакрализации. Так, казненная немецкими оккупантами в ноябре 1941 года Зоя Космодемьянская, стала первой женщиной, удостоенной звания Героя Советского Союза во время Великой Отечественной войны.

В современном мире, в случаях появления жертвы, также возможна её сакрализация, которая зависит от следующих факторов:

– от социальной значимости произошедшего события;

– от величины и значимости понесенной обществом утраты;

– от возможностей и желания (заинтересованности) общественности или определенных социальных групп в сакрализации жертвы.

Но в отличие от религиозной божественной сакрализации, в профанной отсутствует этап предварительных обрядов с целью подготовки места для совершения жертвоприношения и подготовки самой жертвы к насильственной (в некоторых случаях добровольной) смерти. Начало процесса сакрализации «современной» жертвы становится возможным только после ее насильственной смерти.

Профанная жертва может появиться в следующих случаях: 1) случайно в случайном месте, например, жертва стихии; 2) в результате теракта в запланированном террористами месте; 3) теракт (убийство жертвы) может быть подготовлен и осуществлен заинтересованными акторами, которые обвинят в этом других. Такими акторами могут быть, в том числе, и государственные структуры, например, теракт в США  11.09.2001 года, или убийство Павлика Морозова, предположительно совершенное работником  НКВД СССР.[58]

Итак, непременным условием начала процесса сакрализации профанной жертвы, является её смерть. Так, если оставшимся в живых жертвам стихии или теракта можно выплатить компенсацию за причиненный ущерб или провести иную реабилитацию, то мёртвых уже не вернёшь. Как и в случае с религиозной божественной жертвой, умерщвленная профанная жертва является наиболее удобоваримой для её сакрализации. Особенно для тех, кто организовывал убийство этой жертвы с целью последующей её сакрализации. Ведь живая потенциальная жертва может быть оппонентом или даже врагом своих потенциальных убийц и «сакрализаторов». А мёртвую жертву путем манипулирования общественным мнением можно представить как своего сторонника и даже соратника.

 

1.9.Эмоциональный аспект восприятия жертвы

Все многообразие целей и функций актов жертвоприношения и восприятия самой жертвы сложно понять без учета эмоциональной составляющей этих процессов и явлений.

Основатели социально-психологических подходов исследования коллективного поведения (И. Тэн, Г. Тард, Г. Лебон) в основном говорили о негативных иррациональных последствиях эмоционального возбуждения людей, находящихся в скученном состоянии. Такие люди, по мнению И. Тена, теряют рассудок и превращаются в толпу. Г. Лебон считал толпу преимущественно иррациональной, слепой и разрушительной силой. Г. Тард говорил о том, что в толпе на первый план выступает коллективная психология (психология толпы), которая возбуждает те или иные чувства (ненависти, обожания, отвращения, восторга и др.). Многие исследователи говорят о том, что эмоции способствуют уходу людей от социальной реальности.[59]

Однако акт жертвоприношения является, как правило, тщательно подготовленным и хорошо организованным мероприятием собравшихся вместе людей, которое нельзя отождествлять с толпой, – это, во-первых. Во-вторых, периодически осуществляемые акты жертвоприношения проводятся, в том числе, и с целью обеспечения синхронизации настроений отдельных индивидов и групп. Это своего рода механизм «настройки» (по Тарду) общественных эмоций на позитив или негатив. В этом контексте эмоции и настроения, по мнению Г. Тарда, являются одними из важнейших элементов социальной ткани общества.[60]

Э. Дюркгейм рассматривал эмоции как «социальный клей» и как один из важнейших факторов структурирования социальной реальности в процессе общественной эволюции.[61] В акте жертвоприношения эмоции необходимо рассматривать не только как уход от рациональности, но и как способ, форму конструирования новой социальной реальности, которая способствует решению определенных проблем и идентификации общества. Через эмоциональный настрой происходит осознание новой реальности и подготовка к рациональным действиям.[62]

В зависимости от целей и форм жертвоприношения создается определенный эмоциональный настрой и соответствующее отношение к самой жертве. Так, в случаях жертвоприношения трансцендентным силам, жертва нередко наделялась сакральными свойствами и даже обожествлялась, а ее умерщвленная плоть употреблялась в пищу. Заместительная жертва, как правило,  дегуманизировалась, наделялась негативными качествами. Но и в первом и во втором случае сакрализация и дегуманизация жертвы, и ее насильственная смерть возбуждали страсть и эмоции у участников жертвоприношения.

Казнь жертвы-преступника также  может вызывать глубокие эмоциональные чувства, но несколько иного порядка. Это, прежде всего такие субъективные чувства как ужас, жалость, злорадство, ненависть к палачам, и наконец, облегчение, что не ты оказался на месте казненной жертвы.

В современном обществе, также как и в первобытном, насильственная смерть невинной жертвы также вызывает бурю эмоций. Насильственно-катастрофическая смерть, по мнению Ж. Бодрийяра, «оттого так сильно и глубоко потрясает, что вовлекает в игру группу как таковую, с ее страстным интересом к самой себе, давая ей чувство какого-то преображения или искупления».[63] По накалу страстей и эмоций сценарий жертвоприношения он сравнивал с захватом заложников: «Все его осуждают, но в глубине он вызывает какой-то радостный ужас… Дело в том, что здесь воссоздается время жертвоприношения, ритуал казни, неминуемость коллективно ожидаемой смерти – совершенно незаслуженной, а значит, всецело искусственной и потому безупречно соответствующей жертвенному обряду…».[64]

В плане воссоздания «время жертвоприношения» я не могу согласиться с Бодрийяром, так как в традиционном жертвоприношении мы имеем дело с легитимной сакральной жертвой, а в случае «с захватом заложников» – с виктмной профанной жертвой, случайно оказавшейся в руках террористов. Кроме того, в обряде жертвоприношения палач выполняет почетную функцию жреца, а палач-террорист является преступником. Но в плане «возбуждения страсти и эмоции», обусловленных внезапной насильственной смертью невинных людей, такие сравнения, с определенной оговоркой, вполне допустимы.

Выше уже говорилось о том, что жертва должна соответствовать целям и задачам акции жертвоприношения, и, прежде всего, понятию «жертва». Основные свойства реальной жертвы – это ее невиновность и незащищенность перед лицом посягателей. Например, гибель детей от рук террористов в г. Беслане в 2004 г. Поэтому понятию «жертва» в наибольшей степени «соответствуют» невинно пострадавшие дети, старики, женщины. Насильственная смерть наиболее беззащитной жертвы вызывает накал страстей и эмоций, которые способствуют формированию определенного общественного мнения и побуждают людей к действию. Так, например, под давлением общественности, возмущенной неоднократными убийствами детей педофилами, Государственная Дума РФ 7 февраля 2013 г. приняла Закон о педофилии, который в значительной мере ужесточает наказание такого рода преступникам.

Более масштабный и эмоциональный по накалу страстей, стал конфликт между Израилем и ХАМАС (Палестина, сектор Газа) в октябре-ноябре 2023 года, когда в ответ на атаку боевиков ХАМАС на Израиль, последний стал методично и безжалостно стирать сектор Газа с лица земли. В результате, только за первый месяц такой «миротворческой» операции жертвами израильской армии стали более одиннадцати тысяч мирных палестинцев, примерно 60% из которых женщины и дети. В ответ на такие зверства со стороны Израиля, массовые демонстрации солидарности с народом Палестины и с осуждением израильской военщины,  охватили десятки стран Мира.  

 

 

 

 

 

Глава 2. Понятие «жертва»: варианты интерпретации

2.1.Жертва в виктимологии

Для исследования такого социально-психологического феномена как жертва, существует специальная наука виктимология – «учение о жертве» (от лат. victima – жертва и греч. logos – учение). Однако направление исследования этой «науки» существенно отличаются от исследований жертвы в социальной антропологии и социологии. Виктимология исследует, прежде всего, состояния и факторы, способствовавшие превращению человека в жертву целенаправленного насилия или несчастного случая. К базовым понятиям виктимологии относятся: виктимность – приобретенные человеком физические, психические и социальные черты и признаки, способствующие его превращению в жертву и виктимизация – процесс приобретения виктимности.[65]

Как комплексная социально-психологическая наука, виктимология включает в себя следующие научные направления:

1) разработку общей теории формирования виктимности (психологии жертвы);

2) разработку методов и техник коррекции общего уровня виктимности;

3) разработку методов и техник работы с посттравматическим стрессовым расстройством у жертв.[66]

Как социально-психологическая наука, виктимология также исследует фрустрационные механизмы трансформации жертвы в субъект социального конфликта.

В виктимологии жертва (по мнению В.Е. Христенко)  – «это человек (сторона взаимодействия), который утратил значимые для него ценности в результате воздействия на него другим человеком группой людей, определенными событиями и обстоятельствами».[67] Наряду с термином «жертва» в отечественной виктимологии также используется термин «потерпевший».

В рамках  виктимологии разрабатываются и исследуются различные типы жертв, например, жертвы преступлений, жертвы природных катаклизмов, жертвы социальных конфликтов, жертвы террора, жертвы массового насилия – геноцида и др. Нередко жертва сама провоцирует конфликт и способствует насилию над собой. Для подобных ситуаций один из основателей виктимологии Б. Мендельсон предлагает следующую классификацию жертв: 1) совершенно не виновная («идеальная») жертва; 2) жертва с легкой виной; 3) жертва, равно виновная с посягателем; 4) жертва, более виновная, чем посягатель; 5) исключительно виновная жертва.[68]

К жертве с определенной долей вины можно отнести жертву манипуляции. Манипуляция – это психическое воздействие, в результате которого человек (группа) делает то, чего желают другие, вопреки своим интересам. По мнению С.Г. Кара-Мурзы, «Жертвой манипуляции человек может стать лишь в том случае, если он выступает как ее соавтор, соучастник. … Манипуляция – это не насилие, а соблазн».[69] Примером такого «соблазна» являются финансовые пирамиды, жертвами которых в последние 30 лет стали миллионы обманутых россиян. Соблазн этих людей состоит в том, что они пожелали «на халяву» приумножить свои капиталы.

 

2.2.Жертва терроризма

В последние годы, в связи с актуализацией проблемы терроризма, интенсивно развивается такое направление в виктимологии как виктимология террора. В рамках этого направления исследуется такие проблемы как психология жертвы террора, поведение жертвы, механизмы трансформации жертвы в агрессора и другие. В виктимологии террора жертвой считается любой человек, который либо непосредственно пострадал от действий террористов, либо ощущает себя потенциальной жертвой возможных террористических актов.

Таким образом, в виктимологии жертвами считаются не только люди, непосредственно пострадавшие от насилия, например, в результате действий террористов, но и те, кто боятся стать очередной жертвой новых террористических актов, нового насилия. Люди, пребывающие в перманентном страхе за себя и своих близких, относятся к категории «потенциальная жертва». Так после взрыва жилых домов в Москве и Волгодонске (1999 г.), захвата террористами театрального центра «Норд-Ост» в Москве (2003 г.), и школы в Беслане (2004 г.), россияне стали относиться к терроризму как к повседневной угрозе. По результатам опросов ВЦИОМ за 2003 и 2004 гг. террористические акты в качестве главных событий, привлекших наибольшее внимание, выделили 50 и 70 процентов респондентов соответственно.[70] На вопрос: «Опасаетесь ли Вы, что Вы сами и ваши близкие могут стать жертвами теракта?», 81% опрошенных (август 2005 г.) ответили «Очень и в какой-то мере опасаюсь», 88% – не исключили повторение терактов в России в ближайшее время.[71] При этом около 65 - 67 процентов опрошенных считали, что российские власти не в состоянии защитить население от новых вылазок террористов, 24% склонны были возлагать ответственность за теракты на правоохранительные органы, 40% – на спецслужбы.[72]

После теракт в метро Санкт-Петербурга (03.04.2017 г.) также возникли панические настроения. В результате чего (по данным ВЦИОМ - апрель 2017 г.), 78% респондентов в той или иной степени выразили опасения за себя и своих близких; 60% отметили усиление за последние годы угрозы миру со стороны международного терроризма, и лишь для 17% – такая угроза ослабла. При этом 75% считают, что власти смогут защитить россиян от новых терактов[73].

Но уже в сентябре 2018 г. (по данным ВЦИОМ), страхи россиян, связанные с террористической угрозой, достигли исторического минимума. Опасения за себя и близких стать жертвами теракта выразили 56% россиян (против 66% в 2017 г.). 85% выразили уверенность, что власти страны смогут защитить население от возможных терактов. Этот оптимизм был обусловлен успехами российских спецслужб в пресечении деятельности террористических организаций внутри страны, а также с успехами России и сирийской армии в уничтожении бандформирований исламистов на территории Сирии.[74]

Следовательно, ощущения себя потенциальными жертвами возможных террористических актов зависит от целого ряда факторов. Это, прежде всего, произошедшие накануне социологического опроса теракты. При этом, чем меньше времени прошло со дня теракта, тем выше опасения людей, и – наоборот. На ощущение/неощущение себя потенциальной жертвой возможных террористических актов также влияет общая ситуация в стране и мире – чем она спокойнее, тем безопаснее чувствуют себя люди.[75]

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.3. Реальные и потенциальные жертвы различных страхов и угроз

Кроме терроризма, существуют и другие угрозы, которых опасаются россияне. Так, в августе 2017 года 63% опрошенных назвали основным страхом болезнь близких людей, 48% – возможность серьезно заболеть самому. Возможная бедность стала главным страхом для 42% россиян, еще 30% боялись остаться без работы.[76]

В 2018 году, в связи с продолжавшимся уже более трех лет обнищанием абсолютного большинства россиян, на первые места по рейтингу страхов стали выходить экономические проблемы. Так 72% россиян больше всего были обеспокоены ростом цен, 52% – бедностью, 48% –  ростом безработицы. Проблемами коррупции и взяточничества были обеспокоены 33% опрошенных, а 31% – недоступностью многих видов медицинского обслуживания. Свою тревогу в связи с кризисом в экономике и спадом производства в промышленном и сельском хозяйстве высказали 30% россиян, и столько же были обеспокоены  резким расслоением общества на богатых и бедных и несправедливым распределением доходов в целом.[77]

 

 

 

 

 

Более полно основные страхи россиян в 2018 году представлении в тал.1.

Таблица 1.

Чего опасаются россияне?[78]

В какой степени Вы опасаетесь развития следующих возможных событий и процессов в нашей стране? (доля испытывающих сильную тревогу/постоянный страх в %)
1.	Ухудшение системы медицинского обслуживания и образования	50
2.	«Втягивание» России в долгосрочный конфликт в Украине	50
3.	Моральная и культурная деградация значительных слоев населения	50
4.	Резкое снижение уровня жизни значительной части населения	43
5.	Приход к власти радикальных националистических и религиозных группировок	36
6.	Гражданская война в России	36
7.	Углубление экономического кризиса в России в связи с санкциями Запада	35
8.	Потеря государственного суверенитета России	32
9.	Диктатура, массовые репрессии в стране	29
10.	Новая революция в России	28
11.	Межэтнические и межконфессиональные конфликты в России	28
12.	Распад России на несколько самостоятельных государств	27
13.	Ухудшение отношений с бывшими республиками СССР	26
14.	Раскол внутри нашей правящей элиты	6

 

И так, виктимология как наука о психическом состоянии и поведении жертвы, исследует, прежде всего, различные свойства, качества и состояния человека, которые повышают вероятность его превращения в жертву. «Жертва» в виктимологии – это пострадавший в результате целенаправленного насилия или несчастного случая человек, нередко сам способствовавший превращению себя в жертву. Это также люди, испытывающие определенные опасения и страхи и/или ощущающие себя потенциальной жертвой чего либо (кого либо).

Опыт исследования жертвы в виктимологии дополняет наше представление о жертве следующими аспектами:

– «объясняет» социально-психологические причины и основания появления жертвы в социальном конфликте;

– дает представление о фрустрационных механизмах трансформации жертвы в субъект социального действия;

– позволяет считать жертвами не только реально пострадавших людей, но и тех, которые ощущают себя потенциальной жертвой возможного насилия (возможных террористических актов или других неправомерных действий).

 

2.4.Жертва в российском  праве

 В отечественной юридической теории и практике применяется понятие «жертва», под которым понимается человек (сторона), пострадавший в результате действий другого (другой стороны). Наряду с понятием «жертва» может также применяться термин «потерпевшая сторона».

Отдельной статьей в российском праве определяется понятие «геноцид», как жертва массового насилия. Так, в «Уголовном кодексе Российской Федерации» от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 25.12.2023) (с изм. и доп., вступ. в силу с 30.12.2023), статья 357. Геноцид, трактуется следующим образом: «Действия, направленные на полное или частичное уничтожение национальной, этнической, расовой или религиозной группы как таковой путем убийства членов этой группы, причинения тяжкого вреда их здоровью, насильственного воспрепятствования деторождению, принудительной передачи детей, насильственного переселения либо иного создания жизненных условий, рассчитанных на физическое уничтожение членов этой группы».

В политической терминологии и в юридической теории и практике также есть понятие «жертва политических репрессий», под которое подпадают люди, признанные Верховным Судом Российской Федерации (СССР) невинно пострадавшими в результате неправомерных действий государственных (политических) органов власти. Такое представление о жертве способствует пониманию того, что жертва – это невинно пострадавшие люди, которые не представляли реальной угрозы своим посягателям и государственным структурам.

Например, в годы так называемого «Большого террора» (1937–38 гг.) по документально подтверждённым данным, было осуждено 1 344 923 человека, из них 681 692 приговорено к высшей мере наказания.[79] Среди репрессированных было немало людей совершивших реальные преступления. Но были и невинно осужденные. Многие из репрессированных в последствие были оправданы и по российскому законодательству считаются жертвами незаконных репрессий.

 

2.5.Жертва в общественном мнении россиян 

Если правовые институты руководствуются четкими юридическими понятиями, правовыми нормами, статистическими данными и выявленными фактами, то общественное мнение складывается и формируется из мнений множества людей. И если суд может более или менее достоверно выявить «жертву» и «агрессора», то общественное мнение не обладает такой определенностью. Потому что оно формируется  из знаний, представлений, предположений, слухов, эмоций, влияния СМИ и других составляющих. При этом оно (мнение) может быть предвзятым или целенаправленно сконструированным с определенными целями.

 Например, социологические опросы, проведенные спустя 70 лет после 1937-го года (в 2007 г.) дали весьма противоречивые результаты. Этот год остается в памяти каждого второго россиянина (47%) символом сталинского террора, массовых репрессий. При этом большинство людей считали, что жертвами террора стали в основном невиноватые, честные граждане (51%), которых оклеветали, 32% в 2007 году считали, что часть из репрессированных были виноваты, часть – нет. И только 2% – что подвергшиеся репрессиям в основном были вредителями и врагами советской власти.[80]

Но уже в 80-ю годовщину «Большого террора» отношение к Сталину и к репрессиям претерпели значительные изменения. Как показали данные опроса ВЦИОМ, о так называемых «сталинских репрессиях» знают 90% россиян. При этом 49% респондентов считают, что репрессии ничем нельзя оправдать, а 43% – что без них нельзя было сохранить порядок в стране.[81]

Несколько иные данные были получены в результате опроса Левада-Центра (иноагент). В ходе опроса (апрель 2017 г.) 25% опрошенных оправдывали репрессии политической необходимостью, а 39% – придерживались мнения о том, что репрессии являются политическими преступлениями. При этом, несмотря на то, что после трагических событий 1937 года прошло более 80 лет, многие россияне продолжают считать себя и своих родственников жертвами сталинского террора. Так, на вопрос: «Пострадал ли кто-нибудь из членов вашей семьи от репрессий накануне и в годы Великой Отечественной войны?, 21% опрошенных дали положительный ответ и 53%  – отрицательный.[82] 

Следовательно, общественное мнение по проблемам «жертвы», в отличие от статистических данных и принятых правовых терминов и норм, имеет свойство изменяться под влиянием различных условий и факторов.

 

2.6.Жертва в международном праве

Понятие «жертва» также используется в международном праве. В различных международных правовых актах, регламентирующих правила ведения вооруженных конфликтов, значительное внимание уделяется вопросам защиты прав людей, непосредственно не участвующих в военных действиях, и людей, пострадавших в результате этих действий, в том числе и принимавших участие в войне. В Женевских конвенциях и в Дополнительных протоколах регламентируется право жертв на получение помощи, а также право и обязанность воюющих государств и третьих стран оказывать помощь жертвам. При этом к жертвам отнесены следующие категории граждан: раненые, больные и лица, потерпевшие кораблекрушение, будь то гражданские лица или военнослужащие, не зависимо от того, к какой стороне они принадлежат; гражданское население, затронутое конфликтом, которому угрожает голод; заложники, депортированное гражданское население, люди, незаконно содержащиеся под стражей, вынужденные переселенцы (беженцы) и другие.[83]

Приведенный перечень лиц, отнесенных к категории «жертва», дает общее представление о том, кого следует считать пострадавшим в ходе вооруженного конфликта и кому оказывать необходимую гуманитарную помощь. Кроме того, каждое новое заседание, (съезд, конференция) международных правовых организаций, как правило, в зависимости от складывающихся обстоятельств, уточняет и конкретизирует список жертв, подлежащих реабилитации. Поэтому в принципах права вооруженных конфликтов нет однозначного определения понятия «жертва». Нет и четких разграничений между такими понятиями как «жертва», «потеря», «пострадавший». На наш взгляд, различия в этих понятиях заключаются в следующем:

·                   Понятием «потеря» определяются понесенные утраты той или иной стороны социального конфликта, насильственных действий или природных и техногенных катастроф. При этом о «своих» потерях может говорить как сторона, подвергшаяся агрессии (т.е. жертва), так и агрессор, или актор, понесший утраты в результате непредвиденных обстоятельств.

·                   Понятием «пострадавший» наделяются любой объект, пострадавший (понесший определенный урон) в результате каких-либо действий или событий. Пострадавшим может быть признан человек, город, страна и др. При этом, так же как и в случае с понятием «потеря», в категорию пострадавших могут быть отнесены и посягатели, и их жертвы.

·                   Понятием «жертва», как уже говорилось, определяются невинно пострадавшие в результате каких-то событий люди, которые непосредственно не причастны к данному событию. Поэтому раненый противник может считаться потерпевшим, но не жертвой.

Правовой аспект классификации жертвы конфликта обусловлен также юридическим признанием степени её виновности (или невиновности) в инициировании конфликта и в участии в конфликтных действиях. Например, солдат, вынужденный в силу своего служебного долга или по принуждению, участвовать в боевых действиях в составе войск агрессора, сам является жертвой с определенной степенью вины. Степень вины солдата-контрактника, ставшего жертвой в аналогичной войне, будет значительно большей, чем у солдата-призывника. В подобных ситуациях, по нашему мнению, может быть использован применяемый в виктимологии метод классификации жертвы по степени её виновности, о котором говорилось выше.

Российское и международное право подтверждает и дополняет один из существенных аспектов в понятии «жертва». Прежде всего, то, что жертва – это пострадавшие люди, которые не представляли реальной угрозы своим посягателям. Напротив, они сами нуждаются в помощи. Кроме того,  в российском и международном праве заложены правовые нормы, позволяющие на юридическом и политическом уровнях определять жертвы и их посягателей. Правовые нормы также содержат юридические основания для институционализации социально-политических конфликтов, определения степени виновности посягателей и нахождения размеров компенсации за причиненный жертве ущерб. Высшим арбитром в международных отношениях является Совет Безопасности ООН, который может путем голосования и принятия соответствующей резолюции идентифицировать «жертву» и «агрессора» в международном конфликте.

 

 2.7.Жертвы приватизации

29 декабря 1991 года указом президента РФ Бориса Ельцина были утверждены основные положения программы приватизации государственной собственности в России. 14 августа 1992 года Ельцин подписал указ о системе приватизационных чеков – ваучеров, которые, по замыслу авторов приватизации, должны были стать эквивалентом получаемой каждым гражданином доли государственной собственности. Балансовая стоимость производственных фондов Российской Федерации в 1991 году была оценена в сумму 1,260 трлн. рублей. Разделив эту сумму на численность населения страны (148,7 млн.) и округлив полученное число в большую сторону, разработчики программы приватизации определили стоимость ваучера – 10 тысяч рублей. В 1991 году на эти деньги можно было купить подержанный, но в хорошем состоянии автомобиль «Жигули» или «Москвич». Предполагалось, что ваучеры будут расти в цене. Исходя из этого, один из основных руководителей программы приватизации А. Чубайс заявил, что уже к концу 1992 года стоимость полученной на один ваучер доли собственности будет равна по стоимости двум автомашинам «Волга».

С первого октября 1992 года началась раздача приватизационных чеков (ваучеров) населению. И уже к маю 1993 года их цена на рынке составляла 3 – 4 тысячи рублей. Но с учетом обвальной инфляции, реальная цена ваучера оценивалась в 2 – 3 бутылки водки. Для того чтобы ускорить «народную приватизацию» были созданы чековые инвестиционные фонды (ЧИФы), задачей которых был обмен ваучеров на акции конкретных предприятий. Всего ЧИФы сумели принять у населения в обмен на акции около 115 млн. ваучеров. Но, как правило, полученные акции никаких доходов своим владельцам не принесли. По мнению специалистов, в результате приватизации реально обогатились  лишь 25 – 30 тысяч человек.[84] Поэтому жертвами, так называемой народной приватизации, считают себя более 99 процентов граждан России.

По своим масштабам приватизация государственной собственности в России считается крупнейшей в мировой истории. Очевидно, и по масштабам обманутых граждан она также не имеет равных. Проблема заключается не только в том, что приватизационные чеки обесценились сразу же после их выдачи. Но и в том, что стоимость приватизированных предприятий была занижена в десятки, а то и в сотни раз. Так самый крупный в России Уральский машиностроительный завод (Уралмаш), на котором работало более 100 тысяч человек, был оценен в 1,8 млрд. рублей, или в 2 млн. долларов по курсу на июнь 1993 года. За автомобильный завод им. Лихачева (ЗИЛ), занимавший площадь более тысячи гектаров в городе Москве, было уплачено около 800 тысяч ваучеров. Поэтому нелегитимность проведенной приватизации не вызывает сомнения у подавляющего большинства россиян.

 Даже в среде предпринимателей доминирующим является мнение о необходимости полного или частичного пересмотра итогов приватизации. Так 15% положительно относятся к пересмотру итогов приватизации в принципе, 58% считают, что пересмотреть следует только отдельные сделки, совершенные с нарушением закона, и только 17% предпринимателей  к пересмотру итогов приватизации относятся отрицательно.[85]

В официальном докладе Счетной палаты приватизация в целом была названа криминальной, незаконной и бандитской. И актуальность этой проблемы не снижается. Так по данным социологических опросов, проведенных ВЦИОМ в январе 2004 и в январе 2008 годов, и в том и в другом опросе 51% россиян выбрали вариант ответа: «Приватизация в России в начале 90-х годов во многом была несправедливой и незаконной, поэтому ее итоги в обязательном порядке должны быть пересмотрены». Но доля тех, кто не желает пересмотра итогов приватизации в период между опросами значительно снизилась. Так по результатам опроса, проведенного в 2004 году, вариант ответа «Никакого пересмотра итогов приватизации быть не должно, поскольку он может привести к серьезным конфликтам в обществе» выбрали 36% опрошенных, в 2008 году – только 29%. При этом 13 и 20% соответственно затруднились ответить.[86]

Ощущение несправедливости проведенной в 90-е годы приватизации с годами лишь возрастает. Так, по данным опроса ВЦИОМ, приуроченного к 25-летию приватизации (2017 г.) негативно ее итоги оценивают 73% жителей России, а положительно – лишь 18% респондентов. 56% россиян поддерживают национализацию, то есть передачу частных предприятий государству. Причём, россияне предпочли бы национализировать, прежде всего, предприятия нефтегазовой сферы.[87]

Из приведенных данных следует, что большинство населения страны, в той или иной мере ощущают себя жертвами незаконной приватизации.

 

2.8.Жертвы либерализации экономики

В начале 90-х годов прошлого века в России началась либерализация цен. Находившиеся в Сбербанке сбережения граждан стали стремительно обесцениваться. В 1995 году был принят закон «О восстановлении и защите сбережений граждан РФ», в соответствии с которым внесённые гражданами денежные средства на вклады в Сбербанк РФ в период до 20 июня 1991 года признавались государственным внутренним долгом. Иными словами, государство признавало, что оно является должником, и берет на себя обязательство компенсировать гражданам их обесценившиеся вклады. Однако механизм действия закона не прописан до сих пор.

На 20 июня 1991 года на вкладах Сбербанка находилось 315,3 млрд. рублей. В последние годы Сбербанк выплачивает отдельным категориям вкладчиков лишь незначительные компенсации. Специалисты управления вкладов и расчётов Сбербанка России не располагают информацией о том, когда и как будет рассчитываться государственный внутренний долг перед гражданами с учётом индексации. Многие вкладчики пытаются через суд вернуть свои деньги. Представляющий интересы обманутых вкладчиков адвокат Алексей Орлов говорит, что желающих вернуть свои деньги становится всё больше. Но суды отклоняют жалобы и не заводят дело под предлогом того, что судебная власть не может указывать законодательной. Таким образом, жертвы оказались беззащитными перед государством и кучкой обогатившихся нуворишей, сделавших их нищими.

Многие истцы полны решимости обратится в Конституционный суд РФ и в Европейский суд.[88] И в этом деле уже имеются положительные прецеденты. Так, в 2002 году Анна Рябых дошла до Страсбургского суда и добилась от администрации Белгородской области получения квартиры взамен пропавших на сберкнижке в 1991 году сбережений.[89]

Но с началом СВО (22.02.2022 г.) Россия отказалась признавать правомерность международных правовых организаций. Поэтому ограбленные либерализвцией цен россияне остались один на один с российским правосудием, которое отказывается решать эту проблему.

Очевидно, правящий класс в России надеется, что по мере естественной убыли населения, будет сокращаться и число жертв приватизации и либерализации экономики. И таким образом проблема «рассосется» сама собой. Но такая постановка вопроса не решает проблему в принципе. Недоверие людей к государству, ставших по его вине  «жертвами», будет передаваться от поколения к поколению. Чувство социальной несправедливости будет периодически актуализироваться, создавая дополнительные поля социальной напряженности. Будет и подниматься вопрос о том, а чьи интересы выражает существующий в России режим власти?

 

Глава 3. Жертвы массового насилия

В параграфе 1.6. «Насилие, жертва, конфликт» говорилось о том, что принесение в жертву животного или человека, как и самопожертвование, предполагает насилие над жертвой или над собой. Казнь преступника или убийство невиновного человека также предполагают насилие над «жертвой». Но в приведенных случаях речь идет о единичных жертвах. А в этой главе мы попытаемся проанализировать случаи массового насилия, когда речь идет о десятках и сотнях тысяч и даже миллионах человеческих жертв.

 

3.1. Насилие в истории человечества

Насилие можно рассматривать как один из древнейших и наиболее примитивных способов разрешения социальных конфликтов. Вся история человечества представляет собой череду насильственных действий, направленных на уничтожение и порабощение одних индивидов и социальных групп другими.

По мнению П. Шихирева, историю развития социальных конфликтов и применяемых в них форм насилия, можно разделить на три основных этапа. Первый связан с применением прямого физического насилия. Первобытный человек стремился уничтожить другого индивида или группу, если они мешали ему жить. В период рабовладения человек дошел до понимания того, что более выгодно не убивать противника, а заставлять его работать на себя. Второй этап — политический. Суть его заключается в доминировании одних социальных групп над другими. На этом этапе действует принцип «согласись, а то убью». Третий, экономический этап основан на широком взаимовыгодном социальном обмене. Главный принцип взаимодействия на этом этапе — «дай это, а я тебе дам то».[90] Параллельно этим трем способам разрешения социальных конфликтов (физическому, политическому, экономическому) формировались идеологические и моральные принципы взаимодействия людей на основании этнических, религиозных, социокультурных и правовых норм. А в настоящее время одним из доминирующих становится информационное насилие.

С древнейших времен одним из доминирующих оснований насилия было желание и возможность одних народов и стран, захватить, поработить, уничтожить другие, менее сильные страны и народы. Лев Гумилев в своей книге «Конец и вновь начало» говорит о периодически случающихся у тех или иных народов пассионарных подъемах, побуждающих супе активную часть определенного этноса на завоевательные походы и опустошительные войны. Таковыми были захватнические войны Древнего мира, военные походы египетских фараонов, завоевательные походы Римской империи и др.

В Средние века можно вспомнить походы тюрков (VI в.), арабские завоевания ((VIII - IX вв.), завоевательные походы монгольских и тюркских племен (XIII-XIV вв.), Крестовые походы (XI-XV вв.) и др.

А XX век побил все мыслимые и немыслимые рекорды по числу жертв насилия (о чем пойдет речь ниже). Только в двух мировых войнах погибло не менее ста миллионов человек. И уже в XXI  веке исследователи проблемы отмечают, что в настоящее время происходит эскалация насилия в большинстве стран мира, а также между странами и политическими блоками. А терроризм, как одна из наиболее радикальных форм насилия, стал реальной угрозой для всего человечества.

В.В. Денисов акцентирует внимание на классовой природе насилия: «Социальное насилие – неизбежный и закономерный продукт эксплуататорского общества. Возникнув вместе с появлением классов и государства, насилие становится неотъемлемым элементом общественных отношений и политической жизни».[91] При этом угнетатели, наряду с физическим прямым насилием, с целью его маскировки, применяют и другие виды насилия. «Все и всякие угнетающие классы, – писал В.И. Ленин, – нуждаются для охраны своего господства в двух социальных функциях: в функции палача и в функции попа».[92] С марксистко-ленинской точки зрения, основным источником насилия являются господствующие классы, которые с целью защиты и приумножения, захваченных ими ресурсов, угнетают «свой» народ и покушаются на ресурсы других стран и народов. Но иногда угнетенный народ восстает и уничтожает своих угнетателей, как это произошло в России в 1917 году. Нельзя исключать таких «восстаний» в недалеком будущем в одной или нескольких стран «загнивающего» капитализма. Ведь история имеет свойство повторяться.

 

3.2.Понятие и типология насилия

Что же такое – насилие, какова его суть, и в чем особенности политического насилия? Попытаемся разобраться в этих вопросах.

Само слово «насилие» означает применение силы, вопреки желанию тех, к кому она применяется. «Насилие и насильство (по В. Далю) – принуждение, неволя, силование; действие стеснительное, обидное, незаконное, своевольное».[93] Таким образом, насилие ассоциируется со злом, нанесением ущерба, с противоправными действиями по отношению к жертве насилия.

В узком смысле насилие ассоциируется с нанесением человеку физических и моральных травм. В широком смысле под насилием понимается любой ущерб (физический, моральный, психологический, идеологический и др.), наносимый человеку, или любые формы принуждения в отношении других индивидов и социальных групп.

В основе насилия лежат стремления людей к господству и доминированию над другими людьми, а также борьба за жизненные ресурсы, в том числе и за власть. Следствием насилия могут быть физические и психические травмы (побои, увечья, смерть, боль, страх, горе, унижение достоинства, стрессы и т. д.).

По мнению А.В. Дмитриева и И.Ю. Залысина, при исследовании политического насилия необходимо рассматривать «преимущественно физическое принуждение, осуществляемое в процессе властвования», «поскольку в противном случае трудно ограничить предмет рассмотрения».[94]  Приведенная точка зрения имеет серьезные основания, т. к. выявить и определить меру таких видов насилия как психологическое, структурное, культурное, идеологическое и др. весьма сложно. Но все эти (и иные) виды насилия могут, в той или иной степени, «входить» в социальное и политическое насилие. Поэтому, на наш взгляд, их также необходимо учитывать при исследовании насилия.

Типология насилия весьма обширна и многообразна. Можно классифицировать насилие по видам причиняемого ущерба, например физическое и психологическое насилие; по формам насильственного взаимодействия (убийство, террор, изнасилование и т. д.); по субъектам конфликтного взаимодействия (насилия в межличностных, межгрупповых, межгосударственных и иных конфликтах). Крайними формами проявления насилия являются различного рода войны, геноцид, террор, массовые убийства людей. Одним словом, насилие имеет столь же многообразную типологию, как и формы взаимодействия людей.

Однако для исследования проблемы более продуктивным является иной подход к классификации насилия. В основе его лежит разграничение насилия на два основных вида: прямое насилие и структурное насилие. Прямое насилие предполагает непосредственное воздействие субъекта на объект (убийство, телесные повреждения, задержание, изгнание и.т.д.). Структурное насилие — это создание определенных условий (структуры), ущемляющих потребности и интересы людей, например эксплуатация человека человеком в обществе.

Д. Галтунгом было введено понятие «культурное насилие», под которым понимается «любой аспект культуры, который может использоваться для легализации насилия в его прямой и структурной форме».[95]  Суть культурного насилия состоит в том, чтобы придать прямому и структурному насилию легитимную форму, чтобы насилие воспринималось как справедливое или, по крайней мере, необходимое средство в достижении цели и в решении возникающих проблем. Психологическим механизмом внедрения культурного насилия в массовое сознание являются интериоризация — формирование внутренних структур человеческой психики благодаря усвоению структур внешней социальной деятельности.  Культурное насилие также можно рассматривать как одну из форм манипуляции общественным сознанием. Наиболее ярким примером культурного насилия являются попытки правящего класса Украины ограничить (запретить) использование русского языка на территории страны.

Особый интерес представляет такой вид насилия как символическое насилие. В качестве одного из примеров символического насилия П. Бурдье считает «претензии на легитимное манипулирование категориями восприятия».[96] Господствующий класс, обладающий монополией на символический капитал, может навязывать обществу свое видение мира, интерпретировать те или иные события исходя из своих интересов, и таким образом детерминировать поведение людей. При этом политика становится местом производства символической продукции и полем символической борьбы и символического насилия Особенность символического насилия заключается в том, что оно является не очевидным, «незаметным», обыденным. Одним из условий успешного осуществления символического насилия является контроль над средствами массовой информации и других «орудий влияния или внушения, каковыми являются школа, пресса, радио и т.п.».[97]

К разновидностям массового насилия относятся такие виды насилия как «холокост», «геноцид», массовый террор, уничтожение инфраструктуры жизнедеятельности людей, изгнание их с мест их традиционного проживания, запрет на использование родного языка, исповедование «своей» религии и др.

 

3.3.Природа насилия и агрессивности

Агрессивность представляет собой устойчивую готовность (состояние) личности или социальной группы к нападению (агрессии) на других с целью нанесения физического или психологического ущерба либо уничтожения другого человека или группы людей. Следовательно, агрессия является одним из видов насилия, а агрессивность можно рассматривать как предрасположенность или готовность к насилию.

Какова же природа насилия и агрессивности человека?

Биогенетическое объяснение человеческой агрессивности исходит из того, что человек от своих древних предков частично унаследовал (сохранил) характер дикого зверя (О. Шпенглер). Человек сочетает в себе унаследованную инстинктивную агрессивность и приобретенные в ходе эволюции культурные традиции (знания, нормы, ценности), которые являются механизмами самоограничения агрессивности.

Австрийский ученый Конрад Лоренц считает, что агрессивность является врожденным, инстинктивно обусловленным свойством всех высших животных. Поэтому каждый человек обладает определенным потенциалом агрессивности и, чтобы сдерживать свою агрессивность «на уровне требований культурного общества», ему приходится тратить немало сил «своей моральной ответственности».[98]  

Согласно психологическому направлению человеческая агрессивность объясняется изначальной враждебностью людей по отношению друг к другу. Причиной агрессивности, по мнению З. Фрейда, является либидо – сексуальная энергия и инстинкт самосохранения. Отсюда стремление решать свои внутренние психологические проблемы за счет других, «необходимостью разрушить другого человека, чтобы сохранить себя».

Социально-психологический подход. По мнению Эриха Фромма «Фрейд и его ученики имели лишь очень примитивное представление о процессах, которые происходили в обществе; большинство попыток Фрейда связать психологию с социальными проблемами завершились ошибочными выводами».[99] Э Фромм обуславливает людскую агрессию не изначальной порочностью человеческой природы, а реакцией на определенные социальные условия. Кроме того, конкретный тип характера, например, биофилия — ориентация на жизнь и созидание, или некрофилия — страсть к разрушению и уничтожению, реального индивида (по Фромму) формируется в процессе его социализации.[100]

Фрустрационные теории исходят из того, что доминирующими в агрессивном поведении являются ситуационные факторы как реакция на фрустрацию. И в этом плане поведение человека во многом совпадает с поведением животных: «агрессия всегда сопровождается приступом страха, а страх может перерасти в агрессию. Если на группу животных нагоняют страх, они становятся агрессивнее. Тоже происходит и с толпой людей или с обществом в целом. Агрессивно-трусливое состояние – самое опасное».[101]

Теория относительной депривации является развитием теории фрустрации. Ее суть заключается в том, что вражда и агрессивность людей увеличивается, когда они осознают несправедливость своего «фрустрированного» положения в ходе его сравнения с положением других более благополучных (референтных) групп.

Социальная теория объясняет насилие и агрессивность социальными отношениями, существующими в обществе, и, в первую очередь, борьбой людей за существование, за ресурсы и власть.

Приверженцы теории социального научения считают, что высокий или низкий уровень агрессивности является результатом социализации личности. Существует такое понятие как «круг насилия» – когда насилие из детства переходит во взрослую жизнь, в том числе и на вновь родившихся детей. «Воспитание послушности путем наказания с применением силы и причинением физической боли может быть для многих родителей, при их беспомощности и невежестве, единственно возможной реакцией на потребность маленького ребенка в самовыражении. Эти карательные действия родителей… соответствуют пережитым ими самими в детстве истязаниям. Так опыт насилия и подавления передается от поколения к поколению.[102] Анализ биографий серийных убийц и «великих и ужасных» тиранов подтверждает эту теорию.

Один из представителей психологического подхода к проблеме насилия и агрессивности Эрих Фромм считает, что различные типы характеров реализуются через действия психологических механизмов. В психике человека содержится конфликт двух начал: жизни и смерти. Первое – биофилия – выражается в ориентации на жизнь и созидание, второе – некрофилия – в страсти к разрушению и уничтожению. Доминирование одного из начал в психике человека и определяет тип характера индивида.[103]

Современные исследования подтверждают факт наличия в психике отдельных индивидов предрасположенности к агрессивному поведению или насилию. Но, все же, решающим фактором формирования агрессивной личности являются влияние социальной среды, в которой проходит социализация личности, и те жизненные проблемы, с которыми человек сталкивается.

В обществе или социальной общности, где культивируются жестокость, насилие, отсутствие сострадания, сочувствия и милосердия, дети, с раннего возраста «впитывают» навыки агрессивного поведения. Особенно негативное влияние на социализацию ребенка оказывает насилие в семейных отношениях, например агрессивное поведение отца по отношению к другим членам семьи. В результате дефектов социализации у ребенка формируется система установок, норм, ценностей, допускающих применение насилия в качестве эффективного способа достижения целей и разрешения возникающих проблем. А успешное достижение цели насильственными методами стимулирует индивида к дальнейшему применению насилия.

Излишне строгое семейное воспитание также способствует формированию в личности потенциальной агрессивности, враждебности, настороженности, опасения и страха. Такую личность принято называть «авторитарной». Считается, что основным фактором в формировании авторитарной личности является семейное воспитание (взаимоотношения родителей и детей). Однако вполне очевидно и то, что в процессе дальнейшего развития авторитарной личности существенную роль играют все последующие институты социализации (детский сад, школа, трудовой коллектив, общество, государство), если в них доминируют жесткие отношения соподчинения и культ власти.

Авторитарные отношения (на всех уровнях социализации) формируют личность, готовую подчиниться силе и власти. Но в отношениях с более слабыми индивидами, или стоящими на более низких статусно-ролевых позициях, такая личность весьма агрессивна и безжалостна. Более слабых людей авторитарная личность воспринимает как «законную» жертву.

В последние годы для коренных россиян настоящим бедствием стала избыточная, отчасти незаконная, миграция инородцев из стран Средней Азии и Закавказья. Эти люди с чуждой россиянам ментальностью создают свои диаспоры, которые больше походят на ОПГ (организованную преступную группу), пытаясь самоутвердиться в чужой им стране, проявляют повышенную агрессивность в отношении коренных россиян. Чаще всего жертвами этих незваных пришельцев становятся женщины и дети.[104]

Но, пожалуй, наиболее наглядным свидетельством широкого распространения насилия в обществе является тот факт, что оно (насилие) становится платной услугой. Раньше монополией на насилие обладало только государство. С началом рыночных реформ государство постепенно утратило эту монополию, а в обществе появились социальные слои состоятельных граждан, которым можно навязывать услуги, связанные с насилием, иначе говоря, у которых есть, что отнять. При этом нередко заказчиками преступлений являются высокопоставленные чиновники, в том числе и из силовых структур, а исполнителями – работники правоохранительных органов («оборотни в погонах»).

Продавцами услуг, связанных с насилием или угрозой его применения (потенциальным насилием), выступают либо криминальные структуры, либо официально зарегистрированные частные охранные организации, либо отдельные звенья силовых структур государства, призванных защищать нас от подобных преступлений. Как и на любом рынке, они конкурируют между собой, деля сферы влияния и заключая соглашения.

Насилие имеет место во всех сферах жизнедеятельности общества. Однако в политике оно проявляется с наибольшей полнотой. Политика как особый метод управления общественными отношениями предполагает принуждение, т.е. насилие. Даже по отношению к большим социальным группам насилие в политической сфере может иметь правовой характер, различные основания, и преследовать различные цели, но основной его целью является борьба за власть и властные отношения. Дополнительный драматизм ситуации придает то, что проблемы выживания решаются через систему властных отношений, которая позволяет людям, обладающим властью, подчинять своей воле тысячи и миллионы других.

 

3.4.Религиозные основания насилия

Религиозный фундаментализм представляет собой консервативное религиозное, течение, в  котором, однажды утвержденные религиозные догмы считаются незыблемыми. Его приверженцы не желают учитывать изменяющиеся условия жизни, и крайне враждебно относится к иным религиозным и идеологическим течениям. Кроме того, представители религиозного фундаментализма, как правило, претендуют и на политическую власть в обществе. Религиозный фундаментализм может иметь место в любой религии или конфессии. Основным способом реализации идей религиозного фундаментализма является религиозный экстремизм.

Религиозный экстремизм – крайняя религиозная нетерпимость и непримиримость к любым иным взглядам, мнениям, суждениям. Приверженцы религиозного экстремизма считают, что для достижения намеченных целей можно использовать любые, даже самые антигуманные средства и методы. Одним из проявлений современного религиозного экстремизма является терроризм.

Истоки религиозного фундаментализма и экстремизма уходят в глубь веков. Но, очевидно, одним из первых в истории человечества религиозным основанием массового насилия и геноцида, является Ветхий Завет. В нем подробно описано как иудейский Бог приказывает то Моисею, то Иисусу Навину поголовно истребить то один, то другой народ.[105] Для человека с нормальной психикой чтение Ветхого Завета – то еще испытание. Ведь в нём иудейский Бог предстаёт безжалостным маньяком, периодически требующим кровавых жертв, а «богом избранный» иудейский «народ» – жестоким палачом, не щадящим ни женщин, ни детей, очередного истребляемого им народа. Да и сам «Господь» не гнушается ролью палача: «А Я сию самую ночь пойду по земле Египетской и поражу  всякого первенца в земле Египетской, от человека до скота, и над всеми богами Египетскими произведу суд. Я Господь».[106]

В целом же, Ветхий Завет явно ставит один этнос выше остальных, способствуя межнациональной вражде. Поэтому в различных дискурсах в различные времена неоднократно возникал вопрос об экстремистском содержании этого «священного» писания.[107]

Защитники Ветхого Завета пытаются оправдать его «экстремизм» стародавними временами и различными «пророчествами», без которых не будет понятен и Новый Завет. А вот более поздняя трактовка Ветхого Завета, содержащаяся в книге «Шулхан арух», которую известная еврейская писательница-социолог Х. Арендт назвала «частью еврейского национального самосознания», содержит откровенно нацистские сравнения евреев и неевреев: «Евреи – полноценные, совершенные существа; неевреи, со своей стороны, хотя и люди, однако неполноценные и несовершенные. Различие между евреями и другими народами подобно различию между душой и телом или между людьми и животными... Различие между душой еврея и душой нееврея больше, глубже и значительнее, чем различие между душой животного и человеческой душой».[108]

Попытки критики содержания этой книги со стороны русских патриотов, нередко, приводили к уголовным преследованиям самих критикующих. И тогда они (патриоты) вынуждены были обратиться к Генеральному прокурору РФ.[109] Еврейская сторона, в свою очередь, попыталась обвинить инициаторов «обращения» в антисемитизме. Но 24 июня 2005 года Басманная прокуратура Москвы вынесла постановление по Обращению 5000: признала иудейский кодекс поведения «Шулхан арух» оскорбительным для неевреев и отвергла требования еврейской стороны судить авторов Обращения за «антисемитизм», не установив такового.

В Средние века католическая церковь пыталась теоретически обосновать свое право на политическое господство над обществом. Кроме того, она считала себя единственно правильной религией и пыталась, используя насилие, распространить свое влияние на другие страны и континенты. В этот исторический период многие будущие монархи Европы, прежде чем вступить на престол, должны были просить благословения у Папы римского. Крестовые походы в течение нескольких столетий сотрясали не только Европу, но и другие регионы Мира. «Священный» церковный суд решал судьбы миллионов людей. Гугенотские войны (16 – 18 вв.) вошли в историю Франции и Европы как наиболее жестокие и кровавые.

Современный религиозный фундаментализм и экстремизм обычно связывают с исламским фундаментализм. Предпосылки этого явления были заложены в период колониальных войн, когда традиционная религия порабощенных стран – ислам стала использоваться как идеология, способствовавшая освобождению от колонизаторов, как правило, представителей иной религии. В 60 – 70-е годы прошлого века в некоторых мусульманских странах (Иран, Пакистан и др.) наблюдается активизация  исламского фундаментализма. Эту «активизацию» исследователи объясняют желанием традиционного ислама не допустить в свои страны «пагубное влияние» модернизационных и секуляристских идей Запада.

В 80 – 90-е годы прошлого века, благодаря военно-политической поддержке США, наиболее влиятельным и агрессивным течением исламского фундаментализма становится ваххабизм. Это экстремистская идеология и религиозное движение способствовало приходу к власти в Афганистане движения «Талибан». С 1990-х годов ваххабизм начинает распространять свое влияние на Россию и на республики бывшего Советского Союза. Во время боевых действий в Чечне, ваххабизм использовался в качестве идейного обоснования войны чеченских боевиков и иностранных наемников с Федеральным правительством России.

Новый подъем в своем развитии исламский фундаментализм и экстремизм получил в 2014-2015 годах. Он был обусловлен, прежде всего, тем, что США и некоторые Европейские страны НАТО целенаправленно дестабилизировали политическую и экономическую ситуацию на Ближнем Востоке (Ирак, Сирия) и в Северной Африке (Тунис, Ливия, Египет). В итоге на значительной части территорий Ирака и Сирии, а затем и в Ливии, возникло так называемое «Исламское государство» (ИГЛ).

Идеологические установки исламского фундаментализма получили свое развитие не только в исламском мире, но и среди мусульман в европейских странах. В последние годы многие европейские страны (Франция, Англия, Нидерланды, Бельгия, Германия и др.) ощущают реальную угрозу со стороны исламского фундаментализма. Ведь проживающие в Европе многочисленные группы мигрантов из стран Азии и Африки в большинстве своем остаются чужаками в европейских странах и становятся питательной средой для религиозного исламского экстремизма.

Из-за бесконтрольной миграции из бывших союзных республик Средней Азии и Кавказа людей, исповедующих ислам, Россия тоже становится благоприятной питательной средой для распространения радикальных форм ислама, как способа самозащиты в «инородной» среде. А в самом российском обществе зреет межнациональный и межрелигиозный конфликт.

 

 

3.5.Идеологические основания насилия

Идеология – система взглядов, представлений, идей, выражающих интересы того или иного государства, общества, социальной общности. Она представляет собой определенную концепцию осмысления и интерпретации политического бытия с точки зрения интересов и целей определенной политической элиты. Идеологию можно представить как определенную форму корпоративного сознания, как идеологическую доктрину, оправдывающую притязания той или иной группы лиц на власть.

Каждая идеология имеет свою точку зрения на ход политического и социально-экономического развития общества, свои методы и средства решения, стоящих перед обществом задач. Поэтому основной функцией политической идеологии является овладение общественным сознанием. Один из  родоначальников определения сути идеологии К. Маркс считал, что когда идеи овладевают массами, они становятся материальной силой.

Необходимо отметить, что идеология является духовным орудием элит. Именно элиты разрабатывают (обновляют) и внедряют политическую идеологию в широкие социальные слои, пытаясь привлечь на свою сторону максимальное число приверженцев своих идей. Естественно, что эти элиты преследуют, прежде всего, свои личные цели и интересы.

Политическая идеология придает смысл и направление общественному движению. При этом важно чтобы основные положения данной идеи, так или иначе, выражали интересы этих людей. Фашизм в Германии в 30-х годах ХХ в. приобрел массовый характер, потому что в своих выступлениях Гитлер затрагивал самые насущные проблемы немецкого народа. Он обещал в ближайшее время решить эти проблемы, в том числе и за счет уничтожения «врагов» германской нации - евреев, коммунистов и др. Большевики также обещали измученному войной, голодом и разрухой народу, что «нынешнее поколение будет жить при коммунизме». Но для этого, прежде всего, необходимо уничтожить классовых врагов трудового народа – помещиков, капиталистов и священнослужителей.

Политическая идеология способна сплотить и разъединить людей, сделать их союзниками или врагами, воинами или пацифистами. Поэтому идеология является мощным оружием в политической борьбе. Один из теоретиков конфликтологии Г. Зиммель считает, что «Идеология в конфликтах способствует ожесточению путем обобщения и символизации образа врага».[110]

Национализм как идеология представляет собой разновидность группового эгоизма, которая обосновывает превосходство «своей» нации над другими. Национализм возводит принадлежность к своей нации в политический принцип или программу, в основе которой заложен приоритет своих национальных (этнических) интересов за счет ущемления интересов других этносов.

Благодаря тому, что национальная принадлежность предполагает общность таких социокультурных признаков как язык, традиции, обычаи, менталитет, единую конфессиональную принадлежность и др., национализм сравнительно легко может объединить под своими «знаменами» представителей определенного этноса. При этом конфронтация с другими этническими группами только способствует консолидации национальной общности.

Националистическая идеология способствует консолидации этноса и более жесткому противостоянию «своих» и «чужих». Она также придает ценностно-смысловую направленность противоборству, определяя цели и задачи в развитии этноса. Национализм, по сути, представляет политическую программу развития этноса за счет ущемления интересов других национальных групп. В основе националистической идеологии лежит завышенная самооценка «своих» и необъективно низкая оценка «чужих». Такой двойной стандарт служит как бы моральным оправданием дискриминации других этносов.

В самой России бесконтрольная миграция, ввоз наркотиков и создание национальных преступных сообществ вынуждает российских граждан враждебно относиться к незваным пришельцам. В стране набирают силу различного рода националистические молодежные организации, как протест против засилья и бесчинства иностранцев и бездействия властей.

Расовые теории насилия. Раса – исторически сложившиеся группы людей, объединенных общностью происхождения, общими, передаваемыми по наследству внешними физическими особенностями (цвет кожи, разрез глаз, форма головы, цвет и структура волос и др.). Исследователи выделяют три основные человеческие расы: европеоидную, монголоидную, негроидную.

Расизм – антинаучная, реакционная система взглядов, идей, отношений, согласно которым расы по своим антропологическим, социокультурным, интеллектуальным и др. способностям (качествам) не равны между собой. Согласно расизму, различные по своей «природе» расы подразделяются на «высшие», призванные руководить и управлять другими, и «низшие», не способные к историческому творчеству.

Истоки расизма возникли в глубокой древности, когда различные по своим этническим признакам племена противопоставляли себя друг другу. Одним из первых ученых, который предпринял попытку теоретического обоснования неравенства рас был Платон. В своем произведении «Государство» он приводит следующее высказывание: «бог … в тех из нас, кто способен править, примешал при рождении золота, в помощников их – серебра, железа же и меди – в земледельцев и разных ремесленников».[111]

Возникновение идеологии расизма в значительной мере связано с концепциями французского ученого Ж.А. Гобино (1816 – 1882), который в главном своем труде «О неравенстве человеческих рас»  предпринял попытку теоретически обосновать существование «полноценных» и «неполноценных» рас. К полноценным он относил белую расу (арийцев), которая, по мнению Гобино, первоначально владела монополией на красоту, ум и силу. К неполноценным он относил желтую и черную расы.

Определенный вклад в развитие расовой теории внесли такие ученые как Х. Чемберлен, Р. Носка, О. Аммон, Ф. Ницше, Г. Лебон и др. Так, например, Г. Лебон (1841-1931) пишет: «Высшие расы отличаются от низших как характером, так и умом, но высшие народы между собой отличаются главным образом характером… Открытие ума передаются легко от одного народа к другому. Качества характера не могут передаваться… Характер народа, но не его ум, определяет его развитие в истории».[112]

Расистские теории получили широкую популярность в середине XIX – середине XX вв. в Англии, Германии, США, ЮАР и других странах. Так, например, в фашистской Германии (1933 – 1945) расизм стал официальной теорией и основной идеологией «третьего рейха». Во второй мировой войне, развязанной германскими нацистами, погибли десятки миллионов русских, украинцев, белорусов, поляков, евреев, сербов и людей многих других национальностей. Колониалистам  Северной Америки идеология расизма была своего рода оправданием развязанного ими геноцида по отношению местных индейцев и установлению рабства на Юге США. С 1948 по 1989 гг. расовая политика апартеида (политика расового деления) была официальной государственной политикой ЮАР.

После второй мировой войны расизм был осужден как человеконенавистническая идеология. Всеобщая декларация прав человека (1948 г.), Декларация ООН о ликвидации всех форм расовой дискриминации (1963 г.), Декларация о расе и расовых предрассудках (1978 г.) и многие другие документы ООН определяют расизм как явление, нарушающее базовые права человека.

Классовые теории «видят» истоки враждебности в социальном расслоении людей, а причиной взаимной ненависти классов – в эксплуатации человека человеком. Наиболее теоретически обоснованной в этом плане является теория построения коммунизма.

Коммунизм – это теории, идеи, идеология, целью которых является построение бесклассового общественно-политического строя, основанного на общественной собственности и полном (экономическом, политическом, социальном) равенстве всех граждан.

Идеи  коммунизма известны с древнейших времен, но первые попытки описать устройство этого общественного строя были предприняты мыслителями Нового Времени Томасом Мором (1478 – 1535 гг.) и Томмазо Кампанеллой (1568 – 1639). В XIX веке, благодаря работам таких ученых как А. Сен-Симон (1760 – 1825 гг.), Р. Оуэн (1771 – 1851 гг.), Ш. Фурье (1772 – 1837 гг.), Л. Бланк (1811 – 1882 гг.) социалистические и коммунистические идеи приобрели теоретический, концептуальный характер и превратились в идеологию рабочего класса. Но окончательно коммунистическая идеология сформировалась и приобрела определенную политическую направленность благодаря деятельности К. Маркса, Ф. Энгельса. Ф. Лассаля, Г.В. Плеханова. В.И. Ленина.

К. Маркс и Ф. Энгельс являются основоположниками коммунистической идеологии. В работе «Манифест Коммунистической партии» (1848 г.) они сформулировали ее основные принципы. Коммунистическая идеология обосновывает необходимость и неизбежность радикального переустройства общества путем свержения буржуазного строя и установления диктатуры пролетариата. В качестве конечной цели революционных реформ предполагается построение бесклассового общества, основанного на общественном самоуправлении. В качестве основного врага рабочего класса коммунистическая идеология называет буржуазию.

Несмотря на то, что коммунистическая идеология провозглашает гуманистические принципы построения «нового» общества, в основе ее лежит теория классовой борьбы, суть которой заключается в уничтожении «эксплуататорских» классов.

Фашизм – это террористическая диктатура финансового капитала. Болгарский коммунист Георгий Дмитров дал следующее определение фашизму: «Фашизм – это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала… Фашизм – это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике – это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующий зоологическую ненависть против других народов».[113]

    Идеологические истоки фашизма восходят к элитарным идеям Платона, Гегеля. Германский фашизм использовал для своих теоретических обоснований идеи расового превосходства А. Гобино, а также ряд положений философии И. Фихте, Г. Трейчке, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше.

Как социально-политическое явление, фашизм возникает в начале XX века в период индустриализации общества и связанных с ней острых кризисных процессов, разрушавших устоявшиеся экономические и социально-политические субкультуры. Фашизм отличается от других традиционных тоталитарных режимов тем, что черпает свои силы в массовом движении недовольных граждан. Массовые движения, в условиях глубокого экономического и политического кризисов легко поддаются различного рода манипулированию. Идеология, способная в простой доступной форме определить цели и способы их достижения, быстро овладевает находящимися под давлением различного рода проблем массами. И чем глубже кризис, поразивший капиталистическое общество, тем больше шансов у фашистской идеологии овладеть массовым сознанием. Для этого, прежде всего, необходимо «найти» врагов, повинных во всех существующих в обществе бедах и предложить простые, доступные обычному обывателю способы решения существующих проблем.

Наиболее характерными для фашистской идеологии и фашистских режимов являются следующие признаки:

●     культ насилия и вождя;

●     крайний национализм и  даже расизм;

●     воинствующий антикоммунизм;

●     тотальный контроль за обществом и личностью;

●     отсутствие демократических прав и свобод;

●     широкое использование государственного регулирования в экономической сфере;

●     агрессивность и экспансионизм во внешней политике;

●     идеологическая и политическая нетерпимость.

Наиболее полно все эти антигуманные признаки воплотились в германском фашизме, который органически соединил в себе такие близкие для простых немцев понятия как «социализм» и «национализм» (национал-социализм) и провозгласил немецкую нацию высшей расой, которая должна господствовать над всеми остальными. Одновременно были определены «неполноценные» нации (евреи, цыгане, славяне и др.), которые подлежали либо поголовному истреблению, либо порабощению.

В настоящее время фашистская идеология существует в форме неофашизма германского типа и либерального фашизма англосаксонского типа. Особую активность профашистские организации проявляют во Франции, Австрии, Германии, США, Англии и др.

Либерализм, как самостоятельное идеологическое течение (мировоззрение) возник в конце XVII века благодаря трудам таких ученых, как Дж. Локк, Ш.-Л. Монтескье, Дж. Милл, А.Смит и др. Основополагающие идеи и установки классического либерализма были сформулированы в Декларации прав человека и гражданина 1789 г. и конституции 1791 г. во Франции. Само же понятие «либерализм» вошло в общественно-политический лексикон в начале  XIX в. К началу XIX в. получил свое «идейное» обоснование экономический либерализм, предполагающий свободу предпринимательской деятельности и осуждающий вмешательство государства в экономику. В конце XIX в. возникает социальный либерализм, осознающий необходимость проведения социальных реформ в интересах низших слоев общества и допускающий государственное вмешательство в экономическую жизнь. 

В основе либеральной идеологии лежит концепция о приоритете личных прав и свобод над всеми иными (обществом, государством). При этом из  всех свобод предпочтение отдается экономическим свободам (свободе предпринимательства, приоритету частной собственности).

Неолиберализм. Однако следование классической модели либеральной идеологии привело к поляризации общества. Ничем не ограниченный либерализм в экономике и политике не обеспечивал социальной гармонии и справедливости. Свободная, ни чем не ограниченная конкуренция способствовала поглощению слабых, более сильными конкурентами. Во всех секторах экономики доминировали монополии. Аналогичная ситуация складывалась и в политике. Идеи либерализма стили переживать кризис.  

Так называемые «новые либералы» (Т.Х. Грин, Л.Т. Хобхауз, Дж. А Годсон, Дж. М. Кейнс) обосновывали необходимость пересмотра отдельных базовых принципов классического либерализма. Например, ограничение деятельности монополий. В результате длительных дискуссий и теоретических поисков в первой половине XX веке была выработана обновленная концепция  «социального либерализма» – неолиберализм.

После второй мировой войны, мировой капитализм был обеспокоен успехами социализма и СССР. Поэтому он вынужден был идти на уступки своим наемным работникам, опасаясь социалистической революции. Идеологи буржуазии «создали» концепцию «среднего класса», который достаточно обеспечен в экономическом плане и является электоральной основой «демократического» буржуазного общества. Также появляется концепция «общества потребления», в котором основной смысл существования является безудержное потребление.[114]

В этот период (2-я половина XX века), наиболее развитые капиталистические страны, за счет ограбления остального мира, могли себе позволить поддерживать довольно высокий уровень жизни основной части своих наемных работников. Умело противопоставляя этот «уровень» уровню жизни в СССР, где он в определенной мере отставал от передовых капиталистических стран, западные пропагандисты «доказывали» экономическую несостоятельность социалистического строя.

Либеральный фашизм. С развалом СССР и появлением таких экономических гигантов как Китай, Индия, Бразилия и др., западный капитализм стал постепенно проигрывать им в экономической конкуренции. Неоколониальная система стара рушиться. Доходы бывших стран-колонизаторов стали сокращаться. Началось наступления капитала на средний класс. И неолиберализм, с его обществом потребления вынужден был трансформироваться в либеральный фашизм.

Суть либерального фашизма состоит в «установленном» его приверженцами праве незначительного меньшинства, повелевать абсолютным большинством. В реальности это означает установление тоталитарного контроля (информационного, идеологического, физического, структурного и др.) со стороны транснациональных корпораций над обществом, а в перспективе и над миром. При этом всё это делается под видом защиты сексуальных (этнических, социальных, религиозных и др.) меньшинств. Когда ценности и нормы, целенаправленно вводимые для этих меньшинств, становятся обязательными для всего общества.[115] Иначе говоря, «ради слезы ребенка», либеральный фашизм готов уничтожить целый этнос или страну. Был бы предлог! О таком «гуманизме» либералов уже в конце XIX века писал Ф.М. Достоевский в своем романе «Братья Карамазовы».

Российско-израильский писатель, переводчик и публицист Исраэль Шамир сравнивает современный либерализм с иудаизмом, который провозглашает, что лишь один народ является богоизбранным. А остальные – невежественные гои (недолюди). Но если иудаизмом рассчитан на еврее, то современный либерализм – на избранных, в том числе и из иных этносов. Вот как об этом пишет Исраэль Шамир: «Итак, мы приходим к выводу – современный либерализм – это иудаизм в его специальной, рассчитанной на не-евреев версии, а не свобода от религии, как утверждают его сторонники».[116]

 

3.6.Цели и мотивы насилия

Цель является мысленным, идеальным предвосхищением результата деятельности. Поэтому она непосредственно связана с сознанием человека. Индивид или социальная общность, намечая определенную цель, как правило, в деталях разрабатывают стратеги и тактику ее достижения.

Мотив — это то, что побуждает человека к действию. В нем могут преобладать биологические и психические свойства индивид или социальной группы (потребности, инстинкты, влечения, эмоции, установки и т.д.). Мотив выступает в роли внутреннего стимулятора для постановки и достижения цели. Например, чувство голода побуждает человека искать пути его удовлетворения. Потенциальный преступник, движимый этим чувством, намечает цель – ограбление магазина. Уже в ходе ограбления, застигнутый врасплох невольным свидетелем и находясь в состоянии стресса, он совершает убийство, а чтобы скрыть следы преступления, поджигает магазин.

Таким образом, мотивы и цели обусловливают друг друга, переходят из одного состояния в другое. Случайное убийство во время ограбления (мотив сокрытия преступления) в дальнейшем может стать самоцелью, на достижение которой преступник идет уже вполне осознанно.

Преступниками и насильниками не рождаются, ими становятся в процессе социализации и взаимодействия людей друг с другом. Мотивом совершения насилия может стать любая неудовлетворенная потребность. Голодный ребенок отнимает булочку у соседского мальчишки; испытывающий сексуальное влечение подросток насилует случайную знакомую; безработный, чтобы прокормить свою семью, совершает ограбление; чтобы «убить» свободное время и как-нибудь развлечься, подростки истязают своего сверстника.

Соревновательность и соперничество пронизывают все сферы нашей жизни, и нередко превосходство для одного означает неудачу для другого. Неудача порождает неуверенность, страх, зависть, враждебность. Все эти эмоционально-психологические компоненты человеческой психики при определенных условиях могут стать мотивами агрессии и насилия. Если агрессивность, вызванная фрустрацией, не находит выхода вовне, вся ее негативная энергия направляется внутрь индивида, разрушая его, а в отдельных случаях приводя к суициду.

Неудовлетворенными потребностями далеко не исчерпываются все мотивы насилия. Для бытовых преступлений наиболее характерными являются следующие мотивы:

●     личная неприязнь, приводящая к различного рода насилию. По данным исследования, этот мотив лежит в основе 31% бытовых убийств, 24 % тяжких и 34 % менее тяжких телесных повреждений, 37% истязаний;

●     мотив ревности:  17% убийств,  10% тяжких и 7% менее тяжких телесных повреждений, 15 % истязаний;

●     мотив мести как следствие конфликта: 11% убийств, 13% тяжких и менее тяжких телесных повреждений.[117]

●     На межличностном и групповом уровнях можно выделить следующие мотивы насилия и жестокости:

●     импульсивная жестокость как непосредственная реакция на ситуацию, обусловленная эмоциональной несдержанностью (например, неадекватная реакция на действия потерпевшего);

●     инструментальная жестокость, используемая как средство достижения преступной цели (грабеж, изнасилование, устранение конкурента и т. д.);

●     «вынужденная» жестокость как результат подчинения требованиям определенного субъекта, например лидера группы, стремящегося создать обстановку круговой поруки;

●     жестокость как результат групповой солидарности, реализующей стремление сохранить или повысить свой престиж в группе;

●     жестокость как основной мотив и цель преступного поведения, обусловленная социально-психологическими свойствами личности, для которой насилие является не способом достижения цели, а самоцелью.[118]

Последний вид мотивации насилия является одним из самых опасных. На межличностном и групповом уровне он порождает феномен Джека-потрошителя или Чикатило, а на уровне государственных структур – Нерона, Дракулы, Гитлера.

Насилие широко используется как средство для захвата, удержания и использования политической власти. Само понятие «власть» предполагает насилие (принуждение). Но если на уровне межличностных и межгрупповых отношений наиболее распространенной формой является прямое насилие, то на уровне властного взаимодействия широко применяются все виды насилия: прямое, структурное, культурное. При этом тоталитарные политические режимы (фашистский, коммунистический, националистический) в большей степени тяготеют к прямому массовому насилию (террор, репрессии, депортация, концлагеря), а либерально-демократические — к структурному.

Любая власть стремится легитимизировать (узаконить) применяемые ею виды насилия, сделать насилие необходимым (естественным) элементом культуры. Для этого используются различные средства: убеждение, принуждение, авторитет вождя, стимулирование, манипулирование и др.

Однако легитимность носит взаимопереходящий характер. Например, вчерашние повстанцы, носители коллективного неструктурированного и нелегитимного насилия, в случае прихода к власти могут преобразоваться в регулярную армию и приобрести статус законной силы (коллективного структурированного насилия). А потерпевшая поражение бывшая «законная» власть становится нелегитимной.

Главной целью политического экстремизма является власть, обладание которой дает возможность распоряжаться людьми и ресурсами и легально применять насилие. И чем большей властью обладают правящие элиты, чем в меньшей мере эта власть подконтрольна структурам гражданского общества, тем больше у нее (правящей элиты) возможностей применять различные типы насилия.

Наиболее радикальными формами насилия в обществе являются: гражданская война, массовый террор и геноцид против собственного народа. Так, например, за время гражданской войны в России (1918 – 1922 гг.) погибли от двух до трех миллион человек. Но значительно большее количество людей были вынуждены покинуть страну. Прокоммунистический режим в Камбодже (60 –  70 гг. XX в.) в ходе «строительства коммунистического общества» уничтожил примерно одну треть своего населения (2 – 2,5 млн. человек). Жертвами реформ (приватизация, либерализация и др.) в 1990-е гг. стал весь российский народ. Это было одно из наиболее масштабных структурных насилий в истории человечества.

Но самые большие жертвы в истории человечества случались в результате агрессии одной или группы стран на другую страну, с целью захвата территории, ресурсов и уничтожения коренного населения. Например, агрессия Японии на Китай в 1930-е – 1940-е годы унесла жизни примерно 35 млн китайцев. Жертвами агрессии фашисткой Германии и её союзников на СССР в 1941-1945 годах стали около 27 млн человек.

 

3.7.Жертвы массового насилия в цифрах

В эпоху захватнических межгосударственных и гражданских войн жертвами становятся мирные жители захваченных городов и поселений, сограждане и родственники поверженных и еще воюющих врагов, т. е. люди, имеющие какое-то отношение к противоборствующей стороне. При этом насилие над поверженным врагом или беззащитными мирными людьми может иметь следующие основания: акт мести (возмездие); спланированные действия превентивного нанесения ущерба противнику; акт устрашения реальных и потенциальных врагов; уничтожение людей ради овладения ресурсами, ценностями и др. На обыденном уровне существует такое понятие как массовое насилие, под которым подразумеваются события, в которых насильственным действиям подвергаются десятки, сотни тысяч и миллионы людей. Это когда «агрессор», имея значительное преимущество в живой силе, ресурсах, вооружении, целенаправленно подвергает насилию (уничтожает) не способных защитить себя людей.

Определение понятия «жертва» в массовом насилии в основном сводится к выявлению количества невинно пострадавших в том или ином событии людей и определению их социальных, этнических и др. характеристик (пол, возраст, социальная, этническая и религиозная принадлежность).

К  массовому насилию относится, прежде всего, геноцид славянских народов, потери которых во время второй мировой войны составили более 20 миллионов человек. Так, по данным Рыбаковского, потери русских гражданских лиц в ВОВ составили 6,9 млн., военных – 5 млн. 756 тыс. Потери украинцев гражданских – 6,5 млн., военных – 1 млн. 377 тысяч.  Белорусов гражданских  – 1,7 млн., военных – 252 тысячи.[119] Этнических поляков во время второй мировой войны погибло примерно 2 – 2,5 млн. человек.[120] Кроме перечисленных славянских этносов – жертв агрессии немецких фашистов и их союзников во 2-й мировой войне, были и другие славянские этносы – жертвы фашисткой агрессии. Например, сербов погибло не менее 530 тысяч человек. Еврейские исследователи особо выделяют жертв своего этноса во 2-й мировой, утверждая, что их было, примерно, 6 миллионов человек.

Наибольшее же количество жертв массового насилия случилось в результате агрессии Японии на Китай в 1930-е – 1940-е годы. Их насчитывается, по разным подсчетам, от 30 до 35 млн человек.

Говоря о массовом насилии, нельзя не вспомнить массовое уничтожение турками армян в 1915-1916 годах, когда погибло, по разным сведениям от 664 тыс. армян, до 1,2 млн человек.[121]

К массовому насилию относится также уничтожение германскими фашистами и их пособниками миллионов людей в концентрационных лагерях. Бомбардировки авиацией США и Великобритании Дрездена. Ядерные бомбардировки авиацией США Хиросимы, Нагасаки (1945 г.). Блокада фашистскими войсками Ленинграда (1941 – 1944 гг.). Целенаправленное уничтожение израильской армией палестинского народа в секторе Газа в 2023 – 2024 году также необходимо идентифицировать как массовое насилие и геноцид. По утверждению руководства ХАМАС (радикального движения защиты Палестины), на 7 января 2024 года число погибших в секторе Газа достигло 29 722, среди которых не менее 10 тыс. детей и 7 тыс. женщин, еще не менее 58 166 человек пострадали.[122]

В особую категорию геноцида следует отнести массовое уничтожение населения Северной Америки европейскими колонизаторами в XVI – XIX веках, когда были почти поголовно истреблены сотни племен и десятки народностей Северной Америки. И этот факт геноцида еще ждет своего детального расследования и идентификации преступников.

В различные времена, в социально-политических и иных конфликтах, множество людей становились и становятся невинными страдальцами и заложниками чужих интересов и целей, чужих войн. Поэтому само понятие «жертва» означает, прежде всего, тех, кто в конфликте непосредственно не участвует и не представляет непосредственную угрозу противоборствующей стороне. Жертва, как правило, не вооружена и беззащитна перед своим посягателем. Например, погибший в бою воин не относится к категории «жертва», т. к. он вступил в схватку, чтобы убивать других. Кроме того, он способен защитить себя и других. Для такой категории погибших людей и утраченной военной техники существует понятие «потеря». (Например, потери противника в бою составили 10 убитых, 20 раненых и 10 единиц боевой техники). Но попавший в плен, обезоруженный и не представляющий угрозы для своих противников воин, в случае его «незаконной» казни переходит в категорию «жертва». Так, миллионы военнопленных, уничтоженных в фашистских концлагерях во время второй мировой войны, были признаны мировой общественностью жертвами, а их палачи предстали перед  судом.

Во время СВО (Специальной военной операции) украинские нацисты неоднократно демонстративно расстреливали мирных жителей и попавших им в плен российских солдат. С точки зрения международного и российского права, они являются палачами, и их ждет суд. А некоторые из них уже понесли заслуженное наказание.

 

3.8.Геноцид в Палестине в 614 году

В Конвенции «О предупреждении преступления геноцида и наказания за него» от 9 декабря 1948 года под геноцидом понимаются действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую.[123]

Такие действия весьма образно описаны в Библии (Ветхий Завет). Так, Четвертая книга Моисея «Числа» содержит следующее описание геноцида устроенного евреями над Мадианитянами (раздел 31): «И пошли войною на Мадиам, как повелел Господь Моисею, и убили всех мужского пола… А жен Мадиамских и детей их сыны Израилевы взяли в плен, и весь скот их, и все стада их, и все имение их взяли в добычу, И все города их во владениях их, и все селения их сожгли огнем… И сказал им Моисей: для чего вы оставили в живых всех женщин?... Итак, убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте; А всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя;».[124]

И далее читаем уже из «Книги Иисуса Навина» о взятии израильтянами города Иерехона (раздел 6): «И предали заклятию все, что в городе, и мужей и жен, и молодых и старых, и волов, и овец, и ослов, все истребили мечом… А город и все, что в нем, сожгли огнем; только серебро и золото и сосуды медные и железные отдали в сокровищницу дома Господня… И Господь был с Иисусом, и слава его носилась по всей земле».[125]

Библейские истории, безусловно, являются мифами, но такие мифы верующими людьми могут восприниматься «горячими головами» как руководство к действию. Особенно если, как следует из приведенных историй, этими избиениями руководил сам Господь. И творить геноцид, было позволено лишь определенному этносу. В этой связи уместно будет привести слова Исраэля Шамира: «Евреи не более кровожадны, чем остальное человечество. Но безумная мысль об избранности, мания превосходства – расового и религиозного – движущая сила любого геноцида. Если ты веришь, что сам Господь Бог избрал твой народ править миром; если ты серьезно считаешь других «недочеловеками», тебя покарает тот самый Бог, имя которого ты помянул всуе: вместо мирной лягушки он обратит тебя в маньяка-убийцу».[126]

О реальном геноциде в Палестине, который случился в 614 году, я узнал из статьи под названием «Пруд Мамиллы», автор которой, уже упомянутый выше, Исраэль Шамир. Этническое происхождение автора статьи, надеюсь, избавит меня – русского от обвинений в предвзятости к евреям. Притом, что я лишь вкратце перескажу историю геноцида, описанную Исраэлем Шамиром.[127]

Исраэль Шамир в своей статье пишет, что в 614-м году Палестина была процветающей, в основном христианской провинцией Византийской империи, с хорошо развитым сельским хозяйством и многочисленными храмами. Далее цитирую: «В 614 году местные палестинские евреи объединились со своими вавилонскими единоверцами и помогли персам завоевать Святую Землю. Двадцать шесть тысяч евреев участвовали в нападении. После победы персов евреи осуществили массовый холокост палестинских христиан. Они сжигали церкви и монастыри, убивали монахов и священников, бросали в костер книги. Непревзойденной красоты базилика Рыб и Хлебов в Табге, храм Вознесения на Масличной Горе, церковь св. Стефана-первомученика напротив Дамасских ворот, собор св. Сион на Сионской горе возглавляют длинный список разрушенных храмов».[128]

Поражает кровожадность евреев-палачей, которые уже после того, как тысячи христиан сдались в плен персам и их загнали в безводный в это время года пруд Мамиллы, они (евреи) выкупали пленников, только для того, чтобы их тут же казнить. Исраэль Шамир в своей статье приводит слова Оксфордского профессора Генри Харта Милмана из его книги «Истории евреев»: «И вот он наступил, долгожданный час триумфа и мщения, и евреи не упустили случая. Они смыли осквернение святого града реками христианской крови. Говорят, что персы продавали несчастных пленников с торга. Мстительность евреев оказалась сильней их алчности: они не только не поскупились своими сокровищами ради приобретения этих невольников, но казнили всех, за кого щедро заплатили. Современники говорили, что погибло 90 тысяч человек…».[129]

Генри Харт Милман явно в восторге от действий кровавых палачей. Но на всякий случай приписывает христианам грех «осквернения святого града». Этот прием обвинения самих жертв геноцида, прослеживается и в Ветхом завете: «И сказал Господь Моисею, говоря: Отомсти Мадианитянам за сынов Израилевых, и после отойдешь к народу твоему. И сказал Моисей народу, говоря: вооружите из себя людей на войну, чтобы они пошли против Мадианитян совершить мщение Господне над Мадианитянами…».[130]  

Реальные причины геноцида христиан высказал свидетель бойни Стратегий из лавры Саввы Освященного: это ненависть евреев к христианам, которые не признают «богоизбранности», а проповедуют «братство народов во Христе». Специально не привожу слова самого Стратегия, чтобы меня не обвинили в «смаковании» сцен насилия и кровожадности палачей. Желающие могут прочитать по ссылке.[131]

Исраэль Шамир пишет что «Геноцид 614 года был самым ужасным, но не единственным геноцидом, совершенным евреями в то тревожное время… Так, всего за несколько лет до трагедии 614-го года, в 610-м году, евреи Антиохии вырезали христиан». И называет основную причину геноцида христиан: «Мы, евреи, не сумели изгнать надменный дух избранничества, и оказались в затруднительном положении. Поэтому идея превосходства до сих пор правит нами, как и прежде, призывая к геноциду».[132]

А вот что пишет по поводу гонения большевиков на Православную церковь в 1922 году Сергей Кара-Мурза: «Главным идеологом той компании был Л. Троцкий, самое активное участие в ней приняли И.С. Уншлихт, Р.С. Землячка, Я.А. Яковлев (Эпштейн). Их напор был таков, что Ленину не раз приходилось буквально одергивать, призывая не слишком выпячивать роль евреев в такой страшной акции». И далее: «…активность Троцкого и ряда других евреев выглядит просто лихорадочной».[133]

Сергей Кара-Мурза в своей книге приводит мнение С.Н. Булгакова, который считал, что ненависть евреев к православию является взаимной: «С одной стороны, он (образ Израиля) является гонимым именно со стороны христианских народов, причем это гонение принимает время от времени жестокие и бурные формы – преследования и ненависть до истребления…, а с другой стороны, он сам остается явным и тайным гонителем Христа и христианства…».[134] Но это писалось, очевидно, в 20-е годы XX-го века. Следовательно, избавление от геноцида возможно лишь на основе полного этнического, религиозного и др. равенства всех народов.

 

3.9.Советский народ – жертва геноцида фашистской агрессии со стороны Германии, и её союзников в Великой Отечественной войне

 В параграфе 3.8. уже приводилось юридически признанное на международном уровне определение понятия «геноцид». Под это понятие, безусловно, подпадают миллионы советских людей, убитых немецкими захватчиками и их пособниками во время Великой Отечественной войны. Но руководство СССР сразу же, после окончания войны не озаботилось тем, чтобы людские потери страны получили международное признание в качестве «жертв геноцида» и на это были свои субъективные и объективные причины.

В феврале 1946 года цифра потерь в 7 млн человек была опубликована в журнале «Большевик». В марте этого же года Сталин подтвердил эту цифру. В качестве субъективного основания занижения числа погибших, очевидно, является личная ответственность Сталина (и не только) за трагическое начало войны и за огромные потери в целом. А объективным основанием является возникшая к 1946-у году внешняя угроза со стороны США и Англии, которым нельзя было показывать «слабость» СССР.

После смерти Сталина новое руководство СССР осознало, что цифра потерь в ВОВ в 7 млн человек занижена в несколько раз. И было принято решение её поправить на неопределенные «свыше 20 млн человек». И лишь уже в постсоветский период исследователи и политики сошлись во мнении, что реальные потери советского народа составляют 26 млн 600 тысяч человек. В том числе потери Вооруженных Сил составили 8 668 400 военнослужащих. Потери гражданского населения в зоне оккупации – 13 684 700 человек (из них: преднамеренно истреблено – 7 420 400 человек, погибло на принудительных работах в Германии – 2 164 300 человек, погибло от голода, болезней и отсутствия медицинской помощи – 4 100 000 человек).[135]

О том, что фашистская Германия проводила в отношении советских людей политику геноцида, свидетельствуют и следующие  сравнения по количеству вернувшихся на родину немецких и советских военнопленных. Так, при практически равном количестве военнопленных за годы войны (4 559 000 советских солдат и 4 376 300 немецких солдат) из советского плена вернулось на родину 86,5 %, или 3 787 000 солдат, из немецкого — 44,2 %, или 2 016 000 солдат.[136]

В постсоветское время, пришедший к власти буржуазный правящий класс был в основном обеспокоен и озадачен разворовыванием и приватизацией советской социалистической общенародной собственности. И еще тем, как бы эту собственность вывести из страны, спрятать за рубежом, а потом и самуму стать частью Запада. Поэтому ему было не до международного признания факта геноцида советского (российского) народа. И лишь в 2014 году, после возвращение Крыма в состав России, когда «возмущенный» Запад стал вводить против России и российской «элиты» различные санкции, и перспектива «вхождения» компрадорской российской «элиты» в западный мир стала весьма призрачной, в стране активизировались патриотически-настроенные силы. И только тогда вопрос о признании советского (российского) народа жертвой геноцида фашистской агрессии со стороны Германии, и её союзников в Великой Отечественной войне, стал реализовываться в реальных судебных приговорах.

Так, 27 августа 2021 года Псковский областной суд принял решение о признании преступлений фашистов во время ВОВ на территории Псковский областной геноцидом. Как заявил судья, на этой территории нацисты преднамеренно уничтожили более 75 тыс. мирных советских граждан, в том числе 1,4 тыс. детей, а также свыше 377 тыс. военнопленных. Кроме того, более 192 тыс. жителей региона насильственно отправили на принудительные работы в Германию и Прибалтику.[137] Санкт-Петербургский городской суд 20 октября 2022 года признал блокаду Ленинграда в годы Великой Отечественной войны преступлением против человечности, геноцидом советского народа. За время блокады, длившейся с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года, по уточненной информации, погибли 1,1 млн мирных жителей. Виновниками в этом преступлении объявлены вооруженные подразделения Италии, Испании, Нидерландов, Норвегии и Финляндии, а также отдельные добровольцы из числа австрийцев, латышей, поляков, французов и чехов. Все они объявлены военными преступниками.[138]

19 июля 2023 года Смоленский областной суд признал геноцидом советского народа преступления немецко-фашистских захватчиков на территории региона в годы Великой Отечественной войны. По данным генпрокуратуры, в период оккупации региона – с июля 1941 по сентябрь 1943 года – там погибло более 510 тыс. человек, в том числе 90 тыс. мирных жителей, 300 тыс. военнопленных. Также 120 тыс. граждан насильственно были угнаны с территории области с целью привлечения к принудительному труду.[139]

Подобные судебные заседания прошли и во многих других регионах России. Но в этом плане предстоит еще немало сделать для того, чтобы массовые убийства немецкими фашистами и их подельниками мирных советских людей и военнопленных, во время второй мировой войны, были идентифицированы как жертвы геноцида. А наследникам убийц были предъявлены соответствующие иски.

 

 

3.10. Насилие, жертва и травма

Травма (от греческого trauma – рана) – повреждение тканей организма человека или животного с нарушением их  целостности и функций, вызванное внешним воздействием.[140] Приведенное понятие травмы в большей степени относится к медицинскому или физиологическому понятию травмы. А психологи и психиатры нередко говорят о таком явлении и понятии как «душевная травма». Исследователи в целом выделяют такие виды травм как индивидуальная, коллективная, физическая, психическая, культурная, родовая, ментальная и другие.

Индивидуальная травма – это шок, потрясение, которое пережила жертва насилия, или человек (не непосредственная жертва), прочувствовавший весь ужас пережитого жертвой, как личную трагедию.

Коллективная (социальная) травма – это потрясение, которое пережила (переживает) социальная общность или общество в целом. Она проявляется в значительном изменении (трансформации) общественного сознания и поведения социума.

По мнению Рона Айермана, «Индивидуальную и коллективную травмы объединяет то, что обе они возникают в результате шока».[141] В ходе взаимодействия они усиливают одна другую, создавая кумулятивный эффект, обостряющий шок и чувство потери. В результате рушатся привычные идентичности и возникают новые.[142]

Культурная травма – это создание и навязывание смыслов, социальных норм, ценностных ориентаций, шокирующих значительную часть общества или всё общество своей «неадекватностью». Например, навязывание правящим классом большинству членов общества, придерживающихся традиционных семейных ценностей, гомосексуальных норм и ценностных ориентаций; официальный запрет использования русского языка на Украине и закрытие русскоязычных школ. «Культурные травмы — это не вещи, а процессы создания смыслов и атрибуций, длящаяся борьба, в которой разные индивиды и группы стремятся определить ситуацию, управлять ею и контролировать ее».[143]

П. Штомпка предложил рассматривать социальную травму как деструктивное воздействие «травмирующего события» на социальное тело. Результатом травмы являются «травматические симптомы» – разделяемые всеми представления, образцы поведения и общепринятые мнения.[144] «Травматические события вызывают нарушение привычного образа мысли и действий, меняют, часто трагически, жизненный мир людей, их модели поведения и мышления».[145] При этом травма может быть нанесена не только травматическим событием, но и распространенным представлением о таком событии. То есть, может быть целенаправленно сконструированным в информационном поле событием.

Для конструирования культурной травмы, по мнению Айермана, необходимо сильно шокирующее происшествие, способствующее мобилизации мнений и эмоций и соответствующие интерпретации смыслов и атрибуций в массмедиа. Начинаются культурные травмы с разрыва установленных оснований коллективной идентичности. Например, в переписывании истории страны, изменении мифов, верований и прочих культурно-исторических ценностей и атрибутов.[146]

Итак, травма – это форма, мера, тяжесть ущерба, причиненного жертве. Это то, насколько тяжело и в какой форме переживает жертва реальную или виртуальную утрату. Социальная травма общества проявляется в форме тяжелых депрессий, разочарований, вызванных несбывшимися ожиданиями, массовой неудовлетворенностью существующими условиями жизни, утратой чего-либо.[147]

Штомпка выделяет три типа и области проявления социальной травмы:

1.Биологическая деградация населения, которая проявляется в эпидемиях, умственных отклонениях, снижении уровня рождаемости, росте смертности и т.д.

2.Трансформация социальной структуры – разрушение социальных отношений и ранее сложившейся социальной иерархии, нарушение экономического обмена и прочее.

3. Воздействие травмы на культуру – деформация коллективно разделяемых смыслов, ценностей, ценностных ориентаций, верований, символов и т.д.[148]

К социальной травмы, как правило, приводят такие события как: революция, проигранная война, радикальные экономические реформы, глубокий экономический кризис, резкая смена стратегического курса развития страны и другие радикальные изменения в обществе. В 20-м веке Россия, как минимум дважды переживала глубокие и широкомасштабные социальные травмы: после революции 1917 года и в ходе перестройки социалистического уклада жизни на рыночные отношения (конец 1980-х и до наших дней). Сейчас начало 2024 года.

Начало и проведение Специальной военной операции (22.02.2022 г.) тоже можно назвать социальной травмы для всего российского общества, потому как в этой «операции» воюют на уничтожение два братских народа: русский и украинский. А США и их союзники, которые являются главными организаторами этой бойни, являются также и главными выгодоприобретателями. О том, как и почему Россия оказалась втянутой в этот вооруженный конфликт – необходимо отдельное исследование.

Глава 4. Жертва в социальном конфликте

4.1.Понятие и структура социального конфликта

Социальный конфликт – это открытое противоборство двух и более сторон социального взаимодействия, причинами которого являются несовместимые потребности, интересы и ценности.

Описательная статичная структура социального конфликта, как «идеальный тип» (по М. Веберу), включает в себя следующие элементы:

●              две  и более стороны конфликта;

●              объект (предмет) конфликта;

●              жертва (как вероятностный элемент структуры);

●              косвенные стороны конфликта (как вероятностный элемент структуры);

●              третья сторона (как вероятностный элемент структуры);

●              окружающая конфликт социальная  среда.

 В целом структура социального (в широком смысле слова) конфликта, по нашему мнению, может выглядеть следующим образом: (рис. 1).

Рисунок 1. Структура социального конфликта

Каждый из названных элементов структуры социального конфликта, в свою очередь, может представлять собой сложную систему, включающую множество составляющих ее элементов.

В научной литературе существуют определенные разногласия в определении таких понятий как «субъект», «участник», «основной» и «косвенный» субъект, «сторона конфликта», «третья сторона конфликта» и другие. Поэтому нам необходимо высказать свою точку зрения по всем основным элементам, составляющим структуру конфликта.

А) Противоборствующая сторона конфликта

Понятие «противоборствующая сторона конфликта» значительно шире, нежели понятие «субъект» или «непосредственный участник» конфликта. Каждая противоборствующая сторона может включать в себя: несколько субъектов, участников, сторонников, «группы поддержки», жертв конфликта, «пятую колонну», внутреннюю оппозицию и др. То есть всех, кто в силу тех или иных причин и обстоятельств оказался «по одну сторону баррикады», и/или кто является (считается) сторонником определенного конфликтующего субъекта.

Необходимо также иметь в виду, что понятия «субъект» и «участник» конфликта не тождественны. Субъект активен по своей природе и целенаправлен в своей деятельности. Он – активная составляющая стороны конфликта, способная создать конфликтную ситуацию и влиять на динамику конфликта в соответствии со своими интересами. Роль субъекта в формировании стороны конфликта и самом конфликте является определяющей. Именно субъект привлекает на свою сторону союзников, участников, ресурсы; определяет реальных и мнимых противников; разрабатывает стратегию и тактику ведения борьбы; заключает «военные» союзы и подписывает соглашения о мире. Если в ходе противоборства из конфликта выбывают те или иные участники, то это может оказать влияние на расстановку сил в конфликте, но суть конфликта, как правило, не меняется. Если же из конфликта выбывает один из двух противоборствующих субъектов (например, в межличностном конфликте), то конфликт либо прекращается, либо меняет свои качественные характеристики, т. е. – это будет уже иной конфликт. Исключение составляют конфликты, стороны которых состоят из двух и более субъектов.

Участники конфликта – это индивиды, группы, организации, институты, принимающие участие в конфликте на стороне того или иного субъекта. Участник может сознательно, или не вполне сознавая цели и задачи противостояния, принять участие в конфликте, а может быть  случайно или помимо его (участника) воли вовлеченным в конфликт. Например, во время крупных международных военных конфликтов небольшие государства вынуждены воевать на стороне той или иной крупной державы, даже если это противоречит их национальным интересам; родственники и друзья помогают отстоять интересы близкому для них человеку; случайные прохожие помимо их воли вовлекаются в уличную драку.

Итак, противоборствующая сторона социального конфликта сама может представлять достаточно сложную, состоящую из многих элементов, структуру, основу которой составляет субъект конфликта.

В) Косвенная сторона конфликта

 Многие исследователи выделяют в структуре конфликта  неосновных или «косвенных» участников конфликта: «Кроме основных бывают косвенные участники в конфликте (страны, блоки, политические и национальные движения), которые не принимают активных действий в конфликте, но поддерживают ту или иную сторону…».[149] Другие авторы говорят о неосновных или «косвенных» субъектах конфликта, под которыми подразумеваются некие  силы, которые не принимают непосредственного участия в конфликте, но  имеют свой особый интерес в «чужом» конфликте и, так или иначе, влияют на его динамику.[150]

 На наш взгляд, роль «косвенных» субъектов и участников, особенно в социально-политических, межэтнических и международных конфликтах, в современном мире настолько велика, а их структура и формы «вмешательства» в конфликты настолько многообразны, что этому явлению в большей мере соответствует определение «косвенная сторона конфликта». Это означает, что «косвенный субъект» для достижения своих целей и интересов в потенциальном и реальном «чужом» конфликте, создает некую взаимодействующую структуру – «косвенную сторону».

Введенное мной понятие «косвенная сторона конфликта» может иметь сложную структуру. Которая может включать в себя следующие составляющие: латентных субъектов (организаторов-сценаристов) конфликта, подстрекателей, провокаторов, спонсоров и др. Суть деятельности «косвенной стороны» заключается в том, чтобы добиваться своих целей, формально не принимая непосредственного участия в конфликте. Кроме того, обладая необходимыми экономическими, политическими и иными ресурсами, «косвенная сторона» может подготовить и спровоцировать необходимый ей конфликт «в нужное время» и «в нужном месте». Например, уже не для кого не является секретом то, что «цветные революции», имевшие место в Сербии, Грузии, Украине готовились и финансировались западными (прежде всего американскими) спецслужбами.

«Косвенная сторона», как правило,  воздействует на конфликт опосредованно: 1) оказывает всестороннюю помощь «своей» стороне конфликта; 2) создает различные сложности  для противостоящей стороны; 3) оказывает давление на третью сторону для того, чтобы в процессе урегулирования конфликта, принимаемые решения отвечали интересам «косвенной стороны». Кроме того, косвенная сторона всячески стремится войти в состав третьей стороны и играть там доминирующую роль, и таким образом контролировать процесс урегулирования конфликта,  добиваясь принятия выгодных для себя решений. В особых случаях, когда способы опосредованного влияния на конфликт не приносят желаемого результата, «косвенная сторона» может «скинуть маску» и принять непосредственное участие в конфликте в качестве реального субъекта. Например, в ходе Югославского конфликта (конец 90-х гг. XX века) США неоднократно превращались из косвенной стороны конфликта в непосредственного его участника (субъекта).

Организуемые и провоцируемые косвенной стороной конфликты могут быть всего лишь тактической операцией в более крупном стратегическом противостоянии (противоборстве) политических «тяжеловесов». Например, в годы «холодной» войны два противостоящих военно-политических блока – НАТО и «Варшавский договор» по всему миру организовывали и провоцировали различного рода политические и этнические конфликты с целью ослабления позиций противостоящей стороны. В современном мире основным организатором таких конфликтов являются, прежде всего, США.

Роль косвенной стороны в политических (военных) конфликтах, политических (государственных) переворотах настолько велика (иногда и решающая), что можно говорить об этом феномене как о фактическом «заказчике» того или иного конфликта, а «легитимных» субъектов противоборства рассматривать как исполнителей.[151] Например, таковым является подготовленный и спровоцированный конфликт между Россией и Украиной.  

Г) Третья сторона конфликта

 Некоторые исследователи отождествляют такие понятия, как неосновные участники конфликта, косвенные участники, третья сторона. Например, В.П. Ратников пишет: «К неосновным участникам конфликта относятся все остальные участники конфликта. Их часто именуют также косвенными участниками конфликта. По определению им принадлежит второстепенная роль в возникновении и развитии конфликта. Часто неосновных участников конфликта называют еще третьей стороной».[152]

Такое отождествление понятий можно принять, но  с определенными оговорками.  (Справедливости ради, необходимо сказать, что раньше и автор данного исследования допускал возможность отождествления косвенной и третьей сторон конфликта).[153] Но в действительности  третья сторона занимает в структуре конфликта вполне определенное «место». В одних конфликтах потребность в третьей стороне может и не возникнуть, а в урегулировании других – ее роль может быть решающей. Поэтому отождествлять ее с косвенными и/или неосновными участниками, на наш взгляд, неверно.

Итак, кроме противоборствующих сторон, в структуру социального конфликта может входить «третья сторона конфликта», которая включает в себя посредников, судей, миротворцев и др. Основная функция третьей стороны – тем или иным образом способствовать разрешению конфликта. Она может предложить свои услуги в разрешении конфликта сама, может вмешаться в конфликт по просьбе конфликтующих сторон, или ее участие в урегулировании конфликта может быть инициировано «общественностью».

Функции и значение третьей стороны в переговорном процессе во многом обусловлены ее статусом на переговорах. М.М. Лебедева выделяет следующие функции и статусы третьей стороны: посредничество, оказание «добрых услуг», наблюдение за ходом переговоров, арбитраж.[154]

Третья сторона должна обладать определенными качествами и характеристиками: политическим капиталом, компетентностью, авторитетом и доверием договаривающихся сторон, беспристрастностью.

Третьей стороне отводится промежуточная (равноудалённая) позиция между конфликтующими сторонами. Ее основная функция в конфликте  – способствовать его урегулированию, что, конечно же, не исключает и ее особого интереса в «чужом» конфликте. Роль «третьей стороны» в конфликте, считается не только престижной, но и выгодной. Она свидетельствует о том, что субъект (субъекты), исполняющий эту роль, обладает различными положительными качествами и социальным (политическим) капиталом.

Д) Среда развития  социального конфликта[155]

 Среда, в которой зарождается, возникает и развивается конфликт, представляет совокупность объективно существующих условий: социальных и политических отношений, правовых и социокультурных норм, традиций, обычаев, а также социальных и политических институтов, которые призваны следить за соблюдением существующих норм и отношений. Для внутреннего социально-политического конфликта средой развития, прежде всего, являются общественные и политические отношения, существующие в стране. Для международного (межгосударственного) конфликта – международные правовые нормы и отношения.

Конфликтные действия социально-политических акторов в определенной мере детерминированы социальной и физической средой, в которой развивается конфликт. При этом наибольшее влияние на возникновение и развитие социально-политического конфликт, оказывает уровень развития гражданского общества и его политической системы.

Демократическая политическая система представляет собой институционализированную структуру социально-политических отношений, в которой конфликты считаются вполне закономерным явлением. Однако сама система достаточно инертна, формализована и не всегда в состоянии быстро и адекватно реагировать на динамику социально-политических процессов. В обществе могут возникать социальные и политические взаимодействия, связи, отношения и коммуникации, которые ещё не «объективировались» в политической системе, а многие политические события, в том числе и  политические конфликты, могут возникать не только в самой политической системе, но и вовне. Поэтому всю совокупность социально-политического пространства, в которую входит и политическая система, принято называть социально-политической сферой.

Для определения пространства (сферы), на котором развиваются политические события, Пьером Бурдье было введено понятие «политическое поле». Это пространство политической игры, со своими особыми правилами, необходимыми инструментами, наличием у его агентов политического и иного капитала и др. Политическое поле определенным образом структурировано, и каждый агент в нем занимает «свою» позицию. Чем выгоднее занимаемая агентом позиция, тем большей властью он обладает. При этом агенты поля создают такие условия (правила игры), при которых выражение интересов одних классов затруднено, другие же  (профессионалы) монополизируют производство и реализацию политической продукции. Исключение в монопольном «производстве», по мнению Бурдье, могут составлять только кризисные периоды времени, когда ситуация  на политическом поле выходит из под всякого контроля.[156] Из этого следует, что и «производство» социально-политических конфликтов в определенной мере находится под контролем политиков-профессионалов.

Основными игроками на политическом поле являются профессиональные производители политической продукции. При этом политическое производство складывается из двух подсистем: во-первых, из производства средств потребления («реальная политика»), предназначенных для широкой общественности и граждан; во-вторых, из производства средств производства («идеальная» или «истинная» политика), адресованных профессиональным политическим производителям. Поэтому массовые потребители – рядовые граждане – довольствуются символической продукцией. А само политическое поле для них предстает в виде «виртуального» политического пространства, в котором они являются зрителями, слушателями, наблюдателями, объектами, но не активными агентами политики.[157]

Производство виртуальной политической продукции массового потребления самой властью отмечают и другие исследователи. «Парадоксальность постмодернистской системы состоит в том, что она сознательно генерирует конфликты и трения, ибо они создают спрос на политику. Расширение спроса означает и расширение предложения, т.е. рост числа продавцов политического товара и новые формы увлекательного соревнования между ними».[158] В такой ситуации реальные экономические, этнические, социальные и др. проблемы служат лишь предлогом для развития виртуальных политических отношений и виртуальных социальных и политических конфликтов.

Реальная политика и политические отношения возникают на базе всей совокупности реальных социальных отношений. Поэтому социально-политические конфликты могут возникать на основании экономических, этнических, религиозных и иных противоречий, если эти противоречия затрагивают вопросы власти и имеют достаточный потенциал для того, чтобы оказывать давление на власть или для ее свержения. Кроме того, социально-политический конфликт имеет свойство аккумулировать в свой потенциал различные виды противоречий и различные виды конфликтов. Возникнув в одной сфере жизнедеятельности, конфликт захватывает другие сферы.

 Политическая сфера не ограничивается только  рамками взаимодействия формальных субъектов политики (формализованной политической системой). В реальной жизни она (политическая сфера) может «сужаться» до минимальных пределов (когда «народ безмолвствует» и «не мешает» правящему классу использовать власть и ресурсы для решения сугубо личных проблем). Но может и расширяться, когда существует реальная оппозиция правящему классу, провоцирующая социальные и политические конфликты, как в самой политической системе, так и вовне. Оппозиция, как правило, стремится любым противоречиям в любой сфере придать политический характер и тем самым расширить пределы политической сферы, «заставить» правящую элиту «сражаться» на неудобном для неё «чужом» политическом поле.

Запланированное, циклическое расширение политической сферы происходит в периоды всеобщих политических выборов, когда каждый избирательный участок становится частью политического поля. Политическая сфера расширяется также тогда, когда массовые общественные движения, в какой бы сфере жизнедеятельности они не возникали, способны реально влиять на политическую власть или угрожать самому существованию действующей власти. Поэтому в зависимости от сферы возникновения социально-политических конфликтов они могут подразделяться на собственно политические, на социально-политические,  на этнополитические и др.

На возникновение, развитие и завершение внутреннего социально-политического конфликта существенное влияние оказывает существующий в обществе политический режим, который дает представление о сущности государственной власти, установившейся в стране в определенный период ее истории. Поэтому в определении режима не столь важна структура политической системы или государства, сколько способы взаимодействия общества и государства, объем прав и свобод человека, способы формирования политических институтов, стиль и методы социально-политического управления, в том числе и способы разрешения социально-политических конфликтов.

Сила в социальном конфликте – это возможность и способность сторон конфликта реализовать свои цели вопреки противодействию противника (оппонента). Она включает в себя всю совокупность средств и ресурсов, как непосредственно задействованных в противоборстве, так и потенциальных. При этом под ресурсами понимается все то, что может использовать субъект для достижения своих целей в конфликте.

Пока конфликт находится в стадии зарождения, его потенциальные субъекты имеют лишь примерное представление о реальной силе противоположной стороны и о возможной реакции окружающей среды на предполагаемый конфликт. Только с началом конфликта и в ходе его развития, информация о силе сторон становится более полной. А о реальной силе той или иной стороны конфликта можно судить только после того, как будут введены все имеющиеся ресурсы сторон. Так, например, фашистская Германия в 1941 году начинала войну против СССР, уверенная в своей преобладающей силе. Об этом также свидетельствовали ее военные  успехи в начале войны (1941 – 1942гг.). И только после Курской битвы (лето 1943 г.)  поражение Германии стало очевидным.

Сила позволяет стороне конфликта навязывать противнику, в определенной мере, свои условия ведения борьбы, конструировать различные ситуации, в том числе и нужнее ей образы жертвы.

 

4.2.Жертва конфликта: понятие, суть

Социальный конфликт предполагает противоборство двух и более конфликтующих сторон. Из этого следует, что жертва может появиться в результате насильственных действий сторон (стороны) в отношении людей, непосредственно не принимающих участие в конфликте и беззащитных перед лицом посягателя. Но жертва может появиться и вне конфликта. Например, когда заранее подготовленный бандит нападает на прохожего, который не в состоянии дать ему отпор, то конфликта не происходит. Здесь имеет место одностороннее насилие посягателя над жертвой. Если же жертва сумела дать отпор бандиту, то она уже фактически становится стороной конфликта, не переставая оставаться жертвой нападения по определению. А нападавший бандит, даже если он пострадает в результате конфликта (или будет уничтожен), останется агрессором, т.е. виновником происшествия.

Аналогичным образом можно рассматривать и квалифицировать агрессию в отношении больших социальных групп и целых государств. Например, нападение Фашистской Германии на СССР в 1941 году  квалифицируется как односторонняя агрессия, трансформировавшаяся в военный конфликт, виновником которого считается Германия. Бомбардировку Югославии авиацией США (1999 г.) можно квалифицировать как агрессию и как одностороннее насилие над жертвой, не способной дать отпор агрессору. В обоих приведенных случаях и СССР и Югославия подпадают под понятие «жертва-страна». Но СССР в ходе агрессии трансформировался в сторону (субъект) конфликта, а Югославия такой возможности не имела.

Следовательно, жертва может появиться и до начала конфликта и стать причиной (одной из причин) или поводом для его начала; может появиться в ходе конфликтного противоборства; может также выявиться (актуализироваться) после окончания конфликта. При этом конфликтующие стороны, как правило, в своих официальных сводках занижают показатели своих боевых потерь и завышают количество жертв, т.е. невинно пострадавших с их стороны людей, т.к. за жертву посягателю, возможно, придется нести ответственность.

Существенное значение в конфликтном взаимодействии является признание (идентификация)  самого факта агрессии. Например, если одна из сторон конфликта признана агрессором, а другая жертвой, то «жертва» имеет право требовать компенсации за причиненный ей агрессором ущерб, наказания виновников и восстановления справедливости.

Понятие «жертва» имеет также нравственную и юридическую оценки. Например, победа над врагом в открытой схватке оценивается как доблесть, достойная всяческих наград, а уничтожение не участвующих непосредственно в сражении людей (например, мирных жителей) оценивается как безнравственный поступок и преступление, за которое посягатель должен нести наказание. При этом важное значение имеет и то, каким образом люди стали жертвами в конфликте. Если жертвы появились случайно или по недоразумению, то  сторона конфликта, совершившая насилие, будет иметь какие-то аргументы и моральные основания для своего оправдания. Если же насилие над жертвой совершалось целенаправленно, то оценка (осуждение) данного преступления будет более строгой.

Рассмотренные выше представления о жертве, по нашему мнению, позволяют выделить несколько критериев определения сущности понятия такого феномена как жертва в социальном конфликте:

1) пострадавшие – люди, подвергшиеся насилию, в результате которого им причинен определенный ущерб;

2) пострадавшие, которые непосредственно не причастны к конфликту, в результате которого они пострадали, т.е. не являются конфликтующей стороной (субъектом, участником). Формально жертва занимает промежуточное положение в конфликтном взаимодействии сторон. В реальности она может по тем или иным основаниям (гражданственность, этничность, религиозная принадлежность и др.) иметь отношение к той или иной конфликтующей стороне;

3) пострадавшие, которые не представляли непосредственной угрозы своим посягателям. Жертва не вооружена и беззащитна перед  конфликтующими сторонами;

4) наличие жертвы в конфликте предполагает выявление виновных (посягателей, агрессоров) в ее появлении и принятию мер по их наказанию и возмещению причиненного ими ущерба. «Неоплаченная» жертва может привести стороны к новому конфликту;

5) общая жертва способствует идентификации и мобилизации людей на борьбу с посягателем (виновником ее появления). Общая жертва также может стать причиной или предлогом для формирования образа врага, виновного в ее появлении;

6) пострадавшие, признанные жертвами со стороны «значимых других»;

7) жертвами могут быть признаны не только реально пострадавшие в результате насилия люди, но и те, которые ощущают себя потенциальной жертвой возможного насилия (например, возможных террористических актов);

8) в ходе развития социального конфликта жертва может трансформироваться в его субъект или участника.

 В своей совокупности приведенные критерии дают общее представление о сути исследуемого феномена и позволяют сформулировать понятие «жертвы» в социальном конфликте. Итак, жертва   социального конфликта – это пострадавшие в результате конфликтных действий противоборствующих сторон люди, которые не принимают непосредственного участия в конфликте и признанные в качестве жертвы «значимыми другими».

 

4.3.Типологизация жертвы конфликта

Роль жертвы в динамике социального конфликта весьма неоднозначна. Она может зависеть от вида конфликта, формы противоборства, методов ведения борьбы, соотношения сил противоборствующих сторон, их формальных статусов, интересов и целей конфликтующих сторон, реакции окружающей социальной среды. Наличие жертв может также оказывать различное влияние на способы  завершения конфликта, и на отношения сторон в будущем. При этом важное значение имеют условия и причины появления жертвы, а также восприятие и интерпретация основных характеристик жертвы сторонами конфликта и социальной средой. Поэтому возникает потребность в выявлении оснований появления «жертвы» в конфликте и её типологизация по тем или иным основаниям.

Рассмотрим некоторые возможные основания (причины, мотивы, обстоятельства, случаи) появления жертвы в социальном конфликте:

1.Случайная жертва – когда жертва появилась в результате непреднамеренных действий конфликтующих сторон или допущенной халатности в исполнении решений. Например, жертва оказалась в зоне «боевых» действий; пуля, предназначавшаяся врагу, сразила случайного прохожего.

2.Жертва некомпетентности, неправильного расчета, неверно выбранной стратегии решения жизненно важных задач. Например, многие представители правящего класса, руководившие либерализацией российской экономики в начале 90-х годов прошлого века, искренне верили, что ускоренное проведение реформ уже в ближайшее время даст положительный результат. Но в реальности некомпетентность «реформаторов» привела экономику страны к катастрофе. Жертвами непродуманных либеральных реформ стали десятки миллионов российских граждан.

Данное основание включает в себя также людей, ставших жертвами в результате своей некомпетентности, наивности, неправильного расчета, и т.д., например, жертвы различных финансовых пирамид. В том, что они стали жертвами финансовых афёр, есть и доля их личной вины.

3.Жертва как цель в конфликтном взаимодействии сторон или одностороннем насилии. Рассмотрим несколько вариантов такой жертвы:

3.1.Посягательство (насилие, убийство, геноцид) совершенное для овладения имуществом или жизненным пространством жертвы. Известно, что фашистский режим в Германии, уничтожая евреев, присваивал себе их собственность, кроме того, гитлеровская Германия для «расширения своего жизненного пространства» и установления «нового мирового порядка» планировала уничтожить более ста миллионов только славянских народов. Жертвами ее геополитических амбиций стали десятки миллионов мирных жителей. Аналогичным образом действовал и Израиль в октябре-ноябре 2023 года, целенаправленно уничтожая мирных палестинцев в секторе Газа. Переселенцы со Старого Света варварскими методами уничтожали коренных жителей Северной Америки для того, чтобы присвоить себе их земли. Один родственник убивает другого для того, чтобы овладеть его имуществом.

3.2.Жертва как способ уничтожения потенциальных врагов; как способ предотвращения возможного возмездия за уже причиненное насилие. Например, монголо-татарские захватчики во время своих набегов, на захваченных территориях убивали подростков и юношей, рост которых превышал высоту колеса арбы, опасаясь того, что, повзрослев, они станут мстить своим обидчикам; христианская мифология приписывает царю Иудеи Ироду I Великому (ок. 73 – 4 гг. до н. э.) «избиение младенцев» – уничтожение младенцев,  среди которых мог оказаться только что родившийся Иисус. Таким способом Ирод хотел избавиться от своего будущего противника.

3.3.Жертва как способ нанесения противнику материального и морального ущерба. Например, уничтожение населенных пунктов, коммуникаций, сельхозугодий, которые, так или иначе, использует (может использовать) противник. История войн показывает, что отступающий противник, как правило, уничтожает все (в том числе и «неблагонадежную» часть населения), что может использовать наступающий враг для укрепления своих позиций в конфликте.

3.4.Жертва как способ уничтожения ненавистного этноса, носителей иной религии или идеологии. Такую жертву можно классифицировать как «жертва по принадлежности». Например, в этнических войнах врагом (жертвой) считается каждый представитель ненавистного этноса; в классовой борьбе – представитель враждебного класса.

4.Жертва как средство в конфликтном взаимодействии сторон или одностороннем насилии. Рассмотрим несколько вариантов такой жертвы:

4.1.Жертва как демонстрация силы и акт устрашения для реальных и потенциальных противников. История войн и конфликтов изобилует показными казнями и массовыми убийствами невинных людей, совершаемых с целью запугивания противника. Атомные бомбардировки японских городов Хиросимы и Нагасаки (август 1945 г.), в результате которых погибли сотни тысяч мирных жителей, также были восприняты мировой общественностью не как боевая операция, а акт демонстрации американской военной мощи и стремление США запугать своих реальных и потенциальных противников (прежде всего Советский Союз).

4.2. Жертва как косвенный объект нападения, как форма ведения войны террористическими методами. Точечные удары в такой войне направлены не столько против своего непосредственного противника (военных объектов, живой силы и др.), сколько на косвенные объекты, т.е. жертвы. Такие методы ведения войны наиболее характерны для исламских фундаменталистов и других террористических организаций. Такие террористические методы ведения войны широко использует националистический режим Киева с 2014 года, воюя, в том числе и против своего собственного мирного населения.

4.3.Жертва как способ вынудить противника выполнить те или иные требования посягателя. Классический пример: взятие заложников и последующий шантаж.

4.4.Жертва как способ привлечь внимание общественности к какой-то проблеме или, наоборот, отвлечь внимание от реальных проблем на второстепенные (мнимые). Например, голодовка обманутых вкладчиков долевого жилищного строительства с целью привлечения внимания общественности и государственных органов к существующей проблеме; убийство общественно-значимой личности для отвлечения внимания общественности от принятия правящим режимом «антинародного» законопроекта.

4.5.Жертва как способ нагнетания социальной (политической) напряженности в обществе, направленной против правящего класса (политического режима). Различного рода насильственные акты (убийства, похищения, уничтожение коммуникаций и др.), направленные на дестабилизацию социально-политических отношений и дискредитацию правящего режима. Такие формы борьбы за власть, как правило, используют различные радикальные экстремистские организации (профашистские, националистические, религиозные).

4.6.Жертва как способ дискредитации в глазах мировой общественности политического лидера страны, политического режима. Например, по странному стечению обстоятельств, во время визита Президента В. Путина в Германию (осень 2006 г.) от рук наемного убийцы погибает известная журналистка А. Политковская; примерно месяц спустя, во время саммита НАТО, при загадочных обстоятельствах от облучения полонием умирает бывший российский спецназовец, ставший предателем, А. Литвиненко. И в том, и в другом случае внутренняя и внешняя оппозиция развернула активную пиар-кампанию по обвинению В. Путина и российских спецслужб в заказных убийствах. Однако при более тщательном разбирательстве становится очевидным, что эти убийства были выгодны самой оппозиции. В своей книге «Русская рулетка» В. Соловьев описывает эпизод, в котором беглый олигарх Б. Березовский раскрывает план принесения так называемой «сакральной жертвы» для дискредитации В. Путина.

4.7.«Заместительная (назначенная) жертва». Во внутригрупповом конфликте для снижения социальной напряженности нередко используется метод поиска «козла отпущения». Этот метод имеет те же основания, что и «заместительная жертва»  в первобытных племенах. Суть метода – предотвратить реальный конфликт (скрыть реальные противоречия, реальных виновников) путем нахождения заместительной жертвы. Так сталинским режимом власти, наряду с другими методами, широко использовался метод поиска «врагов народа», или заместительной жертвы для обвинения «врагов» в своих экономических и политических провалах.

4.8.«Символическая жертва» является одной из форм социального и политического обмена. Само название данного вида жертвы говорит о том, что потери сторон не представляются как существенные, а носят символический характер. В реальности это может быть: обмен пленными, освобождение, захват, казнь заложников, высылка дипломатических работников и др. «Символическая жертва»,  как правило, имеет место в следующих случаях: 1) для поддержания  между субъектами нормальных политических отношений, 2) решения тактических задач в конфликте, 3) ответ на недружественные действия другой стороны.

5.Жертва как цель и средство в конфликтном взаимодействии сторон или одностороннем насилии. В данную категорию входят жертвы, которые одновременно сочетают в себе основания 3 и 4. Например, для установления посягателем своей неограниченной власти в стране, регионе, мире (мировое господство), он может уничтожать тех, кто этому препятствует, и принуждать тех, кто готов смириться с его волей. Суть такого насилия заключается в том, что потенциальную жертву ставят перед выбором: или ты переходишь на нашу сторону (принимаешь нашу веру), или мы тебя уничтожим. Более мягкий вариант, когда за «предательство» предлагается определенное вознаграждение, а за отказ – определенные санкции. Турция, например, в течение нескольких веков уничтожала и притесняла многие христианские народы Восточной Европы, Кавказа и Крыма. При этом всячески поощряла принятие ими мусульманства. Соединенные Штаты, в своем стремлении создать однополярный мир также не останавливается ни перед какими жертвами. Так, только вторжение войск США и Англии в Ирак (2003 г.) стоило этой стране более миллиона жизней, в основном – мирных жителей.

6.Жертва как акт возмездия врагу.  В данном случае имеет место преднамеренная жертва как средство и как цель в конфликтном взаимодействии сторон или одностороннем насилии, обусловленная эмоционально-психологическими факторами и преднамеренным расчетом. Например, немецкие (и не только) оккупанты во время войны (1941-1945 гг.) целенаправленно уничтожали мирных жителей русских и белорусских сел, чтобы те не могли оказать помощь советским партизанам.

Обычно в таком случае на роль жертвы выбирают людей и/или материальные ценности, потеря которых будет восприниматься противником как утрата. Это могут быть родственники и близкие люди противника, соплеменники, поверженные (плененные) враги, культовые здания и сооружения, культурные ценности и др. Так, в феврале 1945 г., в результате варварских бомбардировок авиации США и Англии был в значительной мере разрушен один из красивейших городов Европы – Дрезден. По разным оценкам во время бомбардировок погибли от 200 до 300 тысяч мирных жителей. Объяснить этот акт вандализма с точки зрения военной стратегии или тактики невозможно, т.к. находившиеся в нескольких километрах от жилых кварталов войсковые соединения Германии не пострадали. Многие аналитики склонны считать данную акцию спланированным возмездием за аналогичные бомбардировки, которые неоднократно совершала германская авиация в отношении мирных городов своих противников.

Такое основание как возмездие сочетает в себе эмоциональную и социальную (целерациональную) составляющие. При этом жажду мести, по мнению Уильяма Макдаугалла, можно рассматривать (трактовать) не только как инстинктивную эмоциональную реакцию фрустрированного индивида, но и как спланированный когнитивный расчет, в котором «эмоция мести встроена своими причинами и следствиями в контекст социальных отношений».[159]

«Жертву» также можно классифицировать по наименованию конфликта или иного события в результате которого появилась эта жертва, например: «жертвы второй мировой войны», «жертвы наводнения», «жертвы сталинских репрессий» «жертвы террористического акта», «жертвы приватизации» и др. По характеру причиненного жертве ущерба выделяют следующие виды жертвы: убитые, раненые, беженцы, вынужденные переселенцы, заложники, депортированные, и др.

В нашем исследовании все перечисленные типы жертв рассматриваются в связи с определенными социальными конфликтами, когда сам конфликт стал причиной появления жертв, либо сами жертвы стали причиной возникновения конфликтной ситуации и/или конфликта.

Появление жертвы может использоваться как повод и/или причина для начала, развития (эскалации) и завершения конфликта, а также как повод или причина для вмешательства в конфликт «третьей силы». Рассмотрим некоторые варианты «использования» жертвы в социальном конфликте.

1.Жертва как повод для начала конфликта. Если конфликтная ситуация в достаточной степени сформировалась («созрела»), то любое (преднамеренное или случайное) посягательство на жертву (насилие, похищение, убийство) может стать предлогом для начала конфликта. Так, например, убийство в г. Сараево наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда и его жены, осуществленное группой боснийских террористов 28.08.1914 г. стало формальным поводом для начала первой мировой войны. Похищение израильского капрала Шалита боевиками организации «Хезболла» (июль 2006 г.), Израиль использовал в качестве повода для начала полномасштабных боевых действий на юге Ливана.

2.Жертва как причина для начала конфликта или вступления в уже существующий конфликт. Например, прохожий  вступает в конфликт с хулиганами, избивающими человека; одной из причин начала русско-турецкой войны 1733 – 1739 гг. были постоянные набеги крымских татар на русские поселения и связанные с этим многочисленные жертвы.

3.Жертва как повод или причина для вмешательства в конфликт «третьей силы». Так, США и НАТО объясняли свое  неоднократное вмешательство в Югославский конфликт (90-е гг. XX в.) большим количеством жертв среди мирного населения; мировая общественность вмешалась в конфликт между Израилем и организацией «Хамас» (Палестина, сектор Газа) в ноябре 2023 года, когда израильская армия стала массово уничтожать мирное население Газы.

Социальный конфликт имеет как объективные, так и субъективные основания. При этом интерпретация причин появления жертвы в структуре конфликта имеет огромное значение.

 

4.4.Условия и факторы трансформации жертвы в участника, и субъект конфликта

Под условиями мы будем понимать объективно сложившуюся, относительно устойчивую внешнюю среду, которая может оказывать опосредованное детерминирующее влияние на поведение и деятельность субъектов. Под факторами ­– причины, движущие силы процессов, явлений, а также деятельность и поведение субъектов и участников конфликтного взаимодействия.

Субъект конфликта – активно действующий актор (индивид, группа организация), способный создать конфликтную ситуацию и влиять на ход конфликта в соответствии со своими интересами. Участник конфликта – человек (группа, организация), который сознательно или в силу тех или иных обстоятельств оказался   вовлеченным в конфликт.

Анализируя реакцию людей на террористический акт и вызванные им жертвы, Ф.Н. Ильясов описывает три последовательных стадии отношения людей к произошедшему событию: рефлекторную, психологическую, социальную. На первой, рефлекторной стадии, люди вначале испытывают испуг, страх, а затем пытаются оценить реальность и масштаб возникшей угрозы. На второй, психологической стадии, в зависимости от состояния людей, подвергшихся агрессии, возникает либо чувство бессилия и безысходности, либо ответная реакция на агрессию. На третьей, социальной стадии, «у людей психологически устойчивых, возникает реакция критического отношения к властям…».[160]

К названным трем стадиям реакции на агрессию и вызванные ею жертвы, необходимо добавить еще одну – политическую.  Политическая стадия возникает тогда, когда реакцией на произошедшее событие (террористический акт, землетрясение, наводнение и др.) являются политические решения, политические действия. Например, отставка правительства, не сумевшего предотвратить теракт; массовые выступления граждан, недовольных действиями (бездействием) властей.

 Более подробно психологические и социально-психологические механизмы трансформации жертвы в субъект социально-политических отношений анализируются Д.В. Ольшанским в книге «Психология террора».[161] Ниже мы остановимся на отдельных положениях из этой книги и рассмотрим условия и факторы трансформации жертвы в субъект.

В процессе трансформации жертвы в участника и субъект социальных отношений и социального конфликта могут быть «задействованы» различные детерминанты (причины появления жертвы, сопутствующие факторы и условия, различные состояния жертвы и т.д.). Для удобства назовем все эти детерминанты словом «механизмы».

На наш взгляд, можно выделить следующие механизмы трансформации жертвы в участника и субъект конфликта: эмоционально-психологические, социально-психологические, социальные (структурные), политические, мобилизационные, экзистенциональные. Рассмотрим названные механизмы подробнее.

Эмоционально-психологические механизмы. В отечественной и зарубежной научной литературе имеются достаточно подробные описания эмоционально-психологических механизмов трансформации жертвы в агрессора. Так, Д.В. Ольшанский выделяет следующие состояния людей, ставших жертвами терактов, техногенных катастроф и боевых действий противника: испуг – страх – ужас.[162] Страх, по мнению Ольшанского, «это сильная эмоция, вызываемая подлинной или воображаемой, предвосхищаемой опасностью». Он предупреждает человека о возможной опасности и побуждает к поиску защиты от неё. Ужас – это крайняя степень страха, которая не только сигнализирует о вероятной угрозе, но и «констатирует неизбежность бедствия».[163]

 На основании страха и ужаса развивается паника, которая может трансформироваться в стихийную агрессию. Стихийная агрессия, по мнению Ольшанского, представляет собой «тоже террор, только как бы с другой стороны: террор массы, подчас направленный против тех террористов, которые поначалу вызывали страх, ужас и панику самой этой массы».[164] Таким образом, внутреннее эмоциональное состояние гнева и раздражения, как реакция на фрустрацию, трансформируется во внешнюю агрессию. При этом стихийная агрессия, в ходе своего «развития» может приобретать различные формы организованного целенаправленного насилия.

 Э. Дюркгейм рассматривал эмоции как «социальный клей» и как один из важнейших факторов структурирования социальной реальности в процессе общественной эволюции. В нашем контексте эмоции необходимо рассматривать не только как уход от рациональности, но и как этап (способ, форму) осознания новой реальности и подготовку к рациональным действиям.[165] Кроме того, однородная эмоциональная атмосфера социальной общности создает «объективные» условия для формирования протестной идентичности и мобилизации людей на свою защиту или на акцию возмездия.

Социально-психологические механизмы трансформации «жертвы» в участников и субъектов политических отношений и конфликта. Теоретическим обоснованием наличия указанных механизмов являются концепции социально-психологического детерминизма.[166]  В основе данной «трансформации» также находится эмоционально-психологическое состояние людей. Но эмоции со временем проходят, и у психологически устойчивых людей возникает психологическая потребность и готовность к рациональным действиям, как реакция критического отношения к произошедшим событиям, как ответная реакция на угрозу извне. В результате ответной реакции происходит осознание произошедшего события, идентификация потерпевших, определение величины утраты. Одновременно идентифицируются виновные (посягатели) в произошедших событиях. И если потерпевшие обладают достаточным мобилизационным потенциалом и организаторскими способностями, то они объединяются для защиты своих интересов. Проводятся мероприятия для принятия мер по недопущению подобного впредь, наказанию виновных, возмещению понесенного ущерба. Социальный протест против насилия, в ходе своего развития может трансформироваться в политические акции.

Наглядным примером трансформации «жертвы» в участников и субъектов политических отношений могут служить события, произошедшие в Испании в марте 2004 года. 11 марта в Мадриде в железнодорожных вагонах прогремели несколько взрывов, в результате которых 192 человека погибли и более двух тысяч получили ранения. Ответственность за теракты взяла на себя террористическая организация Аль Кайда, которая потребовала вывести испанские войска из Ирака. На следующий день после взрывов по всей Испании начались антиправительственные выступления широких слоев населения. Через три дня на состоявшихся парламентских выборах про правительственные силы потерпели сокрушительное поражение. Правительство ушло в отставку. Новое правительство приняло решение вывести испанские войска из Ирака.

К социально-психологическим механизмам трансформации «жертвы» в агрессора или субъект конфликта можно также отнести такой феномен, как «жажда мести». Как уже говорилось выше, жажда мести содержит в себе как эмоциональную, так и социальную составляющие. Изначально месть можно рассматривать как инстинктивную реакцию фрустрированного организма, мотивированную эмоциями. Однако отложенное спланированное возмездие представляет собой осознанные действия, направленные на восстановление справедливости. Типичной причиной жажды мести, по мнению У. Макдаугалла, является публичное оскорбление, унижающее человека (группу) в глазах других. Для восстановления попранного достоинства жертва может годами вынашивать планы возмездия, и осуществить их, когда для этого сложатся благоприятные условия.[167] Так, например, возрождение германского милитаризма после первой мировой войны во многом было обусловлено жаждой мести за поражение и унижение в проигранной войне.

Социальные (структурные) механизмы трансформации жертвы в субъект, в основном, исследуются и обосновываются в рамках концепций социального детерминизма и теории социальной депривации. В основе этих подходов лежит социальное (структурное) неравенство, и обусловленная им неудовлетворенность людей существующим положением. При этом необходимо различать легитимное и не легитимное неравенство. Первое воспринимается как естественное состояние общества, второе – как социальная несправедливость (социальная дискриминация), произошедшая в результате значительных структурных изменений. Например, в результате либерализации экономики начала 90-х годов прошлого века, все имевшиеся накопления российских граждан были обесценены. Таким образом, появились «жертвы либерализации экономики». В ходе дальнейшего реформирования экономики появились новые жертвы: жертвы приватизации, жертвы дефолта (1998), жертвы финансовых пирамид, жертвы долевого строительства  и др. Все эти структурные изменения воспринимаются большинством россиян как незаконные  и нелегитимные.

Особенность социальных механизмов состоит в том, что они проявляются постепенно, в ходе изменения социальной структуры. Поэтому люди не сразу осознают, что они стали жертвами. Кроме того, структурные изменения, как правило, проводятся в рамках существующего законодательства. Поэтому людям, ставшим жертвами приватизации или финансовых пирамид, официальные органы пытаются внушить, что они сами виноваты в своем бедственном положении. И только по мере осознания того, что они стали жертвами какой-то экономической аферы, люди консолидируются и пытаются восстановить справедливость. В ходе осознания себя жертвой, люди сравнивают свое бедственное положение с наиболее благополучными слоями общества, с теми, кто обогатился за счет обедневших, и ассоциируют их со своими врагами. Теория относительной депривации во многом объясняет социально-психологические и социальные (структурные) механизмы трансформации жертвы в участников и субъектов социально-политических отношений и социального конфликта.

Политические механизмы трансформации жертвы в участников и субъект политических отношений и конфликта. Возможность функционирования таких механизмов появляется в условиях значительного изменения расстановки политических сил, как внутри страны, так и на международной арене. Суть проблемы состоит в том, что у жертвы (социальной группы, класса, нации, государства) появляется возможность потребовать у своих обидчиков возмещения ранее причиненного ущерба и восстановления справедливости. Так, например, только после «развенчания культа личности Сталина» стала возможной реабилитация многих жертв сталинских репрессий; только после развала Советского Союза у стран, ранее входивших в состав СССР или в состав участников стран Варшавского Договора появилась возможность предъявлять претензии России по поводу причиненного им в прошлом реального или мнимого ущерба.

Наиболее радикальным  политическим механизмом трансформации жертвы в участников и субъект политических отношений и конфликта является революция, в результате которой бывшие угнетенными социальные слои и классы предъявляют претензии своим угнетателям. Например, после Великой Октябрьской социалистической революции (1917 г.), веками угнетаемый помещиками и капиталистами российский народ (особенно крестьяне), стал мстить своим угнетателям. В результате дворянство и буржуазия были уничтожены как классы. Поголовно также уничтожалась жандармерия – политическая полиция Российской империи.

 Мобилизационные механизмы трансформации жертвы в участников и субъект социально-политического конфликта. Возможна ситуация когда люди сами не способны осознавать свое бедственное положение и идентифицировать своих обидчиков (посягателей, виновных в своих бедах), это, во-первых. Во-вторых, не все те, кто уже осознал своё бедственное положение и определил обидчиков, способен мобилизоваться для отстаивания своих интересов. Суть мобилизационных механизмов состоит в том, что некая третья сила способствует пробуждению самосознания жертвы и мобилизации людей на защиту от посягателей. Так, В.И. Ленин считал, что для развития самосознания угнетенных масс, и мобилизации их на борьбу со своими угнетателями, необходима коммунистическая партия во главе с профессиональными революционерами.

Организаторы и исполнители современных «цветных революций», для достижения своих целей,  также используют мобилизационные механизмы трансформации жертвы в участников и субъект таких псевдо революций. При этом жертва может быть реальной, а может быть сконструированной посредством манипуляции общественного мнения. Так, в ходе подготовленной и спровоцированной Западом «революции достоинства» на Украине (2013-2014 гг.), организаторами события была сконструирована «сакральная жертва» – «небесная сотня». В которую собрали убитых в разных местах и по различным причинам людей и объявили их «героями-жертвами» революции, отдавшими жизнь за свободу Украины.

Экзистенциональные механизмы трансформации жертвы в участников и субъект социального конфликта основываются на страхе потерять свою идентичность, раствориться среди других, более успешных и значимых, на страхе быть презираемым за свою несостоятельность в окружении других, на страхе и нежелании ощущать себя жертвой. Анализируя мотивацию терроризма, Александр Мелихов пишет: «Страх ничтожности – вот скрытый двигатель современного терроризма. И социальная ничтожность, презрение со стороны тех, кого мы не так уж и уважаем, ранит нас так больно, прежде всего потому, что оно раскрывает нам глаза – обнажает нашу экзистенциональную ничтожность, нашу ничтожность не в миру, но в мироздании.[168] Террорист наносит удар даже не по власти, а по обществу, по  тому образу жизни, который разоблачает его мизерность в космосе.[169]

Экзистенциональные механизмы трансформации свойственны не только террористам, но и людям, инициирующим иные виды социальных конфликтов. В условиях глобализации появляется все больше людей, которые ощущают свою ущербность в сравнении с другими. Им все труднее находить нужные формы самовыражения. «При определенных условиях недовольство и внутренний разлад превращаются в отчаяние, растерянность, неопределенность, а впоследствии, как правило, нередко находят выход в насилии».[170] Так, 7 ноября 2012 года, юрист одного из офисов Москвы Виноградов, долго терпевший насмешки со стороны сослуживцев, расстрелял их из огнестрельного оружия. К убийству юрист тщательно готовился. В итоге – убил 6 человек и ранил одного. Врачи говорят, что стрелок имел психические отклонения, поэтому воспринимал окружающих как врагов.[171]

Особенностью экзистенциональных механизмов трансформации жертвы в субъект является то, что здесь речь идет не только и не столько об улучшении материального благосостояния или повышении социального статуса определенной социальной группы (индивида, группы, нации, государства), а о её существовании как особой социокультурной идентичности со своими ценностями и образом жизни. Нередко эта идентичность представляет собой вымышленный образ идеального общества или государства (например, всемирный халифат), воплощению которого мешают те, кто не разделяет такой идеи.

Страх за свою жизнь и благополучие является одной из основных причин такого явления как предательство, и превращения жертвы в палача. В этой связи особый интерес для исследования жертвы в социально-политическом конфликте представляет феномен, описанный Арно Грюном, который исследовал ситуацию, когда «жертвы переходят на сторону своих угнетателей, чтобы искать новые жертвы – бесконечный процесс, в ходе которого человек перестает быть человеком».[172] Психологические механизмы и мотивации перехода жертвы на сторону своих палачей также были исследованы и описаны Бруно Беттельхеймом.[173]

Суть этого феномена заключается в том, что индивид, группа, социальная общность, подвергшиеся насилию, для того чтобы избавится от угнетения (облегчить свое тяжелое положение) и/или спасти себя от физического уничтожения, идут в услужение своим угнетателям. При этом нередко «вчерашние» жертвы начинают идентифицировать себя со своими угнетателями и проявляют особое рвение в порабощении, угнетении, уничтожении других. Такое поведение жертвы способствует расширению зоны действия конфликта, эскалации насилия и увеличению количества жертв. Так в годы второй мировой войны на оккупированных территориях Советского Союза из перешедших на сторону немецких захватчиков граждан создавались многочисленные войсковые формирования, выполнявшие, в основном, полицейские и карательные функции в отношении мирного населения.

 

4.5.Возможные  положения жертвы в социальных конфликтах

Жертва социального конфликта – это пострадавшие в результате конфликтных действий противоборствующих сторон люди, которые не принимают непосредственного участия в конфликте и не представляющие реальной угрозы ни одной из конфликтующих сторон. На рис. 2 жертва занимает промежуточное положение между двумя противоборствующими сторонами.

 

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Субъекты Участники		Нейтральная жертва	Субъекты Участники
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
Субъекты и участники,  оказывающие содействие стороне 1		Посредники, судьи (арбитры), миротворцы		Субъекты и участники,  оказывающие содействие стороне 2

 

Рисунок 2. Промежуточное (нейтральное) положение жертвы в конфликте

Это вариант, когда жертва не имеет отношения ни к одной из конфликтующих сторон, например, пострадавшие в результате конфликта жители нейтральной страны. В качестве примера, когда жертва занимает нейтральное положение в социально-политическом конфликте и в равной степени испытывает насилие со стороны обеих конфликтующих сторон, является положение мирных жителей во время гражданской войны в России в 1917 – 1922 годах. Многие жители сел и городов не понимали сути происходящих событий и в равной степени боялись прихода как Белой, так и Красной армий. По этой причине и появилась известная поговорка: «белые приходят – грабят, красные приходят – грабят».

Другой вариант, когда жертва имеет определенные отношения с одной или обеими конфликтующими сторонами, например, когда пострадавшие в результате конфликта – мирные граждане воюющей страны (рис. 3).

 

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Субъекты Участники Жертва стороны 1			Субъекты Участники Жертва стороны 2
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
Субъекты и участники,  оказывающие содействие стороне 1		Посредники, судьи (арбитры), миротворцы		Субъекты и участники,  оказывающие содействие стороне 2

Рисунок 3. Положение жертвы в конфликте, когда она имеет «принадлежность» к одной из сторон конфликта

 

Существует также проблема определения жертвы непосредственно конфликтующими сторонами. Так, кого одна сторона может считать жертвой, для другой – враг, подлежащий уничтожению. Такой способ определения жертвы, прежде всего, характерен для этнических, религиозных и классовых конфликтов, в которых сама принадлежность к иному классу, этносу, религии воспринимается как враждебный вызов. Например, для германских фашистов во время второй мировой войны коммунисты и евреи, вне зависимости от их причастности к военному конфликту, считались врагами, подлежащими уничтожению. Такую «жертву» можно условно классифицировать как «жертва по принадлежности» к враждебной социальной группе. При этом отношение этой жертвы к «своей», конфликтующей стороне, в этом случае не играет существенного значения. Жертва может быть лояльной по отношению к «своей», конфликтующей стороне, соблюдать нейтралитет, или быть в оппозиции к ней. Одним из главных оснований идентификации такой жертвы конфликта – формальная принадлежность невинно пострадавших к определенной воюющей стороне конфликта. Так, при подсчете общего числа погибших и раненых в военных конфликтах, каждая из конфликтующих сторон называет свои боевые потери, и количество пострадавших мирных жителей, которые квалифицируются как  жертвы.

Другим основанием идентификации жертвы является факт посягательства или защиты. Это вопросы о том, в результате насильственных действий какой стороны появились жертвы, кого они (жертвы) и другие считают виновным в насильственных действиях, у кого жертва ищет защиты?  Например, если одна из конфликтующих сторон является посягателем, повинным в появлении жертвы, а другая позиционирует себя в роли защитника жертвы, то жертва будет идентифицироваться со своим защитником. Так в юридической терминологии существуют такие понятия как «сторона защиты» и «сторона обвинения».

Следующим основанием идентификации имевшей место в конфликте жертвы является самоидентификация. Это ситуация, когда жертва сама определяет «своих» и «чужих» в конфликте. Например, во время второй мировой войны определенная часть граждан СССР перешли на сторону фашисткой Германии, не смотря на творимое ей насилие.

Приведенные примеры позволяют сделать вывод о том, что жертва, не являясь субъектом или участником социально-политического конфликта, может идентифицироваться с той или иной конфликтующей стороной по различным основаниям. В этом случае жертва может иметь место в структуре каждой из конфликтующих сторон (рис. 3). Особенностью предложенной нами структуры социального конфликта является то, что в качестве одного из вероятностных элементов, в составе каждой противоборствующей стороны присутствует жертва. Она может появиться как в ходе развития конфликта, в результате конфликтных действий сторон, так и вне конфликта, но стать причиной или поводом для его начала или эскалации.

Следующий возможный вариант положения жертвы в структуре социального конфликта, когда имеет место быть и «нейтральная» жертва, не идентифицированная ни с одной из сторон конфликта, так и жертва по «принадлежности» в структуре каждой из конфликтующих сторон (рис. 4).

 

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Субъекты Участники Жертва стороны 1		Нейтральная жертва	Субъекты Участники Жертва стороны 2
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
Субъекты и участники,  оказывающие содействие стороне 1		Посредники, судьи (арбитры), миротворцы		Субъекты и участники,  оказывающие содействие стороне 2

 

Рисунок 4. Структура конфликта, в которой жертва занимает как промежуточное (нейтральное) положение, так и имеет место быть в структуре каждой из сторон конфликта, в качестве «жертвы по принадлежность»

 

 В ходе развития конфликта проблема жертвы может актуализироваться каждой противоборствующей стороной, а также косвенными сторонами. Для конфликтующих и косвенных сторон, а также для третьей стороны, жертва может стать основным объектом (предметом) конфликта. Соответствующее отношение к жертве может сложиться и в окружающей социальной среде (общественном мнении и в социальных институтах). В такой ситуации все отношения, связанные с конфликтным взаимодействием, будут направлены, прежде всего, на урегулирование проблем жертвы. При этом жертва может идентифицироваться с одной из противоборствующих сторон, а может иметь достаточные основания для возложения вины на обе конфликтующие стороны.

Наличие жертвы в структуре социально конфликта предполагает выявление посягателей (агрессоров), ставших причиной ее появления. Следовательно, наряду с конструированием и актуализацией образа жертвы, возникает необходимость идентификации и формирования образа врага, виновного в появлении жертвы.[174]

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть вторая

Социальное конструирование образа жертвы и образа врага в конфликтном взаимодействии сторон

Во второй части исследования будет рассмотрено и обосновано авторское представление о понятиях «образ», «образ жертвы» и «образа врага». Представлено краткое изложение основных положений социального конструктивизма. При этом основное внимание будет уделено теории конструирования социальной реальности П. Бергера и Т. Лукмана, а также конструктивистскому структурализму П. Бурдье. Также будут рассмотрены некоторые формы и методы пропаганды, используемые в ходе конструирования различных образов.

В шестой главе второй части будут рассмотрены причины, этапы и механизмы конструирования образа жертвы, классификация конструируемых типов жертвы, особенности конструирования различных образов, а также роль и функции конструируемых образов жертвы в конфликтном взаимодействии сторон. В седьмой  главе второй части будут рассмотрены причины, механизмы и динамика конструирования образа врага. При этом особое внимание будет уделено таким понятиям как «враг» и «образ врага», а также качественным характеристикам образа врага и динамике его формирования.

 

Глава 5.Теоретико-методологические основания конструирования образов жертвы и врага

5.1. Образ (жертвы, врага): понятие, сущность структура

В философском понимании образ – это идеальное отражение предметов и явлений материального мира в сознании человека. На чувственной ступени познания образ ощущается, воспринимается, о нем складываются представления, формируются стереотипы. На уровне мышления он может быть представлен в виде понятия, суждения, умозаключения. Материальной формой воплощения образа являются различные действия – язык, различные знаковые интерпретации.[175]

В психологии образ – это субъективная картина мира или его фрагментов, включающая самого субъекта, других людей и весь окружающий мир.[176] Субъективная картина мира зависит от индивидуальных особенностей субъекта восприятия. Например, от его знания, понимания воспринимаемого объекта, от его активности, заинтересованности в процессе познания и воспроизводства реальности, от сложившихся стереотипов, которые способствуют типологизации субъективно формируемого образа,  и других свойств и качеств субъекта.

В социологии образ – это обобщенное, социально сконструированное отражение реальных характеристик предметов и явлений в общественном сознании (в представлениях, мнениях, оценках людей). Основная проблематика образа – степень, мера его соответствия/несоответствия отражаемой им реальности. Эта проблема волнует исследователей с древнейших времен. Так еще в V веке до н.э. античный философ Платон, пытаясь решить проблематику реальности и ее образа, вводит понятие «virtus» – от лат. «мнимый, возможный, предполагаемый».[177] Следовательно, уже в античные времена исследователи понимали, что виртуальный образ может не в полной мере тождественно отражать реальный объект.

 Целенаправленно сконструированный образ, по мнению Е.Б. Шестопал, называется имиджем (или брэндом).[178] Однако образ и имидж не тождественные понятия. Первое по отношению ко второму является родовым, а второе является лишь одним из аспектов (проявлений) первого. Имидж (руководителя, предприятия, торговой марки) создается с определенными целями и имеет свою специфику, например, рекламу товара. При этом, целенаправленно конструируемый имидж (как образ) в той или иной мере может соответствовать отражаемой реальности, а может и не соответствовать вовсе.

Следовательно (еще раз повторим), образ – это обобщенное, социально сконструированное отражение реальных характеристик предметов и явлений в общественном сознании. Виртуальный образ может не в полной мере тождественно отражать реальный объект. Кроме того, субъект, конструирующий определенный образ, может целенаправленно искажать какие-то характеристики объекта, ставшего основой для формирования образа.

Но главное, что необходимо знать и понимать, это то, что основной задачей целенаправленного конструирования образ, является конструирование через этот «образ» определенных смыслов. Эти смыслы, призваны стать ценностными ориентациями для многих людей и, возможно, для социума в целом. Они (смыслы) должны способствовать достижению целей субъекта, конструирующего «этот» образ и через него – определенные смыслы. 

В нашем исследовании под понятием «образ жертвы» мы будем понимать как естественным путем формирующееся представление о жертве, так и целенаправленно сконструированное отражение реальных и мнимых характеристик «жертвы», то есть, целенаправленно созданный с определенными целями образ жертвы.

 

5.2. Социальный конструктивизм об образе жертвы и образе врага

Теоретическими и методологическими основаниями конструирования образа жертвы и других образов, является социальный конструктивизм, который представляет собой совокупность концепций, теорий, доктрин и методов.[179] Основателями социального конструктивизма являются такие ученые как П. Бергер и Т. Лукман, А. Шютц, Г. Гарфинкель, Л. Витгенштейн, а также Т. Кун, М. Фуко и др.[180]

Если структурный функционализм обуславливает социальные действия и изменения существующими в обществе «объективными условиями» – социальными структурами и социальными институтами, то социальный конструктивизм, не отвергая существующих условий, на первый план «выдвигает» действующих субъектов (акторов), которые, преследуя свои интересы и цели, создают новую социальную реальность. При этом происходит постоянное накопление новых знаний и культурных ценностей, которые реализуются в социальных практиках, создавая непрерывный процесс конструирования социальной реальности.

Ключевым словом в различных концепциях конструктивизма  выступает понятие «конструкция», означающее «установление порядка вещей, противоположного естественному, а деконструкция понимается как способ развенчания иллюзионистских приемов, скрытых за фасадом натуралистических объяснений или представлений».[181] Конструктивизм предполагает выявление и анализ различных социальных проектов и причинно-следственных связей, которые привели или способствовали конструированию той или иной сущности».[182]

Конструктивизм также является методом, с помощью которого можно не только выявлять и анализировать различные социальные проекты, но и использовать его теоретико-методологическую базу и конкретные методы для конструирования «нужной» социальной реальности. Особенно велика роль методов и технологий конструирования в современном мире, когда порой бывает сложно отличить реальность от виртуальности, особенно на пространствах интернета. 

 

5.3. Теория конструирования социальной реальности П. Бергера и Т. Лукмана

В наиболее доступной, на наш взгляд, форме основные положения социального конструктивизм были изложены П. Бергером и Т. Лукманом в их совместной работе «Социальное конструирование реальности».[183] Авторы анализируют процесс конструирования социальной реальности от простых форм взаимодействия, до создания социальных институтов. Этот процесс представляет собой объективацию субъективных действий и смыслов, т.е. превращение их в упорядоченную реальность повседневной жизни. Эта реальность существует как очевидный факт и не требует дополнительной проверки. Она «содержит схемы и типизации, на языке которых возможно понимание других и общение с ними в ситуациях лицом-К-лицу».[184] Сам язык представляет собой систему объективированных знаков, которая позволяет накапливать и воспроизводить знания, а также выходить за пределы повседневной реальности. «Язык может не только конструировать крайне абстрагированные от повседневного опыта символы, но и «превращать» их в объективно существующие элементы повседневной жизни».[185]

По мнению Бергера и Лукмана, человек конструирует свою собственную природу, т.е. создает самого себя. «Создание человеком самого себя всегда и неизбежно – предприятие социальное».[186] Существующий социальный порядок является продуктом прошлой человеческой деятельности, которая подвергается хабитуализации (т.е. опривычиванию). Часто повторяющееся действие становится образцом, и его можно воспроизводить с экономией усилий. «Хабитуализация предусматривает направление и специализацию деятельности, …освобождает энергию для принятия решений в тех случаях, когда это действительно необходимо».[187] Таким образом, хабитуализация, с одной стороны стандартизирует (упрощает) человеческую деятельность, но с другой – высвобождает энергию и время для инноваций, т.е. для конструирования новой социальной реальности.

Процессы хабитуализации предшествуют институционализации определенной деятельности. «Институционализация имеет место везде, где осуществляется взаимная типизация опривыченных действий деятелями разного рода».[188] Институты создаются постепенно, поэтому они имеют свою историю, продуктом которой они и являются. Институционализации как таковой присущ контролирующий характер, вне зависимости от того, созданы или нет какие-либо механизмы санкций, поддерживающие институт. Поэтому «институты уже благодаря самому факту их существования контролируют человеческое поведение, устанавливая предопределенные его образцы…Дополнительные механизмы контроля требуются лишь в том случае, если процессы институционализации не вполне успешны».[189]

С вовлечением в процесс хабитуализации и типизации новых членов (новых поколений), институты становятся историческими институтами и приобретают иное качество. Это качество – объективность, которая означает, что сформировавшиеся институты «воспринимаются как обладающие своей собственной реальностью; реальностью, с которой индивид сталкивается как с внешним и принудительным фактом».[190] Объективация – это независимость социального явления (социального института) от «создававших» его  субъектов. Объективированный институт предстает перед индивидом, как объективная реальность. Объективация – это «процесс, посредством которого экстернализированные продукты человеческой деятельности приобретают характер объективности».[191] Историзация и объективация институтов предполагает и разработку механизмов социального контроля, которые призваны определять и контролировать поведение индивидов.[192]

Производство социального продукта (экстернализация) и его объективация, по мнению Бергера и Лукмана, представляют два момента непрерывного диалектического процесса. «Третьим моментом этого процесса является интернализация (посредством которой объективированный социальный мир переводится в сознание в ходе социализации)».[193] Таким образом, мы наблюдаем фундаментальную взаимосвязь трех диалектических моментов социальной реальности: общество – человеческий продукт; общество – объективная реальность; человек – социальный продукт.  «Лишь с передачей социального мира новому поколению (т.е. с интернализацией его в процессе социализации) фундаментальная социальная диалектика приобретает завершенность».[194] «Объективированные значения институциональной деятельности воспринимаются как «знания» и передаются в качестве такового».[195]

Институционализированный мир наследуется новым поколением скорее как традиция, чем как индивидуальная память. Поэтому ему требуется легитимация, то есть способы его «объяснения» и оправдания. Легитимации в различных формах, интерпретациях и в терминах институционального порядка истолковывают смысл социальных институтов, чтобы мир стал более убедительным для нового поколения. «Система легитимаций построена на языке и использует язык как свой главный инструмент».[196] Язык постигает мир, поддерживает его реальность и производит его.[197]

Процесс формирования социальной реальности предполагает и формирование определенных идентичностей. При этом формируемая и поддерживаемая идентичность, с одной стороны, детерминируется социальной структурой, с другой – сама может модифицировать социальную структуру. Идентичность, с одной стороны, представляет собой феномен, возникающий из диалектической взаимосвязи индивида и общества, с другой стороны, различные типы идентичности – это относительно устойчивые элементы объективной реальности, суть социальные продукты.[198]

Процесс социального конструирования в изложении Бергера и Лукмана представляет для нас интерес, прежде всего, с точки зрения детального описания последовательности всех этапов этого процесса: хабитузация, институционализация, историзация, объективация, легитимация, интернализация, а также интерпретации основных понятий. Можно предположить, что и процесс конструирования образа жертвы также будет проходить многие из названных этапов социального конструирования.

Однако Бергер и Лукман в своей работе описывают процесс социального конструирования объективной реальности как естественную трансформацию повторяющихся социальных действий и взаимодействий в социальные институты. При этом авторы не анализируют мотивы социальных взаимодействий, и не позиционируют субъектов в зависимости от их положения в социальном пространстве и наличия у них тех или иных ресурсов. А социальное взаимодействие, как и социальный конфликт, представляет собой систему целенаправленных, мотивированных, обусловленных наличием определенных позиций и ресурсов действий и противодействий сторон. Поэтому для исследования процесса целенаправленного конструирования образа жертвы, нам необходимо наряду с «социальным конструктивизмом» Бергер и Лукман использовать и конструктивистский структурализм П. Бурдье, который дополняет теорию социального конструктивизм Бергер и Лукман необходимыми для этого процесса элементами (поле, ресурсы, субъект и др.).

 

5.4. Конструктивистский структурализм П. Бурдье

Бурдье считает, что в исследовании социальных реалий необходимо избегать как объективизма социальной структуры, так и субъективизма феноменологии: «нужно избегать реализма структуры, к которому ведет объективизм… Нельзя также впадать в субъективизм, не способный объяснить закономерность социального мира».[199] Интегральная теория Бурдье содержит в себе два подхода: структурализм, который предполагает наличие в социальной системе объективных структур, независимых от сознания и воли людей, которые детерминируют поведение и действия людей, и которые сами создаются и обновляются социальными практиками агентов; конструктивизма, который предполагает, что действия людей обусловлены их жизненным опытом, процессом социализации и приобретенными предрасположенностями, которые задают ограниченность социальным действиям и вместе с тем предоставляют свободу для импровизаций, адаптаций к социокультурным изменениям».[200] При этом, лишь в контексте жизненных практик самих людей формируется агент (субъект) социального конструирования.[201]

В самом общем виде теория Бурдье может быть представлена следующим образом: (габитус) х (капитал) + поле = социальные практики. Габитус представляет собой систему «прочных приобретенных предрасположенностей (dispositions), предназначенных для функционирования в качестве структурирующих структур, т.е. в качестве принципов, которые порождают и организуют практики…Он обуславливает активное присутствие прошлого опыта, который, ...гарантирует «правильность» практик, и их постоянство во времени более надежно, чем формальные правила и эксплицитные нормы».[202]

Капитал представляет собой реальные и потенциальные ресурсы и возможности людей в определенной сфере деятельности. Например, экономический капитал – это различные экономические ресурсы, культурный капитал обусловлен уровнем образования, воспитания и прочими культурными ценностями, социальный капитал обусловлен социальной принадлежностью индивида, символический капитал определяется именем, престижем, репутацией. Все виды капитала обладают способностью конвертироваться друг в друга, в том числе и в политический капитал. Каждый вид капитала имеет отношение к определенному социальному полю. «Отдельные виды капитала, как козыри в игре, являются властью, которая определяет шансы на выигрыш в данном поле…».[203]

Социальное поле, с одной стороны, представляет собой логически мыслимую структуру определенной сферы деятельности, с другой – это реальные институты и отношения. Это «многомерное пространство позиций, в котором любая существующая позиция может быть определена, исходя из многомерной системы координат». Агенты поля распределяются: «в первом измерении – по общему объему капитала, которым они располагают, а во втором – по сочетаниям своих капиталов». Совокупность распределения различных видов капитала «в каждый момент времени, в каждом поле… определяет состояние отношений силы между агентами».[204] При этом на каждом поле доминируют те агенты, которые обладают соответствующим видом капитала: на экономическом поле «играют» агенты, обладающие экономическим капиталом, на политическом поле – имеющие отношение к политике, и т.д.

По мнению С.А. Кравченко, вводя понятие агент в противоположность субъекту, Бурдье пытается дистанцироваться от традиционного структурализма, в котором поведение субъекта полностью детерминировано его положением в социальной структуре. «Агенты же предрасположены к собственной активности и импровизации». Предрасположенность действовать по правилам поля, обусловлена наличием у агентов «определенного габитуса, включающего в себя знание правил поля, готовность их признавать и адекватно действовать, более того – осуществлять импровизацию». При этом поле есть отношение силы и пространство борьбы. Ставкой в этой борьбе является возможность агента поля производить политический продукт и навязывать его другим в качестве легитимных категорий социального мира.[205]

Социальные практики. Неравенство в распределении различных видов капитала предполагает и неравенство возможностей агентов поля в осуществлении социальных практик. То, что является возможным для одних, представляется невозможным для других. Такая предрасположенность социальных условий «настраивает агентов «по одежке протягивать ножки» и, таким образом, играет важную роль в процессах, направленных на создание вероятной реальности».[206] Однако социальный мир – это не только объективная реальность, но и способы её восприятия, которые содержат «конструктивный акт». Агенты могут иметь различные представления о социальном мире и позициях в этом мире и различную социальную идентичность, и вести борьбу за улучшение своих позиций. При этом агенты используют капитал и власть, приобретенные ими в предшествующей борьбе для легитимации социального мира путем производства и использования символической продукции, необходимой для выражения своей точки зрения. «Каждое поле является местом более или менее декларативной борьбы за определение легитимных принципов деления поля».[207] Таким образом, социальное поле становится полем символической борьбы, а социальные практики – производством символической продукции. При этом «политика является исключительно благодатным местом для эффективной символической деятельности, понимаемой как действия, осуществляемые с помощью знаков, способных производить социальное».[208] Навязывание определенного видения мира представляет собой пример символического насилия, и борьбой за монополию символического насилия, за символическое господство.[209] Специфика символического насилия состоит в том, что оно не явное, «незаметное» и «недискурсивное», и носит повседневный характер.

Значительная роль в символическом насилии принадлежит «лингвистическим практикам», когда устанавливается контроль над тем, кто должен говорить, что, когда и как должен говорить. «Используя понятия габитуса, капитала и поля, Бурдье предлагает понятие лингвистического габитуса, формирующего прочные диспозиции, управляющие нашими лингвистическими практиками».[210] Установление иерархии лингвистической легитимности и языковых норм позволяет неформально регулировать операции лингвистического рынка, объявляя одно словоупотребление правильным и отвергая другое как просторечное. При этом, «определенные формы языка исключают некоторые группы и классы из участия в конкретных видах деятельности или устраняют их от власти в политических институтах».[211] Актуальность положения Бурдье о «лингвистическом насилии» становится особенно явной в свете незатухающих «лингвистических конфликтов» на Украине и в странах Балтии.

Концентрация различного вида капитала в руках ограниченного круга людей, и его способность конвертироваться приводит к тому, что процесс производства и воспроизводства политической продукции монополизируется. «Производство политически действенных и легитимных форм восприятия и выражения является монополией профессионалов и, соответственно, подчиняется требованиям и ограничениям, свойственным функционированию политического поля».[212] Люди предоставляют определенной партии и/или лидеру неограниченный кредит доверия, но не имеют эффективных механизмов контроля над их деятельностью. Агенты политического поля, используя различные виды пропаганды и политической рекламы, конструируют и интерпретируют политическое поле, преследуя при этом, прежде всего, свои личные или корпоративные интересы. Политическая борьба стала не только борьбой за статус и позицию во властных структурах, но и борьбой за расширение сферы своего влияния в политическом поле. За возможность производить (конструировать) реальные и виртуальные политические события.

 Итак, П. Бурдье отдает приоритет в конструировании социального и политического поля и политических событий преимущественно имущим классам, обладающим для этого необходимым капиталом. При этом  процессы конструирования (переконструирования) различных идентичностей происходят в рамках институтов, созданных, преимущественно, имущими классами. Исключение составляют только кризисные периоды.[213]

Конструктивистский структурализм П. Бурдье дает более четкие представления о субъектах (агентах) социального поля, их позициях, обусловленных наличием капитала; их способностях, возможностях и мотивациях в целенаправленном конструировании социальной реальности;  углубляет понимание того, что социальная реальность может создаваться и посредством  конструирования виртуальных (символических) событий.

4.5.Роль лидеров мнения в конструировании образов

С древнейших времен с целью легитимации власти в обществе, существовали «специальные» люди и институты, основной функцией которых являлось создание положительных образов власти и обоснование её права на управление обществом. В родовых и племенных обществах такую функцию выполняли, как правило, колдуны, шаманы, жрецы и другие служители определенного культа. Они объясняли соплеменникам, что власть вождя идет от определенного духа или божества, поэтому вождь вправе казнить и миловать любого из своих соплеменников. При этом служители культа создавали «великие и ужасные» или «всесильные и милостивые» образы духов, богов и правителей. Они рассказывали соплеменникам сочиняемые ими же мифы о могуществе этих богов и об ужасных карах, которые ждут на этом и том свете тех, кто не будет подчиняться реальным правителям и мифическим божествам. В параграфе 3.1. мы уже приводили слова В.И. Ленин о том, что «Все и всякие угнетающие классы нуждаются для охраны своего господства в двух социальных функциях: в функции палача и в функции попа».[214]

С появлением централизованного Государства и монотеистических религий со своими «священными писаниями», религиозный институт формирования образов монополизируется и, порой, приобретает относительную независимость по отношению к светской власти. При этом грамота и наука концентрируется в церквях и монастырях, а язык, на котором читаются молитвы, целенаправленно искажается, чтобы быть малопонятным и более «сакральным» для простых прихожан. Об этом хорошо сказал Э. Геллнер: «Очень сильна тенденция церковных языков к расхождению с разговорными, как будто бы уже сама по себе грамотность не создает достаточного барьера между духовенством и мирянами, и эту пропасть следовало еще углубить, не только переведя язык в мудреные письмена, но и сделав его непонятным для слуха».[215] По словам Шломо Занда, «Умение читать и писать, как и владение священным языком, оставалось достоянием «людей книги», не имевших ни желания, ни возможности распространять свои знания среди широких масс».[216] Этим, во многом и объясняется длительное господство в Европе церковного мракобесия, с гонениями на ученых, инакомыслящих и кострами инквизиций.

Многие века основными лидерами мнения были представители духовенства, поэтому и создаваемые ими образы и сама культура имели (и, во многом, имеют сейчас), преимущественно, религиозное происхождение. Потребовались многие столетия борьбы прогрессивного человечества с церковными догмами и многие тысячи сожженных на кострах инквизиции «еретиков», прежде чем здравый смысл и научный поиск отодвинули на периферию общественного развития «религиозные духовные институты», формирующие образы и культуру в целом.

В эпоху капитализма, буржуазное государство вынуждено обучать население грамотности, чтобы иметь квалифицированных работников на фабриках, заводах и в структурах управления. Поэтому грамотность становится доступной для большинства граждан. А лидерами мнения становятся вышедшие частью из высших слоев общества, частью из общей массы народа – интеллектуалы. Отныне именно эти люди, вольно или невольно, конструируют различные образы прошлого, настоящего и будущего. Поэтому одной из основных задач правящего класса становится контроль над интеллектуалами – лидерами мнений. Александр Герцен в своей книге «Былое и думы» весьма образно описал как российское самодержавие  во времена правления Николая I, прозванного в народе «Палкиным», беспощадно душило любое свободомыслие, физически и духовно уничтожая лучших представителей русской интеллигенции середины XIX века.

В современном информационном обществе значительно возрастает количество лидеров мнения. Ими могут быть и политики, и поэты, и актеры, и преподаватели вузов, блогеры и многие другие. В последние годы существенно увеличился вклад блогеров в формирование общественного мнения, особенно молодежи. Это обусловлено тем, что они имеют относительно свободный доступ в Интернет и находятся на острие политического дискурса.

Правящий класс стремится привлекать лидеров мнения на свою сторону, чтобы они в своих высказываниях (мнениях) говорили о том, какая у нас хорошая власть. Те же интеллектуалы, которые имеет мнение отличное от «правильного» официального мнения, как правило, подвергаются открытому и скрытому преследованию со стороны правящего режима. Например, в Советское время так называемых «диссидентов» преследовали в уголовном порядке: сажали в тюрьмы, помещали в психлечебницы, высылали заграницу. В современной России (во время СВО) многим инакомыслящим «присваивается» звание «иноагент», а некоторых преследуют по уголовным и политическим статьям. Из чего следует, что всякая власть стремиться защитить себя от инакомыслящих лидеров общественного мнения.

Но такая «защита» не всегда эффективна. Например, большевики в начале прошлого (двадцатого) века благодаря своей агитации сумели склонить подавляющее большинство российского народа к переходу от самодержавия и капитализма к социализму. А в 1990-е годы, одной из причин развала Советского Союза было сформировавшееся в обществе мнение о преимуществах капитализма над социализмом. Основным распространителем такого мнения была определенная часть советской интеллигенции и западные пропагандисты.

В настоящее время (2024 г.) лидеры общественного мнения разделились на несколько групп, три из которых являются наиболее значимыми. Рассмотрим эти группы:

1.К первой группе относятся сторонники правящего режима. Эта группа демонстративно наиболее многочисленна. Но многие «лидеры» из этой группы, на наш взгляд, примкнули к ней по конъюнктурным соображениям. Поэтому они могут, без угрызения совести, покинуть эту группу, как только к власти в стране «прейдут красные».

2.Ко второй группы относятся сторонники Запада. Немало этих «сторонников» находится во властных структурах. В период СВО многие из них перекрасились в «патриотов» и ярых сторонников существующего режима, но их «ментальность» не изменилась. И они ждут, когда Запад снова будет управлять Россией, как он делал предыдущие 30 лет,  и подкармливать со своего стола этих компрадорских лакеев.

3.К третьей группе относятся сторонники социализма. В публичном поле их не так много – времена не те. Но среди большинства россиян их идеи о справедливом обществ, об СССР и Сталине, о «новом социализме», пользуются огромной популярностью. По данным различных социологических опросов примерно 65% россиян являются сторонниками социализма.

 

5.6. Дискурс как вербальное артикулирование конструируемого образа

Под политическим дискурсом понимается процесс языковой деятельности в политических отношениях, направленный на создание определенных образов, с целью формирования нужного субъектам дискурса общественного мнения и побуждения адресатов к определенным действиям[217]. Производство, конструирование и интерпретация  политических практик в современном мире, как правило, происходят в ходе соответствующих дискурсов. «Политика – это коммуникационное сетевое пространство, в котором функционируют дискурсы».[218]

Дискурс также является мощным властным ресурсом, «посредством которого государственные и общественные институты осуществляют свою саморепрезентацию и легитимацию, конструируют и продвигают те или иные образы реальности, позиционируют социальных субъектов в политическом пространстве».[219] Конструируемые в дискурсе реальные и  виртуальные образы  замещают реальность. По мнеию Ж. Бодрийяра, «Именно принцип симуляции правит нами сегодня вместо прежнего принципа реальности».[220] При этом виртуальный дискурс, в ходе которого возможно многократное воспроизводство «копии копий» с целью замены реальности образом-подделкой, является, по сути, механизмом производства симулякров. Приоритет же в этой битве дискурсов, объективно, будет на стороне того, кто обладает большим капиталом и лучшими позициями на политическом поле (по Бурдъе).

Правящий режим в любой стране пытается навязывать обществу свои дискурсы, например, об экономических успехах своего правительства, о строительстве очередного моста, об очередной победе на СВО и прочее. В то же время, он пытается взять под контроль или погасить возникшие помимо его воли дискурсы, например, о подорожании и дефиците яиц, о замерзающих жителях какого-то города, о забастовках на каком-то предприятии и др. 

Следовательно, для правящего класса, дискурс – это способ (средство) конструирования определенных образов-смыслов, способствующих легитимации власти существующего режима. Для оппозиции – это способ «разоблачения» правящего режима и распространения в обществе своих взглядов на сущее и будущее. А для «независимых» интеллектуалов – это площадка для поиска «истины» или «смысла жизни».

 

5.7. Пропаганда, как способ целенаправленного формирования общественного мнения

Одним из наиболее эффективных способов целенаправленного формирования общественного мнения, по мнению Эдварда Бернейса, является пропаганда (лат. propagande – распространять). Это систематическое целенаправленное распространение фактов, аргументов, слухов и других сведений, в том числе заведомо ложных, с целью идейного воздействия на массовое сознание и общественное мнение. Эффективность пропаганды оценивается мерой изменения сознания и поведения людей.

По Э. Бернейсу пропаганда – «это последовательная, достаточно продолжительная деятельность, направленная на создание или информационное оформление различных событий с целью влияния на отношение масс к предприятию, идее или группе».[221] Суть пропаганды – целенаправленное создание нужных событий и образов или нужной картины мира, для того, чтобы повлиять на сознание миллионов людей. Цель пропаганды – заставить людей мыслить и действовать определенным образом, подчиняясь воли небольшой группы людей, например, правящему классу или руководителям фирмы, рекламирующим свою продукцию. Таким образом, формируется необходимое общественное мнение, одобряющее политику правительства, предлагаемый товар, образ врага или жертвы.

В пропаганде широко используются различные наработки в области психологии толпы и группы. Суть вопроса состоит в том, что человек в толпе (группе) в значительной мере теряет свою индивидуальность и подчиняется групповым импульсам и эмоциям. Э. Бернейс считает, что даже тогда, когда человек находится наедине с собой, его сознание сохраняет шаблоны впечатанные влиянием группы. Поэтому, когда приходится принимать решение, индивид либо следует примеру лидера, которому доверяет, либо пользуется усвоенными в группе представлениями о должном.[222]

Кроме того, внедряемые через средства массовой коммуникации (СМК) образы, как правило, разрабатываются специалистами с учетом уже усвоенных той или иной социальной общностью стереотипов. Поэтому эти образы ложатся на подготовленную почву и, по мере необходимости, видоизменяются, достраиваются и усиливаются.[223] При этом внедряемые в массовое сознание образы должны отвечать таким критериям как простота, доступность, публичность, эмоциональность.

Одним из важнейших принципов пропаганды, предложенный Э. Бернейсом, является синхронизированное (комплексное) воздействие на массы: «Следует задействовать любой предмет, на который можно поместить надпись или картинку, любой аппарат, издающий разборчивые звуки. … Новости распространяются через печатное слово – книги, журналы, письма, плакаты, проспекты, баннеры и газеты; через изображения – фотографии и кино; посредством слуха-лекции, речи, оркестровая музыка, радио, рекламные песни».[224] При этом процесс воздействия на сознание людей не должен прекращается никогда. Важно также выбирать нужное время для вброса «актуальной» информации.

Другими важнейшими принципами пропаганды является доступность, краткость и очевидная положительность восприятия предлагаемой пропагандистами информации для потенциального субъекта мнения. Рассмотрим эти принципы подробнее:

1).Доступность. Выше уже говорилось, что словесные образы должны быть стандартизированы и упрощены для того, чтобы быть максимально доступны для восприятия самой широкой аудиторией. Если различные сегменты аудитории имеют значительные социально-психологические различия, то для каждого сегмента пропаганда предлагает свой особый «адаптированный» код доступности, учитывающий усвоенные субъектом мнения стереотипы.

2).Краткость – это концентрированное выражение национальной идеологии, программной цели социального, (революционного) движения или описание рекламируемого товара. Например, в ходе подготовки и осуществления социалистической революции (1917 г.), основной лозунг большевиков состоял из следующих слов: «Земля – крестьянам, фабрики – рабочим, мир – народам». Геббельская пропаганда всю национальную идеологию фашисткой Германии также сумела выразить в одном предложении: «Одна страна, один народ, один вождь». Как говориться – коротко и ясно. Нацистский режим власти на Украине, во главе с президентом Порошенко в 2018 году тоже пытался объединить украинцев под лозунгом «Армия, язык, вера», запрещая другие языки, кроме украинского, и объявив «войну» традиционной для Украины Церкви Московского патриархата.

3).Положительность восприятия предлагаемой пропагандистами информации предполагает, что подавляющее большинство нации, класса, социальной общности с одобрением отнесутся к предложенной идеологии или программной цели. Например, в 1917 году российский крестьянин уже много веков мечтал о своей собственно земле, рабочий – о свободном от чрезмерной эксплуатации труде, а весь измученный многолетней войной народ – о мире. Гитлер своими пропагандистскими обещаниями сумел сплотить почти всю немецкую нацию. Профессиональным военным он обещал возрождение армии, флота и достижения славных побед над «врагами немецкой нации». Рабочим, после многих лет безработицы и нищеты – стабильную работу. Крестьянам – земли в покоренных Польше и России. Капиталистам – избавление от коммунистической угрозы. Националистам – «окончательное решение еврейского вопроса».

Для того чтобы мнение политика в значительной мере не расходилось с мнением народа, используется метод «политического зондирования». Суть метода состоит в следующем: политик, прежде чем выступить с какой-либо законодательной инициативой, организовывает «утечку информации», которая провоцирует возникновение дискуссии, в ходе которой проявляется и выявляется общественное мнение. Потом, с учетом выявленного мнения, политик корректирует свою законодательную инициативу. Это обусловлено (по Бернейсу)  тем, что «Пропаганда полезна политику лишь тогда, когда он может сказать нечто, в чем осознанно или неосознанно заинтересована публика».[225]

В целенаправленном конструировании тех или иных образов огромная роль принадлежит средствам массовой информации. Современные СМИ и политические технологии, при наличии у заказчика соответствующих ресурсов и политического капитала, позволяют навязывать общественному мнению искусственно конструируемые образы жертв и врагов. Например, обладая доминирующими информационными ресурсами, США и их союзники перманентно актуализируют образ «России-врага», а на роль жертвы «российской агрессии» ситуационно выбираются то страны Прибалтики, то Украина, то Англия и другие.

Самым эффективным способом воздействия на общественное сознание, с целью формирования в нем определенных образов, по мнению Антонио Грамши, является неустанное повторение одних и тех же утверждений, чтобы они стали привычными и воспринимались не разумом, а на веру.[226]  Будучи ежедневно воспроизводимым, виртуальный образ начинает восприниматься как реальный. «При этом происходит эффективная дискредитация и маргинализация альтернативных точек зрения, не вписывающихся в контекст социально сконструированного общественного консенсуса».[227]  Такое конструирование виртуальных образов основано не на убеждении, которое предполагает активное участие носителей общественного мнения, а на внушении, которое, по мнению В.М. Бехтерева, «проникает в психическую сферу помимо личного сознания, входя без переработки непосредственно в сферу общественного сознания…».[228]

Одним из приемов, используемых СМИ для манипуляции общественным мнением, является систематическое чередование передаваемых СМИ «последних известий», например, когда обсуждение важного политического события прерывается рекламой колготок, затем дается информация о личной жизни киноактера и т.п. По мнению Жана Бодрийяра, такая, хаотичная на первый взгляд, подача известий «не являются всякой всячиной», какой они кажутся: их систематическое чередование предполагает единую схему восприятия, схему потребления».[229]

Эффективность пропаганды обусловлена тем, что она воздействует не на разум, а на чувства, эмоции. Главное в этом процессе чтобы «жертвы» пропаганды не смогли (не успевали) аппелировать к своему интеллекту. Поэтому она должна проникать сразу на уровень подсознания. Вот что писал Гитлер по поводу влияния пропаганды на массы: «Именно в том и состоит искусство пропаганды, что она, понимая чувственный мир фантазий широких масс, находит психологически верную форму, чтобы привлечь внимание и проложить дорогу к сердцам этих масс».[230]

Использование СМИ позволяет тем, кто их контролирует, путем «хаотичного» чередования известий и бесконечной ссылки друг на друга конструировать «неореальность», не имеющую категорий истинности и ложности. И, таким образом, манипулировать общественным сознанием.

Особая роль в конструировании «жертвы» (или иного образа) принадлежит телевидению, так как оно сочетает в себе семантическое воздействие слова и зрительное восприятие конструируемого образа.[231] Кроме того, телевидение способно одновременно воздействовать на воображение и чувства. Например, «образ изуродованной взрывом невинной жертвы доводится телевидением буквально до каждой семьи, а воображение «подставляет» на место жертвы самого телезрителя или его близких, и это порождает целую бурю чувств. Затем уже дело техники – направить эти чувства на тот объект, который подрядились разрушить манипуляторы…».[232]

Созданию различных образос способствует и современное искусство, которое, как правило, не творит, а создает сюрреалистические образы, не имеющие ничего общего с реальной действительностью. По мнению Ж. Бодрийяра, всякое искусство до поп-арта (абстракционизма, кубизма и т.п.) «основывается на видении мира «в глубину», тогда как поп-арт стремится соответствовать имманентной системе знаков: соответствовать их индустриальному и серийному производству и, значит, искусственному, сфабрикованному характеру всего окружения…».[233]

Абстракционизм и кубизм в живописи – это лишенное единой сюжетной линии сюрреалистическое смешение и «нагромождение» форм, цветов, предметов, искаженных масок и символов. В таком «искусстве» плод больного воображения автора, откровенный стёб «художника» или его непрофессионализм выдается за новаторство или «божественное откровение». Такая «картина» позволяет «профессионалам» и «любителям» поп-арта трактовать увиденное исходя из собственных представлений и/или интересов о «прекрасном», навязывая другим свое мнение. Традиционно мыслящее большинство находится в замешательстве, потому что с точки здравого смысла объяснить такую «живопись» невозможно. Часть людей из этого большинства, сходу отвергает «непонятную мазню» (например, народный художник СССР И.С. Глазунов). Другая часть пытается найти ключь к разгадке непонятного. А третья – соглашается со своей «отсталостью» и неполноценностью. В итоге – слом целостной структуры ценностных ориентаций о том, что хорошо, а что плохо. А введенные в заблуждение люди становятся более восприимчивыми к различного рода образам, внушаемым пропагандой.

Но если пропаганда становится чрезмерно явной, назойливой, то такая навязчивость может вызвать ее отторжение или недоверие к источникам пропаганды.  Так, с октября 2014 года по октябрь 2016 года доверие россиян к прессе (газетам, журналам) снизилось с 33% до 27%, а к телевидению – с 44% до 35%.[234] Исследователи объясняют такое снижение доверия тем, что в этот период времени официальные российские СМИ львиную долю своего информационного контента уделяли внешнеполитическим проблемам, целенаправленно актуализируя образ внешнего врага. Таким образом, правящий класс пытался отвлечь россиян от углубляющегося в стране экономического кризиса.[235]

 

 5.8.Религиозные мифы как процесс и итог социального конструирования виртуального и реального мира

Вселенская мистификация истории еврейского народа, который, якобы, получил свою «книгу книг» – Библию из уст самого Бога, до сих пор волнует умы, сердца и воображение многих миллионов людей. Одной из составляющих эту мистическую история является конструируемый многие века миф о «еврейском народе» как о «жертве» постоянных гонений, пленений и погромов. Что, от части, имело место быть.

Но научные исследования последних лет развеяли миф о божественном происхождении Библии и о многих содержащихся в ней легендах. Об этом весьма убедительно сказал известный иудейский историк Шломо Занд: «Библия, на протяжении многих столетий трактовавшаяся тремя монотеистическими религиозными культурами (иудаизмом, христианством и исламом) как священная книга, продиктованная Богом, чтобы доказать свое величие и связь с миром, с пробуждением современного национализма стала восприниматься как произведение, сочиненное людьми, чтобы реконструировать свое прошлое».[236]

Религия представляет собой систему верований в существование некой трансцендентной (сверхъестественной) инстанции, которая оценивает и контролирует действия и мышление индивида, группы, социальной общности. Она является одной из составных частей человеческой культуры. Возникнув на ранней стадии первобытного общества, она проходит длительный путь развития от родоплеменных форм в виде магии, фетишизма, анимизма, различных форм политеизма, до мировых религий – буддизм, христианство, ислам.

По мере усложнения социальной структуры общества, усложняется и структура религии. Одновременно происходят изменения и во взаимоотношениях религии и общества. В период разложения родового строя начинают зарождаться отдельные, относительно самостоятельные элементы религии (шаманы, хранители культа и т.д.). Они становятся посредниками между объектами культа и рядовыми соплеменниками. И могут манипулировать общественным мнением, ссылаясь на «волю и желание» культа (богов, духов и др.), в зависимости от личных и групповых интересов. Кроме того, хранители и популяризаторы культа своими выдумками-фантазиями о богах, духах и окружающем мире являлись основными акторами, конструировавшими виртуальную и повседневную реальность своего племени, рода и окружающего мира. От них люди рода и племени «узнавали» – как и от каких сущностей, они появились, и кто является их покровителем в профанном и в горнем мире.

С возникновением государства начинают формироваться относительно самостоятельные структуры религии: строятся культовые здания (храмы, монастыри и др.), появляется особое сословие служителей культа (священнослужители). Наряду с правовыми законами Государства, появляются, так называемые «святые писания», в которых излагаются основные догмы определенной религии и правила поведения верующих.

Как убедительно показал в своей книге «Кто и как изобрел еврейский народ» Шломо Занд, вначале было не «слово божье», продиктованное Богом  мифическому Моисею. А некие грамотные хранители культа, обеспокоенные распылением еврейских племен, после развала Израильского, а затем и Иудейского государств в VIII – VI веках до нашей эры. Кроме того, многие из этих племен исповедовали многобожье. Поэтому задачей составителей Библии было стремление объединить всех евреев выдуманной древней историей и единобожьем, и придумать миф о том, что еврейский народ является  богоизбранным народом.  

И надо отдать должное составителям Ветхого Завета, которые многие века скрупулезно собирали мифы, легенды и притчи, которые пересказывали многие века назад жители Месопотамии, Вавилона, Египта и других древних цивилизаций. Все эти мифы сочинители Ветхого Завета приписали одному «народу». И получилась весьма запутанная и противоречивая история мифического «народа», который через своих представителей непосредственно общается с Богом. Но от этого «непонятия» она лишь прибавила «сокральности» для тех, кто пытается разобраться в этой вымышленной истории.

По мнению Шломо Занд, составление Библии (Ветхого Завета) началось примерно в VII  веке до нашей эры и продолжилось до первых веков нашей эры. Величайшая мистификация о не существовавшем в реальности египетском пленении евреев, о «великом» царе Соломоне и его, непонятно где и когда существовавшем могущественном царстве, и о многих других «историях», как следует из книги Шломо Зонда, открылась только во второй половине XX века, в ходе археологических, лингвистических и др. исследований.[237]

Но само появление Библии, проповедовавшей монотеизм (единобожье) было обусловлено не только стремлениями объединить еврейский народ, но и потребностями общественного развития, в период становления централизованных государств. Поэтому на рубеже «до нашей» и «нашей» эры потребность в монотеизме была столь велика, что многие «истины» из Библии (Ветхого завета) были с энтузиазмом восприняты другими этносами и использованы для конструирования новых мифов и наставлений и реальных практик, ставших основой для возникновения христианства и ислама. Поэтому с точки зрения научного анализа «священных писаний», можно с уверенностью сказать, что все аврамические религии (и не только) являются результатом социального конструирования виртуального и реального мира.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 6. Причины, этапы и механизмы конструирования жертвы

6.1.Жертва, образ жертвы и интересы конструирующего образ субъекта

В параграфе 5.1. уже говорилось, что в социологии образ – это обобщенное, социально сконструированное отражение реальных характеристик предметов и явлений в общественном сознании. И что виртуальный образ может не в полной мере тождественно отражать реальный объект. И еще о том, что тот, кто конструирует «образ», по сути, конструирует смыслы, которые должны способствовать достижению целей, интересов и ценностей субъекта, конструирующего определенный образ. 

Здесь же мы хотим акцентировать внимание на вопросе – почему одни жертвы-объекты удостаиваются повышенного к себе внимания и из них конструируют «значимые» образы, а другие нет? Рассмотрим вначале две «французские» истории:

1.В октябре 2022 года во Франции была изнасилована и убита 12-летняя школьница. В преступлении подозревают четырех арабских выходцев из Алжира.[238] Казалось бы, в этой трагедии «сошлись» все факторы, способствующие конструированию значимого образа жертвы, способного активизировать людей на борьбу с насильниками. Во-первых, жертвой стал невинный ребенок. Во-вторых, убийцы перед тем, как задушить ребенка, над ним надругались. В-третьих, убийцы и насильники – выходцы из другого государства, другой культуры, то есть, «чужие», что должно было бы сплотить коренных французов вокруг «своей» невинной жертвы. Но эта трагедия стала очередной «рядовой» в криминальной хронике, несмотря на то, что убийства и изнасилования мигрантами из стран Азии и Африки коренных жителей Франции случаются довольно часто. Видимо, нет в стране достаточного количества пассионариев среди коренных французов, чтобы сконструировать значимый образ жертвы и встать на защиту своей идентичности. А государство, в лице буржуазного правящего класса, потакает мигрантам.

2.И вот другой случай, имевший место в той же Франции. В июне 2023 года дорожной полицией был застрелен 17-летний подросток алжирского происхождения,  за то, что он не подчинился требованиям полиции. На роль жертвы убитый не очень подходить, так как отказался подчиняться законным требованиям полиции, а так же имел проблемы с «законом» и до случившегося. Но сразу же, после его смерти, во всей Франции начались беспорядки. Протестующие «против произвола полиции» жгли машины и полицейские участки, забрасывали полицейских фейерверками. Пострадали сотни полицейских, несколько тысяч протестующих были задержаны.[239]

Казалось бы, в первой истории (жестокое убийство девочки), мы имеем «идеальный» объект для конструирования образа жертвы. Но трагедия стала лишь горем для родных и близких ребенка. А во втором случае погибший подросток-нарушитель не вполне подходит в качестве объекта для конструирования значимого образа жертвы. Но общественность Франции решила иначе. Следовательно, речь идет о доминирующем общественном интересе и о привлеченных ресурсах к процессу конструирования образа жертвы, о чем говорилось в параграфе 5.4. Очевидно, убийство подростка-нарушителя полицейским было воспринято значительной частью французов (преимущественно выходцев из Африки и Азии) как произвол властей по отношению к гражданскому обществу. И часть общества, желая того или нет, сконструировала из убитого подростка-нарушителя общественно значимый образ жертвы и сплотилась вокруг него.

Эти две истории носят ситуативный характер. Но подобная «избирательность» в конструировании или неконструировании образа жертвы  из тех или иных объектов происходит и на глобальном уровне. О чем мы поговорим в главе 9 и не только.

6.2.Причины и основания конструирования жертвы

Философская категория причинность (каузальность, лат. causa – причина) используется для обозначения необходимой генетической связи явлений, одно из которых – причина, обуславливает другое – следствие или действие.[240] В социологии причина – это то, что побуждает индивида, группу, социум к осознанной целесообразной деятельности. В основе причины лежат социальные потребности, интересы, ценности, мотивы, цели, которые инициируют деятельность человека для их удовлетворения (реализации, достижения). «Познав причину, можно предпринимать действия либо с целью получения следствия, либо с целью предотвращения его…».[241]

К. Маркс охарактеризовал значение социальной причинности в исследовании общества такими словами: «Исследовать движущие причины, которые ясно или неясно, непосредственно или в идеологической, может быть, даже в фантастической форме отражаются в виде сознательных побуждений в головах действующих масс и их вождей… – это единственный путь, ведущий к познанию законов, господствующих в истории вообще и в ее отдельные периоды или в отдельных странах».[242]

В нашем исследовании под причинами мы будем понимать различные факторы, которые побуждают стороны конфликта целенаправленно конструировать «жертву». Под основаниями мы будем понимать необходимые условия, являющиеся предпосылкой конструирования образа жертвы.

Исходя из того, что социальный конфликт представляет собой осознанные действия и намерения, преследующих свои цели и интересы противоборствующих сторон, можно утверждать, что и конструирование образа жертвы конфликта также предполагает осознанную, целенаправленную деятельность сторон. При этом необходимо учитывать также детерминирующее воздействие социальных структур, не исключающих элементы стихийности.

Необходимо также отметить, что реальная жертва конфликта (если она имела место), и её образ, могут в значительной степени расходиться по своим качественным и количественным характеристикам. В философском понимании образ – это идеальное отражение предметов и явлений материального мира в сознании человека. В психологии образ – это субъективная картина мира или его фрагментов. В социологии образ – это обобщенное, социально сконструированное отражение реальных характеристик предметов и явлений. В нашем исследовании под словом «образ» мы будем понимать целенаправленно сконструированное отражение реальных и мнимых характеристик жертвы.

В дальнейшем, по возможности, мы будим опускать слово «образ» и говорить просто «конструирование «жертвы» или «конструирование определенного типа «жертвы».

Мы исходим из того, что, выявляя причины и основания конструирования тех или иных образов жертвы и других «образов», можно определять реальные интересы, цели и намерения сторон в конфликтном взаимодействии. Кроме того, конструирование определенного типа «жертвы» можно рассматривать как один из способов создания управляемого конфликта.

Основной причиной конструирования «жертвы» является стремление субъекта, конструирующего определенный тип «жертвы», создать выгодную для себя конфликтную ситуацию для достижения поставленных целей.

 Начало конструирования «жертвы» может предшествовать возникновению конфликтной ситуации и конфликта, может инициироваться в ходе развития конфликта, а может иметь место в постконфликтный период. Конструирование «жертвы» – это, по сути, один из способов управления конфликтом, который направлен на защиту интересов одной из конфликтующих сторон и/или защиту интересов косвенной стороны. При этом основная роль в процессе конструирования «жертвы» может принадлежать как потенциальной или реальной стороне конфликта (инициирование на Украине проблемы голодомора), так и одной из косвенных сторон (роль США в конфликте на Украине). Целенаправленное навязывание проблемы «жертвы» создает ситуацию, в которой обвиняемая сторона  попадает в заведомо невыгодные условия.

 

6.3.Классификация конструируемых типов жертвы

 Отношение к жертве конфликта может меняться в зависимости от динамики конфликта, изменения расстановки сил во время конфликта и в после конфликтной ситуации, динамике интересов сторон, отношения к конфликту окружающей социальной среды. Поэтому огромное значение имеет интерпретация происшедших событий или целенаправленное конструирование определенного типа «жертвы».

Конструируемый тип «жертвы», должен, прежде всего, отвечать стратегическим и тактическим целям и задачам той или иной противоборствующей (противостоящей) стороны в определенный период времени и в определенной ситуации. Кроме того, он должен приобрести социальную значимость как для непосредственных и косвенных участников конфликта, так и для окружающей социальной среды. При этом каждая сторона стремится сформировать и навязать другой стороне и общественности «свой» образ той или иной жертвы. Поэтому нередко возникает конфликт различных интерпретаций по поводу обоснования того или иного образа жертвы и ее качественных, количественных и иных характеристик. Отсюда возникает необходимость классификации конструируемых типов жертвы.

Предложенная мной классификация конструируемых типов жертвы социального конфликта является следующей:

·       Жертва по принадлежности – люди, пострадавшие только из-за того, что принадлежат к определенной социальной группе (классу, этносу, расе, религиозной общности и пр.).

·       Жертва-герой – индивид или группа, проявившие в конфликте (в экстремальной ситуации) мужество, героизм, самопожертвование ради достижения социально значимых целей. Выше уже говорилось, что человек (группа), принимающий участие в конфликте, не может быть жертвой. Но человек, отдавший свою жизнь ради общего блага в общественном сознании ассоциируется и с героем, и с жертвой одновременно. Поэтому имя, подвиг и те или иные факты биографии  такого человек могут быть использованы в ходе конструирования образа «жертвы-героя».

·       Жертва-потеря – этот тип жертвы показывает, прежде всего, количество понесенных той или другой стороной конфликта людских потерь и утрату жизненно важных материальных и иных ценностей.

·       Жертва-трагедия – с одной стороны, этот тип жертвы характеризует безысходность и тяжесть понесенной утраты, с другой – предопределенность (фатальность) произошедшего события. Нередко ощущение фатальности привносится в образ  «жертвы-трагедии» прямыми и косвенными виновниками случившегося, для того, чтобы уйти от ответственности за произошедшее событие и/или за тяжесть его последствий. Например, общество до сих пор не получило от властей достаточно внятного ответа о том, кто виноват в трагедиях, случившихся в поселке Буденовском, Норд-осте, городе Беслан и др.

·       Жертва-страна (жертва-нация) – этот тип жертвы появляется тогда, когда имеет место насилие, направленное на целую страну (народ), или когда сама страна (народ) пытаются представить себя как жертву. Например, после целенаправленного взрыва трех зданий в городе Нью-Йорке 11 сентября 2001 года, организованном спецслужбами США, Белый Дом объявил, что страна стала жертвой нападения международного терроризма. Этот организованный спецслужбами США теракт стал предлогам для вторжения армии США в другие суверенные страны (Афганистан, Ирак, Ливию, Сирию) якобы с целью борьбы с международным терроризмом.

·       Жертва-предлог - данная категория жертвы появляется тогда, когда одна или обе стороны социально-политического взаимодействия или конфликта стремятся использовать случайную или «запланированную» жертву в качестве предлога для дискредитации противоположной стороны. Например, убийство журналистки Анны Политковской и смерть бывшего офицера ФСБ Александра Литвиненко (осень 2006 г.) были использованы для дискредитации лидеров российской государственности и ухудшения отношений между Россией и Западом. В ноябре 2018 года, накануне саммита G-20 в Аргентине,  Украина целенаправленно спровоцировала незаконное вторжение своих кораблей в российские территориальные воды недалеко от Керченского моста. Корабли-нарушители были задержаны российской стороной, но в агрессии Запад обвинил Россию. В итоге, намечавшаяся в Буэнос-Айресе встреча президентов России и США, по инициативе американской стороны была отменена.

·       Жертва-враг (жертва-агрессор). С точки зрения формальной логики понятия «жертва» и «враг» несовместимы. «Враг» – это тот, кто является причиной (посягателем) появления жертвы, а последняя – следствие враждебных действий посягателя. Но в реальной жизни такие кентавр проблемы имеют место, и их необходимо исследовать. Такая категория жертвы возникает тогда, когда одна из сторон воспринимает пострадавших в результате конфликта людей как жертву, но считает действия пострадавших враждебными по отношению к себе и преступными с правовой и нравственной точки зрения. Например, пострадавшие мирные жители Германии, страны-агрессора, напавшей на СССР.

·       Абстрактная жертва – определенная категория пострадавших (страдающих) людей, которая поддается лишь приблизительной идентификации. Например, советский народ – жертва тоталитарного режима; граждане еврейской национальности – жертвы антисемитизма; чернокожие жители США – жертвы расовой дискриминации; коренные жители Северной Америки – жертвы геноцида, устроенного вторгшимися на чужой континент англосаксами. Такая жертва (образ жертвы) может существовать длительный период времени и актуализироваться в той или иной ситуации.

·       Символическая жертва – этот тип жертвы, как правило, появляется в результате совершения террористического акта, который в подавляющем большинстве случаев является «символическим», а не инструментальным действием. Образ такой жертвы, как правило, формируется и тиражируется средствами массовой информации (СМИ). По мнению Э.Н. Ожиганова, «нападение на гражданскую мишень используется как символ, содержащий «послание» законному политическому руководству с требованием принять решение об удовлетворении условий террористов».[243]

·       Многофункциональная (универсальная) жертва – этот тип жертвы совмещает в себе сразу несколько монотипов, например, таких как «жертва-трагедия», «жертва-страна», «жертва-герой», и др.  Многофункциональная жертва, конструируется для достижения сразу нескольких явных и латентных целей в конфликте. Например, организовав теракт 11 сентября 2001 года, стали позиционировать себя как «жертва-страна». Одновременно они стали трактовать случившееся как трагедию («жертва-трагедия»), которая, якобы, была, чуть ли неизбежна, что отодвигает на второй план вопрос об ответственности властей за произошедшее преступление. Вместе с тем, стали героизировать пожарников и других спасателей – «жертва-герой».

В ходе классификации «жертвы-героя» и «жертвы-врага», как правило, возникает конфликт между сторонниками и противниками того или иного определения. Например, в странах Прибалтики, Польше и на Украине немало тех, кто считает советских солдат, погибших при освобождении этих стран, оккупантами, а пособников фашисткой Германии – героями. В странах Прибалтики про фашистски настроенные силы также не хотят признавать в качестве жертв замученных фашистами в концентрационных лагерях узников, так как надсмотрщиками и палачами в этих лагерях были, в основном, местные националисты.

В июле 2014 г. на Украине разработана электронная «Книга памяти», основная задача которой – увековечить память людей, погибших на Майдане (2014) и бойцов АТО на Донбассе (2014 г. – и далее). В этой «Книге цифрового поминовения» бойцов АТО, в том числе и добровольцев, по своей воле пошедших убивать своих соотечественников, по субъективным основаниям причисляют к жертвам.[244] Но реальные жертвы – заживо сожженные националистами  2-го мая 2014 года в одесском Доме профсоюзов 48 человек и тысячи убитых бойцами АТО мирных жителей Донбасса, в «Книгу памяти» не вошли.

 Исходя из того, что социальный конфликт представляет собой осознанные действия и намерения, преследующих свои цели и интересы противоборствующих сторон, можно утверждать, что и формирование (конструирование) «жертвы» конфликта, также предполагает осознанную, целенаправленную деятельность сторон. При этом необходимо учитывать также детерминирующее воздействие социальных структур, не исключающих элементы стихийности.

 

6.4.Роль и функции конструируемой жертвы

Социальная роль – это модель (образец) поведения, обусловленная занимаемым социальным статусом. Эта модель должна отвечать предписанным статусом нормам и ожиданиям окружающих. Например, мы ожидаем, что врач поможет больному избавиться от недуга, телемастер отремонтирует неисправный телевизор. Если личность в силу тех или иных причин не исполняет в должной мере обусловленные статусом роли и не оправдывает наших ожиданий, то к такой личности могут быть применены различные санкции. Например, руководитель может лишиться своей должности, родители – родительских прав и т.д.

 Конструируемая «жертва», как социальный феномен, в зависимости от конструируемого типа, наделяется своими «создателями» определенными характеристиками, которые должны соответствовать создаваемому статусу жертвы. Например, «жертва-герой» наделяется реальными или вымышленными героическими поступками; «жертва-утрата» – определенными ценностными характеристиками, утрата которых вызывает глубокие эмоциональные переживания; «жертва-трагедия» – фатальной обреченностью, чтобы виновные в появлении жертвы, могли избежать ответственности. В итоге, реальное или вымышленное поведение конструируемой жертвы должно соответствовать предписанным статусом жертвы нормам и ожиданиям окружающих.

Функция от лат. functio – исполнение, назначение, осуществление. Социальная функция – это роль, которую выполняет тот или иной элемент социальной системы (социальный институт, социальный процесс, социальные действия и др.) в обществе или социальной общности. Например, функция института семьи заключается в том, чтобы регулировать брачно-семейные отношения в обществе; функция политических институтов – управлять социальными и политическими  отношениям.

Под социальными функциями конструируемой жертвы, мы понимаем совокупность символических воздействий, которые будет оказывать (оказывает) конструируемый образ на общественное сознание и коллективное поведение, в том числе и на принятие решений.

Можно выделить следующие социальные функции конструируемой «жертвы»:

– идентификация людей на основе их отношения к жертве;

– создание образа врага, который либо непосредственно повинен в посягательстве на жертву, либо имеет к этому посягательству косвенное отношение. Например, реальный враг отождествляется с прошлым врагом, с тем, который непосредственно повинен в появлении жертвы;

– консолидация людей на борьбу с идентифицированным врагом;

– воспитание «новых героев», готовых пожертвовать собой ради достижения неких стратегических или тактических целей и ценностей в реальном и потенциальном конфликте;

– детерминация поведения людей в критической ситуации. Например, в один из самых критических периодов в Великой Отечественной войне, 27 января 1942 года в газете «Правда» вышла статья Петра Лидова «Таня», о подвиге Зои Космодемьянской. Этот подвиг стал примером доблести, героизма и готовности к самопожертвованию ради защиты своей Родины для миллионов новых бойцов;

– образ жертвы становится элементом культуры, вокруг которого формируются свои ритуалы, обычаи, традиции.

Социальная и инструментальная значимость жертвы и её образа в социальных и политических отношениях и в конфликте зависит от следующих факторов:

1.   Масштаба события, в котором появилась жертва, величины понесенной утраты, масштаба задач, которые «решала» жертва в своей жизнедеятельности, или задач, которые стремится решить сторона конфликта, конструирующая определенный тип «жертвы». Например, Прометей «решал» задачи всего человечества; Че Гевара – пытался решить проблемы всех угнетенных народов; Иван Сусанин совершил подвиг ради своей страны, своего народа; своим «подвигом» Павлик Морозов решал задачи классовой борьбы. Гибель более 27 миллионов советских людей во время второй мировой войны характеризует цену одержанной победы, готовность российского народа к самопожертвованию (пассионарность) ради независимости Родины.

2. Числа адептов (приверженцев) данного героя-жертвы. Например, Иисус Христос, принося себя в жертву, говорил о спасении всего человечества. Его адептами являются более двух миллиардов людей. Че Гевара является кумиром, в основном, для молодых людей, так как сам он погиб сравнительно молодым, а в его поступках было больше эмоционального порыва, чем здравого смысла, что так же, в большей мере, свойственно молодым.

3.Актуальность проблемы, которую «решает» жертва для конкретного социума в определенный момент времени. Например, проблема защиты отечества и необходимость повышения уровня патриотизма людей возникает в периоды внешней угрозы для страны; обострение идеологической борьбы актуализирует соответствующие образы жертв.

4. Целенаправленная актуализация определенного образа жертвы в различных средствах информации и пропаганды. Например, в английских СМИ периодически актуализируется такая «жертва», как умерший в 2006 году в Лондоне в результате отравления полонием-210 Александр Литвиненко – бывший сотрудник КГБ, ФСБ, ставший предателем. Английская сторона обвиняет в смерти предателя российские спецслужбы. Доказательств – никаких нет, но образ жертвы есть и его периодически актуализируют заинтересованные в этом структуры.

В ходе анализа роли и значения формируемого образа жертвы, необходимо также учитывать аксиологический аспект данной проблемы. Такой аспект анализа конфликта позволяет выявлять не только сущность моральных ценностей и предпочтений непосредственно в конфликтной ситуации, но и является одним из существенных факторов формирования отношений в послеконфликтный период. Кроме того, если появление жертвы предшествует возникновению конфликтной ситуации, то аксиологический аспект позволяет учитывать в анализе складывающейся ситуации эмоциональный аспект проблемы.

Само понятие «жертва» предполагает оценку её количественных и качественных (в том числе и ценностных) характеристик причиненного ущерба и физических, психических, нравственных и иных страданий потерпевших. При этом наряду с целерациональными оценками жертвы, аксиологический анализ акцентирует внимание на ценностно-рациональной составляющей оценки, например, на степени ущемленности фундаментальных ценностей жертвы и ее собственного достоинства, на желании в последующем восстановить «поруганную честь», как потенциале для нового конфликта.

Как уже говорилось, само наличие жертвы в конфликте, ее количественные, качественные и другие характеристики могут оказывать значительное влияние на развитие конфликта. Поэтому каждая сторона старается использовать те или иные характеристики жертвы для получения односторонней выгоды в конфликте. Так, в результате уже упоминавшейся бомбардировки Дрездена, по мнению германской стороны, погибли не менее 250 тысяч человек (более точный подсчет затруднен, т. к. город был переполнен не учтенными беженцами. Поэтому жертвами могли стать до 400 тысяч человек), а американские и английские эксперты говорят о ста – ста пятидесяти тысячах. Армянская сторона и мировая общественность считают, что в 1915 году турками были уничтожены примерно полтора миллиона армян, а турецкая сторона называет цифру, которая примерно в десять раз меньше общепризнанной. Антироссийские силы в Украине также манипулируют фактами, в десятки раз увеличивая количество жертв голодомора и обвиняя в этой непреднамеренной трагедии всего Советского общества Россию.[245]

Но особенно «преуспел» в манипуляции количества жертв войны сталинский режим в СССР. Сразу после окончания второй мировой войны, с подачи Сталина, советская сторона заявила, что ее потери за время войны составили семь миллионов человек. Эта цифра была примерно на три миллиона меньше официально заявленных потерь германской стороны. Таким образом, Сталин, во-первых, хотел показать преимущество социалистической военной организации в конфликте с капиталистической системой, во-вторых, «показать» (выделить) свой полководческий талант, в-третьих, хоть как-то реабилитироваться в глазах своего народа за огромное количество жертв. Разоблачая культ личности Сталина, Н.С. Хрущев своим волевым решением «определил» общее количество наших жертв в войне в 20 миллионов человек. И только в условиях гласности исследователями была определена более-менее объективная цифра потерь – 27 миллионов, 11 из которых приходятся на военные потери, а остальные – жертвы среди мирного населения.

В реальном конфликте по количественным, качественным и иным показателям (оценкам) потерь и жертв определяется «цена» самого конфликта, морально-нравственная мотивация конфликтных действий,  определяется мера наказания (контрибуция) за причиненный ущерб. От этих показателей и их признания сторонами конфликта, во многом зависят после конфликтные отношения между бывшими противниками.   Существенное значение имеет также интерпретация событий, связанных с появлением реальной жертвы, а также цели, способы и механизмы целенаправленного конструирования образа жертвы.

 

6.5. Этапы и механизмы конструирования жертвы

Этап (от франц. etape) – часть пути, дистанции; отрезок времени, ознаменованный каким-либо качественным изменением, событиями.[246] В нашем исследовании под этапом мы будем понимать определенное мероприятие («операцию») по конструированию жертвы, которые предполагают совокупность целенаправленных действий по приданию образу какой-то качественной определенности, например, этап институционализации  образа жертвы. Начало определенного этапа в процессе конструирования жертвы означает начало активизации деятельности стороны конфликта по придания образу какой-то дополнительной качественной определенности. Окончание этапа предполагает достижение поставленных для данного этапа целей.

Каждый этап конструирования жертвы имеет свою условную последовательность в общем процессе конструирования, свои временные границы от начала операции до ее завершения, свои специальные приемы и методы достижения поставленной цели.

Слово «механизм», в его социальном значении, трактуется как «система, устройство, определяющее порядок какого-либо вида деятельности».[247] Под механизмами мы будем понимать применяемые стороной конфликта в процессе конструирования жертвы приемы, методы, способы и виды деятельности.

Этапы конструирования жертвы мы рассмотрим на примере целенаправленного конструирования  «жертвы-героя».

Конструирование жертвы-героя. Процесс конструирования жертвы-героя и других типов жертв, предполагает проведение целого ряда социальных действий (мероприятий, этапов), которые так или иначе дополняют друг друга или являются составной частью одно другого. В нашем исследовании мы рассмотрим следующие виды мероприятий по созданию и реализации образа жертвы в социальных и политических практиках: актуализация, «приватизация»,   героизация, гуманизация,  институционализация, историзация  (мифологизация),  объективация, легитимизация, сакрализация, реализация сконструированного образа жертвы. Предложенная последовательность проведения мероприятий по  конструированию жертвы в значительной мере совпадает с последовательностью конструирования социальной реальностью, описанной П. Бергером и Т. Лукманом.[248]

Актуализация жертвы конфликта. Выше уже говорилось, что в социальном конфликте (социально-политических отношениях) конструируемый образ жертвы «должен» выполнять определенные функции для достижения целей той или иной стороны. Поэтому момент начала конструирования жертвы, или актуализация ранее сформированного образа жертвы, выбирается осознанно, т.е. в нужный момент времени, когда влияние создаваемого или актуализируемого образа на развитие конфликта и позиции сторон будет максимальным. Например, жертва-герой весьма актуальна в условиях войны как фактор, способствующий мобилизации людей; жертва-страна можно использовать как предлог или причину для акта возмездия, для привлечения помощи извне; жертва-потеря – актуальна при предъявлении претензий обвиняемой стороне. Цель актуализации. Через различные средства массовой информации и коммуникации привлечь максимально возможное внимание общественности к проблемам «жертвы», к «невинно» пострадавшим (людям, социальным группам, народам, странам, социальным институтам и др.).

«Приватизация» жертвы конфликта нужна, если возникает необходимость показать (доказать), что «невосполнимую» утрату в лице жертвы, понесла конкретная сторона конфликта. Например, стараниями Советской пропаганды Павлик Морозов был, как бы  изъят из своей семьи, своей деревенской среды и им противопоставлен. В результате, дорогие и близкие убитому подростку люди были превращены во врагов, а предполагаемые убийцы жертвы стали яростными его защитниками. Другой пример «приватизации» жертвы – попытка определенных кругов в руководстве Украины представить голодомор как целенаправленную акцию по уничтожению украинского народа. При этом пострадавшие всех иных национальностей, проживавшие в то время на Украине считаются украинцами, а их «палачи», в том числе и украинцы по происхождению и месту жительства, причисляются к России. Таким образом, процесс «приватизации» жертвы ставит противоположную сторону конфликта в заведомо невыгодное положение  – положение агрессора, насильника, врага.

Героизация жертвы конфликта. Неотъемлемой частью процесса формирования жертвы-героя является героизация реальной или виртуальной жертвы. Какими бы качествами не обладала жертва в реальности, в процессе героизации она, как правило, наделяется качествами положительного героя, который и в обычной жизни проявлял незаурядные способности, демонстрировал смелость, принципиальность, честность и др., и в экстремальных условиях вел себя достойно. Наиболее характерным в этом отношении, на наш взгляд, является образ жертвы-героя Зои Космодемьянской, которая и в реальной жизни во многом соответствовала формируемому образу.

В ходе конструирования, образ жертва-герой может также наделяться качествами пассионарной личности, которая осознанно приносит себя в  жертву ради достижения общественно значимой цели и общего блага. Например, образ Ивана Сусанина во многом соответствует такому, сформированному в российском общественном мнении образу жертвы-героя.

Гуманизация жертвы конфликта. Одновременно с героизацией жертвы, как правило, происходит и ее «гуманизация» – придание реальной или мнимой жертве определенных свойств и качеств, которые подчеркивали бы ее жизнелюбие и добрые отношения к окружающим: «он она) так любил жизнь», «у него были большие планы на будущее», «он всем желал добра». Гуманизация, во-первых, способствует увеличению в массовом сознании значимости понесенной утраты, во-вторых, подчеркивает антигуманный характер посягателей на жертву. Последнее обстоятельство, благодаря пропаганде, и манипуляции фактами, может превратить палача и тирана в  «самого человечного человека», а его жертвы в безжалостных «врагов народа».

Контраст между гуманизмом, героизмом и трагизмом жертвы, с одной стороны, и антигуманной, варварской сущностью её врагов, с другой стороны, является наиболее значимым, если жертвой становятся относительно не защищенные в реальной жизни существа: дети, женщины, старики. Например, легендарная героиня французского народа Жанна Д-Арк (1412 – 1431 гг.), в наибольшей степени, на наш взгляд, сочетала в себе большинство из перечисленных качеств. Поэтому этот образ героической жертвы, по мнению французов, оказал решающее влияние на исход столетней войны (1337 – 1453 гг.), а сама она в 1920 году была канонизирована католической церковью.

Институционализация жертвы. Институционализация, по мнению П. Бергера и Т. Лукмана, имеет место тогда, когда «осуществляется взаимная типизация опривыченных действий».[249] Когда многократно повторяемые социальные действия типологизируются, рационализируются и приобретают устойчивый комплекс формальных и неформальных правил, норм, установок, регулирующих определенную сферу человеческой деятельности. Целенаправленное конструирование образа жертвы предполагает проведение периодически повторяющихся мероприятий: почтения памяти жертвы, возложение цветов к памятным местам, закрепление её образа в официальных символах, атрибутах, памятных знаках, нормативных документах, общественном сознании. Для актуализации конструируемой «жертвы-института» создаются памятники, музеи, научные организации. Имя жертвы-героя присваивается улицам, городам, поселкам, кораблям и самолетам.

На наш взгляд, необходимо учитывать различия, существующие между естественным процессом институционализации и целенаправленной «принудительной» институционализацией. Первая является результатом «типизации опривыченных действий», на основании которых естественным образом формируются правила и нормы. Вторая, как правило, начинается с создания официальных правовых актов, регламентирующих поведение людей. Примером такой принудительной институционализации является коллективизация крестьянских хозяйств в СССР. Суть целенаправленной институционализации формируемого образа заключается в том, чтобы на официальном уровне закрепить создаваемый образ жертвы, придать ему общенародную и государственную значимость, обеспечить образу государственную и общественную поддержку и защиту. Одной из основных задач институционализации конструируемой жертвы является «закрепление» в общественном сознании вновь создаваемой социальной реальности и установление контроля над поведением людей.

Историзация (мифологизация) образа жертвы. В ходе институционализации создается так же история «жертвы», т.к. любой институт должен иметь свою историю. По мнению П. Бергера и Т. Лукмана, «невозмодно адекватно понять институт, не понимая исторического процесса, в ходе которого он был создан».[250] История может создаваться как на основании реальных событий и фактов, так и на основании вымыслов (мифов). И чем длиннее история, тем большим количеством мифов она обрастает.

Миф (греч myhos) – слово, сказание, предание. Мифологический – сказочный, легендарный, вымышленный. Миф – это повествовательная форма описания событий, наиболее характерная для народного творчества. Он придает дополнительное изменение историчности.[251] Следовательно, мифологизация жертвы предполагает придание образу жертвы (её истории) каких-то вымышленных свойств и качеств, которыми она не обладала в действительности или обладала не в полной мере.

Миф (мифологизация) представляет собой повествовательную форму описания событий, восходящую к первобытному абстрактному мышлению. Мифологизация – это процесс, в котором каждое новое поколение (новый рассказчик) может интерпретировать то или иное событие по-своему. Поэтому, с одной стороны, мифологизацию можно рассматривать как естественный процесс историзации социальных явлений. Но, с другой стороны, необходимо учитывать, что субъекты, интерпретирующие определенное событие, преследуя свои субъективные интересы, могут целенаправленно вносить изменения в описание события.

 Необходимость мифологизации истории конструируемого образа жертвы возникает в том случае, если история реальной жертвы не соответствует преследуемым стороной конфликта целям и задачам, или такой жертвы не было вообще. При этом если реальные факты из жизнедеятельности жертвы, или свидетельства очевидцев противоречат создаваемому типу жертвы, то такие факты либо замалчиваются, либо интерпретируются необходимым образом. А свидетелей вынуждают либо молчать, либо говорить то, что необходимо для формирования нужного типа жертвы. Так в ходе конструирования британскими спецслужбами образа «жертвы-предателя» Литвиненко, при загадочных обстоятельствах погибли несколько ключевых свидетелей.[252]

Также известно, что первоначально созданный Александром Фадеевым образ героев-молодогвардейцев не понравился Сталину, и писателю пришлось вносить в уже созданный образ значительные коррективы. Следовательно, создавая или разрушая те или иные мифы (образы) можно переписывать историю.

Чем меньше реальных исторических фактов и свидетелей произошедшего события, тем проще исказить реальность. И при этом необязательно говорить неправду. Можно просто умолчать о тех или иных фактах или «перетолковать» их в соответствии с новыми реалиями и интересами. Процесс мифологизации начинается с того момента, когда каждый последующий интерпретатор события вносит в предыдущее повествование нечто свое (рассуждения, предположения, доводы, вымысел).

Объективация образа жертвы. Объективация – это «процесс, посредством которого экстернализированные продукты человеческой деятельности приобретают характер объективности».[253] Это процесс, в результате которого «субъективно» конструируемый образ или произошедшее событие приобретают свою собственную реальность, устойчивость и повторяемость в сознании и поведении людей. Объективность социального явления означает его независимое восприятие от тех индивидов, которые принимали непосредственное участие в производстве этого события.

Процесс объективации образа жертвы происходит одновременно с процессами его институционализации и историзации-мифологизации. Ведь любой социальный институт, вольно или невольно, приобретает качества объективности – объективной данности. Построенные некими субъектами памятники, музеи, мемориальные комплексы, написанные произведения и др., посвященные жертве начинают жить собственной жизнью. Отныне образ жертвы воспринимается как «изначальная» данность социального мира. Например, образ жертвы-героя Ивана Сусанина, как объективная данность, «живёт» уже несколько столетий, а образ мифологической жертвы-героя Прометея – несколько тысяч лет.

Легитимация образа жертвы. Одним из важнейших этапов и условий конструирования и реализации образа жертвы является его легитимация. «Институционализированному миру (по Бергеру и Лукману), требуется легитимация, то есть способы его «объяснения» и «оправдания». Чтобы мир стал более убедительным для нового поколения.[254] Однако легитимация предполагает не только объяснение и оправдание конструируемого «мира», но и признание его целесообразности и правомерности. Понятие легитимности было введено М. Вебером для обозначения такого социального порядка, который признается людьми правомерным и рациональным, и которому люди подчиняются без массового принуждения.[255] На уровне общества речь идет об общественном признании правомерности сконструированного образа жертвы и отдания ей соответствующих почестей.

Так, например, в 1991 году Верховный Совет РСФСР объявит 30 октября Днем памяти жертв политических репрессий, который советские диссиденты отмечали с 1974 года. Но на официальном уровне органы власти России до октября 2007 года ни разу не отдавали дань этой памятной дате. Поэтому посещение президентом РФ Владимиром Путиным Бутовского полигона (на котором в 1937 – 1938 гг. были расстреляны тысячи человек), и возложение цветов к Большому поклонному кресту, освященному в память обо всех пострадавших в годы государственного террора, было знаковым прецедентом в новейшей истории страны. «Фактически это была первая официальная оценка, которую новая российская власть – впервые за многие годы – дала политическим репрессиям советского периода».[256] Это мероприятие, по сути, является важным этапом в процессе легитимации жертв сталинских репрессий.

 На международном уровне легитимация образа жертвы предполагает его международное признание и  соответствующее его почитание. Официальные и дружественные визиты иностранных делегаций (в том числе и первых лиц государства), как правило, включают в свою программу возложение венков к памятным местам, символизирующим институционализированную «жертву», как акт её признания и скорби по утрате. Непризнание национального образа жертвы-героя (или просто жертвы) другими государствами, расценивается как враждебный акт. Например, в настоящее время факт геноцида армянского народа (1915-1920 гг.) признали более 30 страна мира, включая Россию.  Турция, не желающая признавать факт уничтожения ею более полутора миллионов армян находится в сложным международных отношениях с теми странами, которые этот факт признали. В октябре 2007 года палата Конгресса США также приняла постановление о признании факта геноцида армянского народа, что привело к дипломатическому конфликту между США и Турцией.

 Международные образы жертв имеют определенные механизмы защиты от их осквернения (непризнание). Например, непризнание каким-лидо государством жертв холокоста расценивается международным сообществом как осквернение памяти всех погибших во время второй мировой войны. В некоторых странах отрицание холокоста преследуется в уголовном порядке.

Институционализация и легитимизация образа жертвы является одним из факторов, способствующих урегулированию конфликта «по справедливости». Непризнание одной из сторон конфликта самого факта наличия «жертвы», может осложнить процесс его урегулирования,  либо сделать невозможным его завершение в принципе. Примером такого незавершенного конфликта являются отношения между Арменией и Турцией.

Сакрализация образа жертвы. Под сакрализацией «жертвы» в нашем исследовании понимается процесс придания некоему пострадавшему в ходе реального или мнимого конфликта объекту (человеку, животному, строению и др.) символического, священного смысла. Если в создании образа  жертвы принимает участие церковь, то жертва дополнительно наделяется статусом святомученика. Сакральная жертва или какой-то её символ становятся основным элементом определенных обрядов, ритуалов, культовых действий. Например, принятие присяги молодых воинов у памятника жертвам прошлой войны; посвящение в пионеры в доме-музее жертвы-героя.

Сакральная жертва-герой в нашем исследовании – это пострадавший (принесший себя в жертву) за благополучие других людей реальный или мифический герой. Например, мифической жертвой и героем для многих народов Мира является Прометей, пострадавший за то, что дал людям возможность пользоваться огнем. Для миллионов людей во многих странах героем, павшим в борьбе за свободу и счастья простых людей, является герой Кубинской революции Че Гевара. Для российского народа уже несколько веков героем, отдавшим свою жизнь за независимость Родины, является Иван Сусанин. Своего рода классовым героем-жертвой в Советском Союзе был Павлик Морозов. Выше уже говорилось, что легендарная героиня французского народа Жанна Д-Арк была канонизирована католической церковью.

Сакрализация жертвы как бы завершает процесс вхождения конструируемого образа в институциональную систему и в культуру социума. Сакральный образ жертвы воспринимается не только как легитимный социальный институт, как объективная реальность, но и как элемент культуры, имеющий сакральную ценность. Сакрализация образа жертвы как бы возвращает историческую память социума к тому изначальному священному смыслу жертвоприношения, который основан не столько на разуме, сколько на вере в сакральную силу принесенной жертвы. Сакрализация в значительной мере увеличивает влияние образа жертвы   на социализацию и поведение людей.

Существенное значение на формирование образа жертвы-героя, и её сакрализацию имеет количество пострадавших в конфликте людей. Анализ различных примеров конструирования жертвы позволяет сделать вывод о том, что чем большее количество жертв в конфликте, тем сложнее сформировать некий целостный образ жертвы, а её сакрализация в такой ситуации практически не возможна даже по чисто техническим причинам. Например, имена многочисленных жертв, сложно перечислить, тем более – запомнить, а образ жертвы-одиночки воспринимается и запоминается значительно проще и целостнее. Поэтому когда жертвенный подвиг совершается группой лиц, то в процессе конструирования образа жертвы-героя, и её  сакрализации, выделяют некий обобщающий коллективный образ. Например, «герои Панфиловцы», «защитники Брестской крепости», «блокадники», «Могила неизвестного солдата», которая символизирует собой всех погибших во второй мировой войне советских солдат. Другой вариант, когда из коллективной жертвы выделяют наиболее значимую личность. Например, экипаж самолета, которым командовал капитан Гастелло, состоял из пяти человек. Но образа жертвы-героя формировался на основе одной личности. Сакрализация коллективного образа жертвы также, как правило, проходит процесс обобщения, упрощения – субъективации.

Реализация образа жертвы в социальных и политических практиках. По мнению Бергера и Лукмана, процесс производства социального продукта (экстернализация) и его объективация, реализовываются в процесс интернализации, посредством которой, в ходе социализации, объективированный социальный мир переводится в сознание и поведение людей.[257] Целенаправленно конструируемый образ жертвы, как социальный продукт, предполагает двойное назначение. Во-первых, как элемент социальной реальности и как социальный институт, сформированный образ жертвы оказывает влияние на социализацию и ресоциализацию людей, которые считают жертву «своей». Так на образах таких героев как Павка Корчагин, Павлик Морозов, Зоя Космодемьянская и др. были воспитаны десятки миллионов советских людей. Кроме того, образ жертвы как элемент культуры также способствует идентификации и мобилизации людей на основе общих ценностей.

Во-вторых, жертва, как эквивалент социального обмена, с древнейших времен позиционирует людей на тех, кто принес жертву, и на тех, кто повинен в появлении жертвы. Если «в обмен» на понесенную жертву сторона не получила соответствующую компенсацию (ответный дар), то она вправе предъявлять претензии к посягателю. Кроме того, считающая себя обиженной сторона, может целенаправленно конструировать образ врага, повинного в появлении жертвы и не возместившего потерю. Неудовлетворенность наличием в обществе неоплаченной (не возмещенной) «жертвы» может передаваться  от поколения к поколению, в определенных условиях актуализироваться и становится поводом или причиной для новых социальных конфликтов. Например, уже многие поколения палестинцев воспитываются в ненависти к Израилю и израильтянам, захватившим их истерические территории. Поэтому они воспринимают Израиль как экзистенционального врага, а себя как жертву его агрессии.

 

6.6.Особенности конструирования различных типов жертвы

Уже говорилось, что в зависимости от преследуемых целей, сторона может формировать различные образы-типы жертвы. При этом, несмотря на наличие общих закономерностей, конструирование каждого из названных нами в классификации типов может иметь свои особенности. Рассмотрим некоторые из этих особенностей.

Конструирование «жертвы-утраты». В процессе формирования жертвы-утраты могут быть использованы те или иные качественные характеристики, которые являются обязательными в формировании образа жертвы-героя. Но в данном случае большинство из этих характеристик не являются обязательными.

Величина, глубина, трагизм утраты могут быть обусловлены и единичной жертвой. Например, казнь Иисуса Христа переживают сотни миллионов верующих. Но это «сказка» со счастливым концом, ибо чудесное воскрешение Христа компенсирует горечь утраты. В реальном социальном конфликте, при определении утраты, на первый план выдвигаются количественные характеристики жертвы, которые призваны показать, как много утратила (потеряла) та или иная сторона конфликта из-за «неправомерных» действий другой стороны. Преследуя свои интересы в конфликте, противоборствующие стороны могут умышленно завышать или занижать количество пострадавших, ссылаться на данные, достоверность которых сложно проверить.

Если же количество пострадавших несложно проверить, то создатели образа жертвы-утраты используют психологические методы, например, взывают к чувствам справедливости, жалости к пострадавшим и их близким, пытаются внушить людям, что они являются пострадавшими, то есть жертвами. В качестве примера приводим выдержку из предвыборной программы партии ЛДПР, которая в преддверии парламентских выборов (2007 г.), стремиться заручиться поддержкой протестного электората и сама его формирует: «Вам каждый день показывают сцены разврата и насилия, вас превратили в скот, и трамбуют всякой гадостью ваши истрепанные души. … Вы не в состоянии вынести все тяготы этой свинцово-мерзопакостной жизни».[258]

Для углубления ощущения трагизма жертвы-утраты используются такие показатели как непричастность жертвы к конфликту, гуманный характер её поведения, жестокость посягателей, невосполнимость утраты.

Конструирование «жертвы-трагедии». Выше уже говорилось, что данная категория жертвы, с одной стороны, характеризует тяжесть понесенной утраты, а с другой – фатальность произошедшего события.

Трагедия (от грч. tragodia) – вид драмы, проникнутой пафосом напряженной борьбы характеров, глубоким переживанием и, как правило, гибелью главного героя.[259] Суть жертвы-трагедии, в нашем понимании, заключается в том, чтобы представить произошедшую трагедию как предопределенный (неизбежный) удар судьбы. Внушаемая фатальность произошедшего, позволяет прямым и косвенным виновникам случившегося избежать  ответственности за случившееся.

Акцентированием внимания на второстепенные детали произошедшего события, демонстративной заботой о пострадавших людях и декларативными заявлениями о том, что «всё взято под контроль» какого-то высшего должностного лица, виновники трагедии стремятся  избежать наказания и сохранить (укрепить) свои статусные позиции. Так, например, никто не понес наказание  за то, что в октябре 2002 года в центре Москвы группа боевиков захватила в заложники зрителей мюзикла "Норд-Ост" и служащих театра, в результате чего погибли 174 человека.[260]

Конструирование «жертвы-агрессора», «жертвы-врага». С позиции формальной логики понятия «жертва» и «агрессор» («враг») являются антиподами. Поэтому враг не может быть жертвой. Но политическая практика вносит свои коррективы в формальную логику. Необходимость создания образа жертвы-врага возникает тогда, когда одна из сторон не может опровергнуть имевшие место факты героических и жертвенных поступков представителей другой стороны. Например, невозможно опровергнуть факт героической гибели миллионов советских (в том числе и российских) граждан (солдат, партизан, угнанных в рабство людей) во время освобождения Европы от фашизма. Но в некоторых из освобожденных стран к власти пришли антироссийски настроенные политические силы, которым мешают образы россиян-освободителей. Для дискредитации образа жертвы-героя и формирования образа жертвы-врага, в приведенном примере, используются следующие методы.

1.Превращение освободителей в оккупантов. Исторический факт освобождения страны (народа) замалчивается, либо его значимость умаляется. На первый план выдвигается проблема «захвата» советскими войсками территории страны. Освобождение интерпретируется как оккупация. Актуализируются «ужасы» советской оккупации. Таким образом, жертвам-освободителям приписывается ответственность и вина за события, в которых они не участвовали. Подменяя факты и понятия, «перемещая» события во времени, создатели образа жертвы-врага пытаются переписать историю в своих интересах. Таким образом, они конструируют новую социальную и политическую реальность.

2.                 Дискредитация подвига жертвы-героя. Совершенный героем (героями) подвиг подвергается сомнению, либо дискредитируется. Например, говорится о том, что в действительности никакого подвига и не было, либо о том, что ничего героического в поведении героя нет и т.п.

3.                 Обесценивание факта жертвенности. Попытка навязать мнение, что принесенная жертва была либо напрасной, либо не соразмерной достигнутым результатам. Например, говориться о том, что солдаты-освободители погибли  по недоразумению, из-за некомпетентности своих командиров, или защищая не те идеалы.

4.                 Оспаривание числа погибших героев. Умышленное занижение числа погибших, либо замалчивание (забывание) самого факта гибели людей, места совершения подвига или места захоронения погибших.

Конструирование «абстрактной жертвы». Данный тип жертвы  формируется на основе различных категорий реально или мнимо пострадавших людей. Например, «русскоязычное население Прибалтийских стран», «индейцы Северной Америки», «евреи», «выходцы из стран Ближнего Востока» (в европейских странах) и др. Абстрактность данной категории жертвы, с одной стороны, не позволяет конкретизировать предъявляемые претензии к реальному и мнимому посягателю. А с другой стороны, может использоваться как постоянный фактор давления на обвиняемую в посягательстве сторону. Например, во времена СССР Запад обвинял советское государственное руководство в нарушении прав человека. Распался Советский Союз, сменилась политическая система России, но образ «абстрактной жертвы», права которой нарушаются, продолжает выполнять свою роль в межгосударственных отношениях. Универсальность «абстрактной жертвы» позволяет предъявлять те или иные претензии почти любому оппоненту или противнику.

Конструирование «жертвы по принадлежности». Для того чтобы оправдать посягательство на жизнь и жизненно важные ценности людей, принадлежащих к «другой» социальной группе, требуются определенные теоретические обоснования и реальные факты. Иными словами, необходимо потенциальную жертву представить в виде врага, который даже самим фактом своего существования представляет угрозу «своей» социальной группе. В теоретическом плане для этих целей обычно используются различные националистические и расовые теории, а также теории классовой борьбы, которые пытаются доказать превосходство одних наций, рас, классов над другими.

Кроме того, чтобы обосновать правомерность посягательства «своей» социальной группы на «другую», необходимо убедить себя и своих сообщников, а также, по возможности, и других, в том, что данная социальная группа представляет реальную или потенциальную угрозу для конкретной «своей» группы и/или для других аналогичных групп. Например, фашистская пропаганда Германии времён второй мировой войны обвиняла евреев в том, что они захватили ключевые позиции в экономике и бизнесе и тем самым ограничили возможности развития германской нации; марксистская теория классовой борьбы обвиняет буржуазию в нещадной эксплуатации наемных рабочих и считает, что она должна быть уничтожена как класс.

Процесс конструирования жертвы по принадлежности происходит по принципу амбивалентности. «Другая» социальная группа предстает как посягатель (враг) на жизненно важные ценности «своей» группы, которая может позиционировать себя в качестве жертвы. Таким образом, происходит одновременное формирование и образа врага и «жертвы», которая готова уничтожать своего «врага»: «Весь мир насилья мы разрушим…». Примером такой двойственной (амбивалентной) позиции может служить положение Израиля на Ближнем Востоке. Некоторые арабские страны и организации считают Израиль агрессором (врагом), а себя жертвой. Мнение Израиля (определенных его кругов) прямо противоположное.

Конструирование «жертвы-страны» (этноса, нации). Когда какая-либо страна подвергается агрессии из вне, то её однозначно можно признать жертвой. Например, нападение фашисткой Германии на Советский Союз. Но существуют ситуации, в которых факт агрессии (насилия) по отношению к реально или мнимо пострадавшей стране (этносу, нации) является не столь очевидным. Например, в вооруженном конфликте между сербами и косовскими албанцами (вторая половина 90-х гг. прошлого века) однозначно определить агрессора и жертву весьма непросто. Каждая противоборствующая  сторона, опираясь на поддержку своей «косвенной стороны» и на мнение общественности, стремилась доказать, что агрессором является её противник. В этом конфликте, благодаря стараниям США и НАТО косовские албанцы были признаны жертвой агрессии со стороны сербов. В результате «жертва» получила всестороннюю поддержку, а сербская часть Югославии подверглась жестокой бомбардировке.

Суть конструирования жертвы-страны заключается в том, что считающая себя жертвой (признанная другими в качестве таковой) страна получает определенное право на компенсацию полученного ущерба, и/или на ответную агрессию (возмездие). Так после терактов 11 сентября 2001 года президент Буш заявил, что Соединенные Штаты стали жертвой агрессии международного терроризма, и что отныне США имеют право на месть. Аналогичной, по сути, была реакция президента Путина на взрывы жилых домов в Москве и других российских городах (осень 1999 г.). Страны Прибалтики, а также Украина, Грузия, Польша пытаются представить себя жертвой советской (российской) оккупации и претендуют на определенные компенсации.

Сформированный образ жертвы-страны должен отвечать следующим требованиям:

– наглядно демонстрировать то,  что конкретная страна (народ, нация) действительно подверглась целенаправленной агрессии, т.е. является жертвой;

– идентифицировать посягателя (агрессора) и обличать его агрессивную сущность;

– показывать величину нанесенного посягателем ущерба (число погибших, пострадавших, количество утраченных ценностей, возможностей и др.);

– обосновывать свое право на компенсацию утраченного, либо на «удар возмездия».

Конструирование «многофункциональной (универсальной) жертвы». Реальная жертва может изначально обладать несколькими, необходимыми для формирования универсального образа жертвы свойствами. Например, такими как героизм, трагизм, непричастность к конфликту, значительным числом понесенной утраты и др. Некоторые из этих и других свойств могут быть «приписаны» образу в ходе его формирования. Возможны варианты, когда один и тот же образ жертвы различными социальными группами в обществе и вовне воспринимается по-разному. Так, по мнению самих американцев, террористический акт, произошедший в США 11 сентября 2001 года, в мире воспринимается неоднозначно: «для одних это формула террора и необходимости решительной борьбы с ним. Для других это формула заслуженного возмездия. Наконец, для третьих – это формула борьбы с «Большим сатаной» – американским империализмом».[261] Многие исследователи считают, что теракт 11 сентября был спланирован и организован спецслужбами США,[262] с целью конструирования  многофункциональной жертвы: жертвы-страны, жертвы-трагедии, жертвы-героя и др.

Суть многофункционального образа жертвы в его универсальности, и возможности использовать его для достижения различных целей.

 

6.7.Условия и способы конструирования образа жертвы

Эффективность конструирования того или иного образа жертвы во многом зависит от того, в какой социальной среде, кем и для каких целей конструируется данная жертва. В условиях тоталитаризма процесс конструирования любого образа находится под строгим контролем властных структур, или возглавляется самим политическим режимом. Также под жестким контролем находятся все средства массовой информации. Поэтому процесс конструирования протекает достаточно быстро, эффективно, а сам образ получается либо однозначно положительным (например, в случае конструирования образа жертвы-героя), либо однозначно отрицательным (в случае формирования образа врага). Любые сомнения, различия в представлениях об образе решительно пресекаются.

Сформированный в таких условиях и такими методами образ жертвы (образ врага), как правило, не в полной мере соответствует «параметрам» реальных образов (жертвы, врага и др.) и имеет ограниченные временные и пространственные рамки функционирования. Потому как за пределами «зоны влияния режима», сформированные им образы могут восприниматься совсем иначе. Например, с падением тоталитарного режима в СССР, начинается пересмотр ранее сформированных образов: реабилитация явных и мнимых «врагов народа», разоблачение палачей, идентификация реальных и мнимых жертв и т.п.

В условиях демократии в конструировании образа жертвы принимают участие различные социальные и политические субъекты, учитываются разные мнения и представления о жертве. Поэтому сформированный образ получается более сложным и неоднозначным. Но в любом случае образ жертвы и сам факт её появления, формируется и воспринимается в зависимости от позиции сторон в конфликте, преследуемых интересов и ценностей, а также от наличия различного рода ресурсов (капитала по Бурдье), необходимых для  конструирования и актуализации образа жертвы. Поэтому приоритет в конструировании различных образов и «социальной реальности» в целом будет иметь актор, обладающий доминирующими ресурсами и властью.

Так, в последние годы Советской власти в информационном поле многих Союзных республик стала доминировать националистически настроенная интеллигенция, которая конструировала из «своей» республики образ жертвы «тоталитарного» коммунистического режима. А пришедшая к власти в России после развала СССР буржуазия предприняла и продолжает предпринимать, колоссальные усилия для дискредитации героического Советского прошлого и идентифицировать весь советский народ как «жертву» коммунистической тирании. При этом буржуазные псевдо историки и пропагандисты стараются всячески обелить одиозный режим царского самодержавия, державший многие столетия российский (русский) народ в рабском подчинении.

 

6.8.Образ вселенской жертвы – Иисус Христос

Вершиной религиозного конструирования, безусловно, является образ вселенской жертвы – Иисус Христос. Его вселенская значимость состоит в том, что Христос принес себя в жертву ради спасения всего человечества. И хотя христианство в своей основе опирается на мифы иудаизма, изложенные в Ветхом Завете, по своей сути это принципиально иная религия, иная философия бытия, иное мироустройство. Иудаизм был, преимущественно, частной религией одного этноса – евреев, несмотря на то, что в те времена  имели место отдельные случаи исповедования иудаизма другими этносами и странами.[263] Но «мировое» общественное развитие ощущало насущную необходимость в универсальной религии, способной объединить под единым церковным куполом множество стран и народов. Поэтому и состоялось конструирование образа Иисуса Христа, принесшего людям благую весть о даровании тем, кто верует в него – Царства Небесного.

Принципиальное отличие христианства от иудаизма, по мнению Исраэля Шамира, состоит в том, что христианская церковь основывается на морали Христа, проповедующего всеобщее братство. А мораль, основывающаяся на Талмуде, предполагает управление иудаистской общиной – мудрецами, то есть, избранными людьми, а для мира иудаизм предполагает «тоталитаризм на талмудической основе».[264] Что же касается «жертвы» как таковой, то, по мнению Шамира, «Жертва Христа была бы оправдана и возвеличена отцами Талмуда, если бы она была совершена во имя народа Израиля».[265]

В первой главе нашего исследования уже говорилось об эмоциональном аспекте восприятия жертвы и, о её сакрализации. Говорилось и о том, что жертва символизирует переход из профанного мира в горний, являясь, своего рода, связующим звеном между этими мирами.  Но казнь Иисуса Христа, в первое время, если верить мифам, не вызвала особых стенаний «общественности». Очевидно, потому что такие казни в те «гуманные» времена были обыденностью. Но вот весть о его «чудесном» воскресении, не сразу, не вдруг, но стала волновать умы и чувства людей. И с этого момента начинается конструирование, институционализация и сакрализация образа жертвы – Иисуса Христа, а также наделение «образа» божественными свойствами.

Также как и возникновение Ветхого Завета, о чем говорилось в параграфе 5.8, написание Нового Завета на несколько веков отстает от описываемого в нем мифа о распятии Иисуса Христа. Сочинителям потребовалось немало времени, для того, чтобы конструируемый образ жертвы и проповедуемое создателями «образа» учение, приобрело определенную логику и завершенность.

Теперь несколько слов о самом, сконструированном в Новом Завете образе жертвы – Иисусе Христе. С точки зрения нашей концепции «конструирования образа жертвы», образ Иисуса Христа получился весьма противоречивым. Например, если Иисус Христос стал жертвой предательства Иуды, то его образ надо рассматривать как «жертву предательства». А если Иисус знал о том, что его предадут и казнят, и сознательно допустил свой арест и казнь, то это уже не жертва предательства, а самопожертвование. Во втором случае вина Иуды, как бы, снимается (нивелируется), так как его поступок становится необходимым условием и фактором «божественного замысла».

Но в любом случае, даже краткий анализ процесса целенаправленного конструирования образа жертвы – Иисуса Христа и его исторических последствий, дают наглядное представление об эффективности различных способов социального конструктивизма. Особенно если в обществе существует потребность в подобном «образе» и религии в целом. Ведь он (образ) провозглашает братство людей, а не гордыню избранных и сопутствующую ей вражду. Братство во Христе – это мировая этика и способ мирного сосуществования разных народов. И необязательно быть верующим человеком, чтобы принимать эту этику как должную, чтобы не враждовать.

В настоящее время (2024 г.) идеологи и практики неолиберализма, путем конструирования множества «частных» образов жертв (например, представителей секс меньшинств, этнических, религиозных групп и др.) пытаются размыть, «растащить» цельный и всеобъемлющий образа жертвы – Иисуса Христа на различные фрагменты. Стремятся подменить образ Христа на иные образы (о чем говорилось выше). Но этот «образ» уже более 2 тысяч лет остается незыблемым даже для противников христианства и атеистов.

И в заключение этого параграфа привожу слова отца Паисия, сказанные Алеше, – главному герою романа Достоевского «Братья Карамазовы». А привожу я их для того, чтобы еще раз подчеркнуть значимость и долговечность конструируемых образов, особенно религиозных: «Даже в движениях душ тех же самых, все разрушивших атеистов живет оно, как прежде, незыблимо! Ибо и отрекшиеся от христианства и бунтующие против него в существе своем сами того же самого Христова облика суть, таковыми же и остались, ибо до сих пор ни мудрость их, ни жар сердца их не в силах были создать иного высшего образа человеку и достоинству его, как образ, указанный древле Христом».

 

6.9.Холокост как образ всемирной жертвы

Трагедия Холокоста, как геноцида евреев, сама по себе, безусловно, чудовищна. Во-первых, из-за того, что евреи как этнос, германским фашизмом были объявлены вне закона и подлежали полному уничтожению. Во-вторых, из-за общего количества убитых германскими фашистами и их пособниками евреев – около 6 млн человек. По данным Б.В. Соколова, общее число жертв «окончательного решения еврейского вопроса» в Европе  – 5,1 млн человек. [266]

Но в рамках нашего  исследования нас интересует, прежде всего, то, насколько масштабно и результативно был сконструирован образ жертвы – Холокоста. Как, каким образом проходила его институционализация и легитимация, а также реализация Холокоста в социальных и политических практиках.  Ведь из трагедии одного этноса он (образ) приобрел мировые масштабы, нередко вызывая негатив у некоторых людей.

Например, по мнению Исраэля Шамира, в современном мире, «вместо
универсальной всечеловеческой жертвы Христа центральной стала уникальная жертва всесожжения (холокост, по-гречески) евреев, приведшая к воскресению – созданию еврейского государства Йызраиль». При этом людей, сомневающихся в этой «жертве», преследуют по всему миру: «вырази сомнение в жертве евреев – и ты пойдешь, звеня кандалами, в
Сибирь». И далее Исраэль Шамир перечисляет многочисленные случаи, когда историков и иных ученых в разных странах арестовывали, депортировали и сажали в тюрьму только за то, что они высказывали «сомнение в уникальности искупительной жертвы Израиля».[267]

Евреи,  сконструировав из своих невинно убиенных соотечественников «жертву массового насилия» – Холокост, во-первых, увековечили их в своей и международной памяти. Во-вторых, немцев – наследников убийц, организовавших Холокост, евреи заставили платить различного рода компенсации жертвам Холокоста. Другие страны (Венгрия, Польша, Норвегия, Бельгия, Литва) которые были причастны к аресту евреев и к разворовыванию их имущества, также вынуждены были платить компенсации. Даже евреи, пережившие блокаду Ленинграда, в июне 2008 года получили одноразовую выплату в размере 2556 евро.[268] А остальные ленинградцы – жертвы блокады, которых миллионы, никакой компенсации от агрессоров – немцев, финнов и др., устроивших блокаду Ленинграда, не получили, потому что СССР, Россия не позаботились о конструировании из ленинградцев (и не только) образа жертвы геноцида. В-третьих, основательно сконструированный образ жертвы массового насилия является весомым нравственным аргументом, дающим преимущество стороне-жертве в международных делах.

Об основательности конструирования образа жертвы геноцида – евреев, весьма наглядно свидетельствует следующее издание: «История Холокоста и геноцидов. ХХ век: Учебное пособие для вузов / Под ред. И.А. Альтмана. – М.: МИК, 2022. – 176 с.». Книга издана под грифом «РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ. МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР ИСТОРИИ ХОЛОКОСТА И ГЕНОЦИДОВ РГГУ».

На титульном листе, внизу, дается пояснение, выделенное жирным шрифтом, что «Пособие подготовлено при финансовой поддержке Фонда «Генезис» и Российского еврейского конгресса», что  свидетельствует о заинтересованности определенных этнических организаций в издании книги и в чтении студентам соответствующего курса.

К сожалению в содержании этого «пособия», и, очевидно, в структуре читаемого курса лекций, не нашлось места 26.6 млн советских людей (за вычетом евреев), погибших в годы ВОВ (1941-1945 гг.) в результате  агрессии фашисткой Германии и её союзников на СССР:

СОДЕРЖАНИЕ

Введение ………………………………………………………4

Глава 1. Терминология. Источники. Историография……….9

Глава 2. ООН и феномен геноцида…………………………..20

Глава 3. Геноцид армян в годы Первой мировой войны…...28

Глава 4. Холокост как форма геноцида……………………...52

Глава 5. Геноцид цыган………………………………………105

Глава 6. Геноцид в Руанде……………………………………120

Глава 7. Геноцид в Сребренице………………………………130

Глава 8. Холокост и геноцид армян в художественно-эстетическом

дискурсе XX – начале XXI веков………………………………138

Список рекомендованных источников и литературы………...171

Еще раз обращаю внимание на то, что пособие называется «История Холокоста и геноцидов. ХХ век…». Следовательно в ней должны, прежде всего, рассматриваться наиболее значимые жертвы (в количественном плане), имевшие место в XX веке, а это, прежде всего, китайский народ, потерявший более 35 млн человек; это советский народ, потерявший около 27 млн человек. Причем, целенаправленные убийства мирного населения и в Китае и на бывшей территории СССР, во время второй мировой войны являются не чем иным как геноцидом.

Если же следовать сугубо этническим критериям количества жертв, то в XX веке, безусловно, лидирует Китай.  А если рассматривать европейский театр второй мировой,  то наиболее существенные потери понес русский народ. Потери которого среди мирного населения составили 6,9 млн человек, а среди бойцов-защитников – 5 млн. 756 тыс., которые вынуждены были умирать, защищая Родину. Следующим по количеству жертв среди мирного населения оказались украинцы (6,5 млн.).[269]

Но суть, даже, не в этом, а в том, что в одном из центральных вузов России – РГГУ – студентам читают курс о «жертвах ХХ веке», но в этом курсе не нашлось места для 27 млн советских людей, подавляющее большинство из которых были русские, украинцы и белорусы.

Редактор книги «История Холокоста и геноцидов. ХХ век…» И.А. Альтмана и Российский еврейский конгресс, безусловно, молодцы. Говорю это без иронии. Они являются одним из реальных субъектов, продолжающих конструировать из евреев жертву Холокоста. Но по данным, проведённой в 2021 году Всероссийской переписи населения, евреями считали себя 82 644 (0,06 %) жителей РФ. По другим данным их около 157 тысяч.[270] Следовательно, подавляющее число студентов РГГУ являются представителями всего многонационального народа России. При этом русские составляют 81,53%, татары 3,76%, украинцы 2,97%, чуваши 1,21%, башкиры 0,92%, белорусы 0,82%, мордва 0,73%, чеченцы 0,61%, немцы 0,57%... И этим студентам, наряду со сведениями о народах, указанных в содержании «пособия», необходимо знать и о «своих» жертвах.

Еще раз подчеркну, нельзя забывать о жертвах Холокоста и названный курс лекций имеет право быть. Но для россиян (русских, украинцев, белорусов, татар, чеченцев и др.), которые составляют большинство населения страны, более актуальным является курс лекций о геноциде советского народа, в который входят и евреи. И здесь вопрос и претензии не к инициаторам книги и курса, а, прежде всего, к Правительству РФ, и, прежде всего, к Министерству образования.

Есть претензии и к руководству РГГУ, особенно к его «учебной части». Говорю это с болью, как профессор и доктор наук, много лет, проработавший в этом вузе и репутацией которого я дорожу. В аннотации к «пособию» говорится. Что оно предназначено для студентов (бакалавров и магистров) РГГУ. И что оно «подготовлено на основе работ авторов по истории геноцидов и Холокоста и отражает опыт чтения курсов на факультетах Историческом, Архивного дела и Международных отношений и зарубежного регионоведения Историко-архивного института РГГУ». Следовательно, курс о «Холокосте» уже имеет свою историю. Правда, на «пособии» нет Грифа о том, кто рекомендовал это «учебное пособие» к использованию в вузе. И это тоже вопрос к руководству РГГУ!

Хотя и к авторам «пособия» есть вопросы и по содержанию книги. Так, глава 7 называется «Геноцид в Сребренице». Название главы звучит как констатация факта геноцида. И автор подробно описывает, как Запад организовал Гаагский суд, чтобы осудить исключительно сербов. Привожу один из фрагментов главы 7: «28 августа на рынке в Сараево произошел взрыв минометного снаряда, который, как утверждалось, был произведен сербской стороной. Через два дня североатлантический альянс без санкции Совбеза ООН начал двухнедельные бомбардировки по позициям боснийских сербов, радикально изменив соотношение сил в БиГ (Боснии и Герцеговине). После них «Соединенные Штаты взяли на себя дипломатическую инициативу, начав так называемый Дейтонский процесс»».[271]

Из приведенной цитаты следует, что кто-то «взорвал снаряд» на рынке, но обвинили сербов. Этот взрыв был использован Западными кукловодами как предлог для бомбардировки сербских позиций войсками НАТО, которые две недели уничтожали сербов бомбами, не имея на то «мандата» Совета Безопасности ООН. В результате этих варварских бомбардировок, расстановка сил на фронте изменилась в пользу боснийских мусульман. А уже после этого, США «взяли на себя инициативу» по конструированию из разбомбленных сербов «агрессора», а из боснийских мусульман – «жертву». Но главным в этой истории является то, что Россия не признала все эти весьма сомнительные «конструкции» Гаагского судилища, о чем говориться и в тексте 7-й главы «пособия». Так зачем же российским студентам глава с утверждающим названием «Геноцид в Сребренице»? Не лучше ли проанализировать настоящий геноцид сербов во время бомбардировки в 1999 году авиацией НАТО мирных городов и инфраструктуры Сербии, которая и по сей день не может оправиться от этих бомбардировок?

Что же касаемо Холокоста как «образа всемирной жертвы», то он (образ) сконструирован со стратегическим размахом. И с точки зрения теории и практики конструктивизма, «достоин» всяческих похвал. А с точки зрения его (образа) влияния на людей, то тут не все однозначно. Например, Исраэль Шамир по этому поводу пишет: «…эта успешная стратегия – душевная болезнь, опасная для душ евреев и для жизни всех прочих.
Поэтому я искренне сожалею, что повсюду – от Осло в Норвегии до Маршалловых островов в Тихом Океане, растут, как поганки, музеи холокоста, сводящие с ума евреев, вбивающие им в души опьяняющую ложь о «всемирной ненависти», на которую надо ответить ненавистью и местью».[272]

Во «Введении» «пособия», очевидно, редактор И.А. Альтмана пишет: «без изучения Холокоста невозможно полноценное представление об особенностях нацистского оккупационного режима на территории Советского Союза».[273] Возможно это и так. Но основная тема «пособия» и читаемого в РГГУ курса – Холокост-геноцид. Следовательно, необходимо, хотя бы, вводную лекцию посвятить идеологическим и фактическим истокам этого социального явления.

Выше уже говорилось о том, что тот, кто конструирует «образ», по сути, конструирует смыслы. Смыслы исторического прошлого, смыслы настоящего, смыслы будущего. Но мы, почему то, «ленимся» взять инициативу на себя, и позволяем, чтобы кто-то навязывал свои смыслы нам россиянам (русским). Позволяем чтобы наши жертвы предавались забвению, а виновники этих жертв не чувствовали угрызения совести, не несли за свои преступления адекватной ответственности, и продолжали готовить против России новую агрессию.

Если бы СССР-Россия в международных документах засвидетельствовала и закрепила свои людские потери в ВОВ и тем самых сконструировала бы устойчивый образ жертв геноцида, то на международной арене не возникали бы периодически коллизии типа, а кто является победителем во второй мировой войне? И можно было бы не только немцам и финнам, но и целому ряду стран, сторонникам фашисткой Германии во второй мировой, предъявить счет за их агрессию и за причиненный ими ущерб СССР и советским людям. И в этом деле – конструировании образа жертвы – нам можно поучиться у евреев, которые не только создали из невинно погибших соотечественников образ жертвы – Холокост, но и заставили виновников геноцида ответить за их преступления.

Из анонсированного выше «пособия» следует, что «Публикации о Холокосте на русском языке за последние 80 лет насчитывают более 1000 названий. С 1995 г. издается «Российская библиотека Холокоста…».[274] Выше уже говорилось о том, что по всему миру строятся музеи холокоста. Проводятся многочисленные конференции и т. п. Это и есть процесс институционализации и легитимации образа жертвы. К которому (процессу) россияне приступили только несколько лет назад. Поэтому нам есть чему поучиться у евреев, для того, чтобы образ Советского народа, как жертвы геноцида фашистской агрессии со стороны Германии, и её союзников в Великой Отечественной войне, был таким же фундаментальным и незыблемым. А реальные виновники этого геноцида и их потомки были привлечены к ответственности за «грехи», которые мы им, вроде как простили. Но прощал или замалчивал преступления убийц советского народа не народ, а чиновники, которые руководствовались своими конъюнктурными соображениями и исторической целесообразностью.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 7. Причины, механизмы и динамика конструирования образа врага

7.1. Понятие «враг» в эволюционном развитии общества

Понятие «враг» (как и  само общество) проходит различные этапы своего развития. И на каждом этапе понятия «враг» и «образ врага» претерпевают определенные качественные изменения. Рассмотрим эти этапы и трансформацию понятий.

1.Враждебность в примитивных первобытных группах, как уже говорилось выше,  является естественным состоянием, а война – едва ли не единственной формой взаимоотношения с чужой группой.[275] Первобытный человек стремился уничтожить другого индивида или группу, если они мешали ему жить. Такая враждебность была обусловлена, в том числе, и экономически. В условиях собирательства первобытному роду-племени необходимы были значительные территории, чтобы прокормиться. Поэтому чужой воспринимается как конкурент и внешний враг. В этот период времени (и не только) внешний враг и различные его образы играют огромную роль для групповой идентификации и консолидации социальной группы перед лицом реальных или мнимых угроз.

2.В ходе эволюции, в результате совершенствования орудий труда и способов производства, люди начинают переходить от присваивающего хозяйства (собирательства, охоты, рыбной ловли) к воспроизводящим видам деятельности (скотоводству, земледелию, ремесленничеству). Новые виды деятельности позволили людям производить продукции больше, чем было необходимо для непосредственного потребления. Эксплуатация человека человеком становится рентабельной (приносит доход). Поэтому захваченных в плен врагов выгоднее стало не убивать, а использовать как сравнительно дешевую рабочую силу. Таким образом, возникают новые отношения со вчерашними врагами. Покоренный враг – уже не враг, а собственность своего поработителя. При этом выбор у такого «врага» был невелик: либо смерть, либо покорность.

Отношения «господство-подчинение» или «война» стали распространяться не только на межличностные и групповые взаимодействия, но и на отношения между народами и странами. Таким образом, в истории человечества появляются империи с множеством порабощенных стран и народов. С теми же, кто не соглашался подчиниться имперской власти, империя вела (ведет) войну на уничтожение. Так, например, сравнительно небольшая по территории и населению Англия за три-четыре века колониальных войн (17-20 вв.) стала причиной гибели десятков миллионов человек почти на всех континентах земного шара. А многие племена и народности Северной Америки и Австралии (и не только) были уничтожены полностью.[276] В настоящее время роль мирового поработителя от Англии перешла к США, которые объявляют врагом и стремятся уничтожить любое, не желающее им подчиниться государство или режим власти.

3.С развитием международной (межгосударственной) торговли появляются более сложные отношения в плане определения «друга» и «врага». Взаимовыгодный экономический обмен способен примирить (вывести из состояния острой конфронтации) даже самых непримиримых ранее «врагов». Так, например, в годы «холодной войны» (1960-1970-е), находящаяся в острой конфронтации с СССР Западная Европа испытывала острую нехватку энергоресурсов, которые с избытком имелись в СССР. Строительство газопровода из СССР в Западную Европу  («Уренгой-Помары-Ужгород», построен в 1983 г.) способствовало взаимному решению многих экономических проблем и смягчению уровня конфронтации.

Особенность «экономических» отношений в сфере определения «врага» состоит в том, что враг уже не воспринимается как абсолютное зло. Например, в политической (военной, идеологической) сфере с ним можно «враждовать», а в экономической сфере вести взаимовыгодный обмен.

4.С возникновением мировых религий эти «основания» приобретают качественно иные характеристики. Некоторые мировые религии (христианство, ислам) начинают претендовать на мировое господство. Так, например, католическая церковь в период Средневековья считала нехристианские народы недочеловеками, варварами или врагами. На протяжении многих веков она, не только «словом Божьим», но и огнем и мечом распространяла свою веру на другие страны и континенты, порабощая и уничтожая непокорные народы и страны. А всякий, кто противился «истинной вере», объявлялся «врагом». Таким образом, в христианстве понятие «враг» становится универсальным символом зла – «врагом рода человеческого».

В настоящее время функция всемирного распространения «истиной веры» перешла от католической церкви к радикальному исламу.

5.В период формирования национальной и «классовой» идеологии (Новое время)  появляется понятие «враг народа», как один из способов национальной идентификации и массовой мобилизации. Поиск и наказание «врагов народа» восходит к временам якобинской диктатуры и Великой французской революции.[277]  Впервые в истории Советской России это понятие использовал Лев Троцкий в 1918 году, обвиняя спасителя российского флота полковника Шатского в неисполнении приказа о затоплении флота.

Руководители фашисткой Германии наделяли своих противников термином «враг нации», или «личный враг фюрера». Писатель Салман Рушди за свое произведение «Сатанинские стихи» (1988 г.) попал в категорию «враг ислама» и был приговорен аятоллой Хомейни к смерти. Определенные западные политики нередко применяют термин «враг демократии» в отношении нелояльных к ним политических режимов и лидеров, и тем самым также стремятся поразить их в своих правах.

В период формирования национальной (этнической, конфессиональной) идентичности происходит массовизация общества, в ходе которой идентифицированный правящим классом (лидером) «враг» начинает восприниматься как всеобщая угроза. Таким «врагом» для народа США может быть Бен Ладан, Иран, Северная Корея, Россия и др. Главное для США и других имперских государств, чтобы пантеон «врагов» не заканчивался. Это необходимо для того, чтобы в напряжении и послушании держать свой народ, ссылаясь на внешнюю угрозу и ограничивать в возможностях (экономических, политических и др.) внешних оппонентов.

6. В закрытых социальных системах понятие «враг» ассоциируется с «абсолютным злом», на борьбу с которым мобилизуются все силы и средства, и которое  не предполагает никаких компромиссов. Такая поляризация наиболее характерна для тоталитарной идеологии и политики. Основной её принцип: «кто не с нами – тот враг!».

Однополярный мир, по сути, также представляет авторитарную систему отношений, в которой доминирующий актор единолично определяет, кто «друг», а кто «враг». В современном мире США пытаются закрепить свое доминирующее положение в Мировой системе отношений. Поэтому любое государство, проводящее даже не враждебную США, а суверенную политику, может попасть в категорию «враг». В качестве примера можно взять Россию времен правления президента Путина, который пытался дружить с Западом, но на относительно равных условиях. Но для США даже относительное равенство России оказалось не приемлемым, и Россия стала для Запада врагом.

7.Плюралистический подход к определению «врага». Многополярный мир представляет собой сложную динамику партнерства и соперничества, кооперации и противоборства. Поэтому в нем неизбежно возникают более сложные отношения дружбы и вражды. Например, по одним проблемам два государства могут сотрудничать на взаимовыгодной основе, по другим – сохранять «нейтралитет», а по третьим – конфликтовать. В результате (по К. Уоллендеру), возникают такие  отношения как «враждебные друзья» или «дружественные противники».[278]

Так, например, Соединенные Штаты, объявляя Россию «врагом № 1», вынуждены покупать у нее урановую руду и другие виды сырья, так как испытывают в этом нужду. Кроме того, в многополярном мире  дружеские и враждебные отношения со многими государствами не всегда четко определены. Поэтому всегда существуют различные варианты развития этих отношений, и различные варианты интерпретации понятия «враг», например, типа «дружественных врагов» или «враждебных друзей». А транснациональные монополии, ради своей экономической выгоды, готовы торговать и с «врагами» и с «друзьями».

 

7.2.Сходство и отличие понятия «враг» от иных «однопорядковых» понятий

Идентификация и разделение людей являются необходимым условием группообразования и формирования социальной структуры. Поэтому в диаде «мы-группа» – «они-группа» («свой» – «чужой»), по сути, нет никаких парадоксов. Общество состоит из первичных и вторичных, больших и малых социальных групп, а «свой» может быть очень  и не очень близким человеком, а «чужой» – не обязательно «недругом» или «врагом». Кроме того, существует огромное количество индивидов и групп, которых мы не в состоянии точно идентифицировать.

 Следовательно, когда диада взаимного восприятия не имеет жестких критериев противопоставления, т.е. предполагает различные промежуточные состояния (например, «чужой», «другой» «не свой» и т. д.), то оснований для негативного восприятия сторонами друг друга вроде бы и нет. И даже в состоянии непосредственного противоборства, во взаимном восприятии конфликтующих сторон, кроме крайней позиции «друг – враг», существует множество промежуточных состояний. Так, применительно к теории производственного конфликта есть, например, выбор между такими понятиями, как «противник» и «оппонент» с явным предпочтением последнему.

По мнению Ф.М. Бородкина и Н.М. Коряка, «Стороны, сталкивающиеся в конфликте, неправомерно было бы называть противниками, поскольку этот термин несет большую эмоциональную нагрузку – в реальных конфликтах сталкивающиеся между собой стороны далеко не всегда ощущают себя противниками, не всегда находятся во враждебных отношениях. Поэтому для обозначения участников конфликта мы выбрали термин «оппоненты».[279]

Можно согласиться с авторами названной книги в том, что термин «оппонент» в наибольшей степени соответствует производственному конфликту. Но, все же, необходимо заметить, что тот или иной термин выбирается не в зависимости от того, в какой сфере происходит конфликт, а от конфликтной установки сторон, стадии развития конфликта, формы противоборства и применяемых в нем методов и средств.

К сожалению, из-за дефицита терпимости в российском обществе (и не только), нередко человека, имеющего иное мнение, мы воспринимаем как врага. Это, в частности, показали дебаты в российском информационном поле (2014-2022 гг.) по поводу событий на Украине. Например, если в ходе публичного дискурса человек высказывал отличную от доминирующей в общественным мнением точку зрения, то он, как правило, идентифицировался как «враг». Еще более категоричными стали оценки с началом СВО (Специальной военной операции), когда за отличную от официальной точку зрения стало возможным привлекать к уголовной ответственности. Поэтому существует насущная потребность четкого определения и разграничения таких однопорядковых, но не идентичных понятий как «враг» «недруг», «противник», «оппонент» и др.

Оппонент (лат. opponens – возражающий) – лицо, имеющее противоположное мнение и выступающее с критикой в споре. Следовательно, с оппонентом можно вести диалог: отстаивать свое мнение, уточнять позиции сторон, учитывать взаимные претензии, находить компромиссы и даже обоюдовыгодные соглашения. Безусловно, лучше иметь дело с оппонентом, чем с врагом. Но с конфликтологической точки зрения переход от восприятия «враг» к восприятию «оппонент», по нашему мнению, является резким и не всегда возможным, иными словами, в этой диаде «не хватает» еще одного промежуточного понятия (звена) – «противник». Тогда диада превращается в триаду типа: «враг – противник – оппонент», и переход от вражды к диалогу становится менее «парадоксальным».

Противник – от коренного слова против, то есть расположенный напротив кого-то, чего-то; выступающий (действующий) против кого-то, чего-то.  Слово противник в русском языке имеет несколько сходных значений: 1) человек, относящийся враждебно или негативно (отрицательно) к другому; 2) человек, стремящийся победить другого (соперник); 3) неприятель, враг.[280]

Но противник может быть, а может и не быть врагом. Из этого следует, что с противником можно конкурировать, соревноваться, бороться, сражаться, т.е. доказывать свою правоту, свое преимущество в чем-либо. Наконец, противника можно победить и подчинить себе, Враг же, как правило, подлежит уничтожению.

Недруг – человек, который не является вашим другом. С этимологической точки зрения «не друг» обозначает нейтральную позицию в системе взаимных отношений, так как «он» и не друг, и не враг, и не противник. Достаточно точно такую «не дружескую» систему отношений описал Владимир Высоцкий в одной из своих песен: «Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а так…». Но у Высоцкого «не друг» состоит из двух слов. Если же мы говорим «недруг» одним словом, то это уже звучит как недоброжелатель, например: «наши недруги, желают нам погибели». Важно также, в каком контексте произносится слово «недруг». Но в любом случае недруг не является непосредственным врагом и с ним можно налаживать отношения, но быть начеку.

Другой – это человек не похожий на нас. Он «другой» по каким-то социокультурным и иным критериям оценки. Поэтому при встрече с «другим» мы испытываем беспокойство и неопределенность. Если «другой» оказался в компании «наших», то мы уже не можем быть до конца откровенными в своих суждениях и оценках, так как не можем доверить «другому» то, что доверяем «своим». И даже более близкое познание «другого» не может полностью снять различий между ним и «своими».

По мнению Льва Гудкова, ««Другой» близок к семантике «маргинал», но отличается от него тем, что этот персонаж почти всегда полупосторонний или временный, периодически возникающий актор. Его функция – указать изнутри, т.е. в ценностной перспективе общепринятых значений группы, на культурные границы «мы-группы», зоны «своих», пределы «наших».[281]

Если функция «Другого» состоит в определении зоны «своих», то   более близкое его познание не обязательно способствует уменьшению инаковости между «Своими» и «Другим». В этой связи Ивэр Нойманн пишет: «Методологически соблазнительно было бы думать, что более близкое знакомство уменьшает степень инаковости и отчуждения, но, тем не менее, это предположение попросту ошибочно. Эмпирически оно опровергается работой сотен антропологов. …поскольку проблемой при разграничении являются не «объективные» культурные различия, а способы активизации символов, становящихся частью капитала идентичности данного человеческого коллектива… Любое различие, сколь угодно мелкое, может получить политическое значение и служить для разграничения идентичностей…».[282]

Следовательно, в политическом плане причиной разграничения между «своими» и «Другим» может стать любое даже самое мелкое различие. И даже рост знаний о «Другом» не препятствует такому разграничению. Поэтому целенаправленное разграничение близких по своим ментальным качествам людей по принципу «мы» - «другие» может стать исходной точкой для возникновения (возбуждения) между ними враждебных отношений. Например, идеологи украинского национализма всячески подчеркивают отличие украинцев от русских, стремясь найти лишь то, что нас может разъединить, при этом они демонстративно «не замечают» всего того, что нас объединяло (объединяет) на протяжении многих веков.

Чужой – это уже идентифицированный «другой». Но если «другой», в ходе его идентификации, по каким-то критериям, может стать «своим», то «чужой» «своим» не может быть по определению. Чужого нельзя пускать в дом, с ним нельзя иметь серьезных отношений. Родители не разрешают своему ребенку вступать в разговор с «чужими» и принимать от них гостинцы, так как они ассоциируются с опасностью и возможным злом. К «чужим» у нас совсем иные отношения, чем к «своими». В отношении с «чужими» действует принцип: что положено «своим», не положено «чужим».

«Чужой», прежде всего, обозначает внешние границы «своих». Благодаря «чужим» мы можем определять пределы идентичности своей социальной группы. По мнению Льва Гудкова, ««Чужим» действующий может быть только по отношению к закрытым группам, куда доступ очень жестко регулируется или просто закрыт: в качестве барьеров могут служить расовые или этнические предрассудки и нормы, накладывающие известные запреты на поведение, этноконфессиональные границы, социальные барьеры между кастами или сословиями – короче, любые аскриптивные или близкие к ним по жесткости социальные определения».[283]  Например, в последние годы в России наблюдается рост негативных настроений в отношении мигрантов, которые большинством россиян воспринимаются как «чужие». При этом 68% опрошенных считают необходимым ограничить приток трудовых мигрантов в Россию и только 11% россиян согласны с их притоку в страну.[284]

Весьма сложная ситуация возникла в странах Евросоюза в связи с наплывом беженцев из стран Ближнего Востока и Северной Африки. Часть стран (в основном Германия) относились к беженцам как к «другим», которые в ходе их адаптации могут стать «своими». Но большинство же стран Евросоюза отнеслись к беженцам как к «чужим» и не желали видеть их на своей территории.

Среди «своих» всегда существует равенство определенных возможностей. Например, за «своего» можно выйти замуж (женится), а за «чужого» нельзя, так как он из другой социальной группы (нации, расы, касты, религии, социального слоя). Нередко дихотомия «свой – «чужой» целенаправленно используется правящим классом для поиска внешнего врага с целью сглаживания классовых противоречий внутри страны и/или отвлечения народных масс от проблем, вызванных неэффективным государственным управлением.[285] Ярким примером такой «внешней» и «внутренней» политики может служить политика пришедшего к власти в результате государственного переворота  (февраль 2014) нацисткого режим на Украине. Конфронтация с Россией для Киевского режима, по сути, стала «спасительной соломинкой», позволяющей удерживать власть в стране, запугивая свой народ внешней угрозой со стороны России. А с началом СВО (22.02.2022 г.) «враг» для украинцев, в лице России и россиян, стал вполне очевидным.

Дихотомия «свой – «чужой» является одним из вариантов дихотомии «мы» – они» и может быть предварительной стадией трансформации отношений к дихотомии «друг» – «враг».

Враг – это актор (явление), представляющий собой реальную или мнимую угрозу самому существованию индивида, группы, социума, носитель антигуманных свойств и качеств. Поэтому враг связан с такими понятиями и явлениями как «война», «агрессия», «насилие»,  «страх», «горе», «уничтожение», «жертва».  «Смертельная опасность, исходящая от врага, – по мнению Л. Гудкова, – является важнейшим признаком этих смысловых или риторических конструкций. Этим враг отличается от других, хотя и близких персонажей символического театра…».[286] Следовательно, важнейшим признаком идентификации «врага» является исходящая от него смертельная угроза человеку, группе, социуму.

Следующим отличительным признаком врага является его дегуманизация – наделение врага различными негативными свойствами и качествами. Так, известный исследователь психологии агрессии Л. Берковец подчеркивает различие между инструментальной агрессией, при которой нападение обусловлено в основном стремлением к достижению определенной цели, и враждебной агрессией, при которой основной целью является нанесение вреда или уничтожение жертвы.[287] Поэтому «враг» ассоциируется со злом, ненавистью, агрессией, коварством, насилием, смертью и прочими негативными явлениями.

Понятие «враг» ассоциируется с такими однокоренными словами как, вражда – недоброжелательные и неприязненные отношения и действия; враждебный – исполненный вражды, неприязни, стремящийся причинить вред. Слово враг также имеет несколько следующих значений: 1) тот, кто находится в состоянии вражды, борьбы с кем-то, чем-то; противник, недруг; 2) военный противник, неприятель; 3) тот, кто приносит зло, вред.[288]

Итак, краткий анализ основных исследуемых понятий показывает, что во взаимодействии сторон существует богатый «арсенал» возможных вариантов взаимного восприятия (друг, недруг, оппонент, противник, враг и др.). При этом важно, чтобы выбранный вариант отношения сторон соответствовал сложившейся ситуации и отвечал интересам и целям субъектов взаимодействия, особенно в условиях конфликта и поиска компромисса.

 

7.3. Образ врага как социальный феномен общественного сознания

«Образ врага» – это качественная (оценочная) характеристика (имидж) «врага», сформированная в общественном сознании.  Это восприятие врага и представление о враге. При этом враг и его образ могут значительно отличаться друг от друга, т.к. восприятие отражает не только объективную реальность, но и оценочные интерпретации, и эмоциональные компоненты перцепции. Кроме того, на формирование образа врага оказывают влияние стереотипы и установки, присущие массовому сознанию. Необходимо учитывать также то, что восприятие врага опосредовано определенными источниками информации, например СМИ, которые могут целенаправленно формировать определенный имидж врага, нагнетая чрезмерные страхи и приписывая образу различные мифологические характеристики.

Интересное сравнение между понятием «образ врага» и рациональным «представлением о враге» предложил Клаус Вашик: «Социально-психологическое понятие «образ врага» следует принципиально отделять от «представления о враге» – рационально контролируемой концепции военного или политического противника. Если «представление о враге» направлено, прежде всего, на более или менее точную оценку противника, то «образ врага» характеризуется в идеологическо-догматическом смысле отсылкой к иррациональным факторам. «Образ врага» является продуктом пропаганды, которая при помощи семантических, оптических и графических средств демонизирует политического и идеологического противника, для того чтобы (как правило) легитимировать собственное господство».[289]

Безусловно, «образ врага» является продуктом пропаганды, который целенаправленно формируется в общественном сознании и рассчитан на массового потребителя. Это навязывание широкой общественности определенного видения мира и один из примеров символического насилия. Это также борьба за символическое господство.[290] Для подавляющего большинства населения, не очень сведущего в «большой политике», образ врага может быть своего рода эмоционально-пропагандистской завесой, под покровом которой политики профессионалы решают свои стратегические и тактические задачи. Кроме того, наличие соответствующего образа внешнего врага не только существенно повышает внутреннюю интеграцию социума, но и делает его более управляемым.

Но для широкой общественности (конкретной социальной общности)  различные образы врагов, наряду с другими образами, способствуют формированию общей картины мира. Они дают представление о том, кто (что) является угрозой в определенный момент времени и в определенной ситуации, каковы параметры этой угрозы (сила, активность, антигуманность), что необходимо предпринять для защиты от врага. Кроме того, сформированный образ врага «должен» внедрять в общественное сознание представление о том, что идентифицированный враг является источником всех бед, носителем антигуманной сущности, и то, что он (враг) целенаправленно планирует и совершает свои чудовищные преступления.

Образ врага также должен способствовать мобилизации социума и конкретных людей-защитников на борьбу с «коварным врагом». Поэтому формируемый образ врага, по всем критериям, должен соответствовать сложившейся ситуации, менталитету общества и целям субъекта, конструирующего образ врага.

Но верно также и то, что путем целенаправленно формируемых в общественном сознании образов врага, мы конструируем новую социальную реальность. По этому поводу весьма точно и образно выразился американский психолог и публицист С. Кин: «Сначала мы создаем образ врага. Образ предваряет оружие. Мы убиваем других мысленно, а затем изобретаем палицу или баллистические ракеты, чтобы убить их физически. Пропаганда опережает технологию».[291] Иными словами – войны начинаются в умах людей. Поэтому целенаправленное формирование образов врага может быть чревато негативными последствиями.

Как уже говорилось, сформированные в общественном сознании образы врагов, как и другие негативные стереотипы, могут храниться в народной памяти, переходя от поколения к поколению, меняться от эпохи к эпохе, «нивелироваться» (исчезать) и возрождаться вновь. При этом уже «апробированные» модели образов врага могут «модернизироваться» в соответствии с новыми обстоятельствами и использоваться вновь. Так, например, образы немецких завоевателей (крестоносцев, тевтонских рыцарей и др.), были использованы советской пропагандой в годы 2-й мировой войны, а зверства украинских карателей-бандеровцев времен 2-й мировой войны, современная российская пропаганда сравнивает с украинскими карателями из нацистского полка «Азов» и других подобных подразделений пост майданного периода на Украине.

 

 

 

7.4. Качественные характеристики образа врага

 Одним из важнейших требований, предъявляемых к формируемому образу врага, является его соответствие тем функциональным задачам (пропагандистским интересам), которые решает актор, конструирующий соответствующий образ. Поэтому целенаправленно формируемый образ врага наделяется определенными качественными характеристиками, соответствующими решаемым актором задачам и сложившейся ситуации. Иначе его (образа) КПД (коэффициент полезного действия) не «оправдает» затраченных на его создание ресурсов.

Примеры формирования не вполне адекватного сложившейся ситуации образ врага имели место быть в СССР в начальный период Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.).[292] Нередко в публикациях и кинохронике немецкие (румынские, венгерские, итальянские и др.) солдаты представали как солидарные нам простые рабочие и крестьяне, но в силу обстоятельств, вынужденные воевать против своих классовых «товарищей». Очевидно здесь «сработали» стереотипы «классовой большевистской пропаганды», с помощью которой большевики разваливали Российскую царскую армию и царизм в целом еще в первую мировую войну, стимулируя русских (и др.) солдат к братанию с немцами и покиданию своих боевых позиций. Тогда задача большевиков состояла в том, чтобы прекратить развязанную международным капиталом мировую бойню, абсолютно чуждую российским рабочим и крестьянам, и сконцентрировать усилия на свержение царизма.

После нападения фашисткой Германии на СССР, потребовалось несколько месяцев кровопролитной войны и огромные потери, прежде чем созрело четкое понимание того, что против нас воюет хорошо мотивированный сильный и беспощадный тотальный враг. К декабрю 1941 года образ врага был значительно трансформирован. Отныне он (образ) «призывал» каждого советского человека принять участие в поголовном уничтожении всех, вторгшихся на нашу территорию фашистов и отомстить за злодеяния врага: «Ты слышишь, товарищ, стон истязаемых и убиваемых фашистами наших братьев и матерей. К тебе обращают они предсмертные слова: отомсти фашистам сполна, отомсти за кровь и слезы детей, за поруганную девичью честь, за смерть наших близких и родных людей… Учись военному делу – нам надо перебить немецких оккупантов, всех до единого!».[293]

От того, какие характеристики закладываются в формируемый образ врага, зависит наше отношение к реальным событиям и фактам. Например, если взять за основу одну из версий, в соответствии с которой на стороне ИГЛ (так называемого «Исламского государства») воюют, преимущественно, выходцы из беднейших мусульманских стран, то в нашем представлении возникают фрагменты классового конфликта. Если же за основу взять сугубо религиозный фактор, то мы можем воспринимать этот конфликт как религиозный. Некоторые исследователи склонны видеть в феномене ИГЛ одно из проявлений цивилизационного конфликта, другие пытаются представить его как конфликт между двумя религиозными течениями в исламе – шиитами и суннитами.

Если же мы сумеем выявить, из каких источников идет финансирование ИГЛ и других бандитских формирований, воевавших и воюющих в Сирии, то мы можем вычислить геополитических игроков, которые для достижения своих целей, используют различные факторы формирования образ врага из законно избранного Президента Сирии Башара Асада.

Аналогичным образом необходимо анализировать нацистский Киевский режим, который пытается выдавать себя за «народный» всеукраинский. Но если взять во внимание тот факт, что этому режиму помогают воевать против России США и их союзники, то образ реального врага увеличивается до глобальных масштабов. А Киевский режим в этом глобальном образе позиционируется как марионеточный ударный кулак глобального Запада.

В любом случае целенаправленно формируемый образ врага должен быть функциональным, то есть стимулировать людей на достижение целей актора, конструирующего конкретный образ. Так, например, Западные колонисты, чтобы солдатам-завоевателям проще было с моральной точки зрения убивать и грабить народы порабощенных стран, представляли (описывали) эти народы дикарями, недочеловеками. А потом, в результате колониальных войн, истребляли их миллионами, не испытывая при этом угрызения совести.

Аналогичным образом поступала и пропаганда фашисткой Германии в годы 2-й мировой войны. Так, в 1942 году Мартин Борман выпустил брошюру «Недочеловек», в которой он так определял образы врагов – евреев, славян, цыган и других групп населения: «Недочеловек – такое природное существо, которое биологически кажется совершенно похожим на человека… Однако это совершенно другая, страшная тварь, только набросок человека, с человекоподобными чертами лица – однако в духовном и душевном отношении отстоящая от человека дальше, чем любое животное».[294] Но в наибольшей мере дегуманизация коснулась еврейской нации. Уже в 1919 году Гитлер назвал «еврейское воздействие» «расовым туберкулезом нации», а в 1930-е годы еврейство сталь «болезнью», евреи – «бациллами», «паразитами» и «животными».[295]

Уже в достаточной степени сформированный образ врага-еврея, в годы войны с Советским Союзом был фашистской пропагандой трансформирован и перенесен на большевистский режим власти в СССР. Примером такого симбиоза образов может служить один из плакатов 1943 года, предназначенный для жителей оккупированных областей СССР: «Евреи – наши вечные враги. Сталин и евреи – это банда преступников».[296] Этот плакат был рассчитан на обиженных сталинским режимом советских людей. Для внутри германского «потребителя» фашистская пропаганда культивировала образ внешнего врага – «еврейского большевизма», утверждая, что в России в 1917 году победила не марксистская идеология, а «международное еврейство», которое несет угрозу всему мировому сообществу.[297]

Советская пропаганда времен СССР, как правило, акцентировала внимание своих «потребителей» на классовых характеристиках врага. Например, представители «мирового империализма» изображались пузатыми, тонконогими человечками со злобным выражением лица, пытавшимися поработить народы стран Азии и Африки или развязать мировую войну. Трудящиеся развитых капиталистических стран изображались как угнетаемые капиталистами социальные слои, которые вот-вот скинут с себя ярмо капитализма.

Некоторые советские стереотипы (традиции) в изображении врага используются и сейчас. Так, например, в ходе освещения событий на Украине, высшие должностные лица и рядовые российские пропагандисты подчеркивают свое доброе отношение к простым украинцам. А всю вину за разрыв добрососедских связей между Россией и Украиной возлагают на пришедший в ходе государственного переворота в 2014 году нацистский режим и его западных покровителей.

А нацистская пропаганда Украины, копируя приёмы пропаганды фашисткой Германии, пытается сформировать из русских и россиян образ дикарей-азиатов, не достойных жить в современном европейском обществе.

 

 

 

 

7.5. Факторы, способствующие формированию образа врага

Под факторами мы будем понимать причины, движущие силы, оказывающие непосредственное влияние на процесс формирования общественного мнения.

В качестве первого «непосредственного фактора мнений толпы» Г. Лебон выделяет «образы слова и формулы».[298] Ю. Левада называет в качестве основных специфических средств реализации функций общественного мнения «язык» общественного мнения, каналы его распространения и механизмы воздействия. «Этот «язык» беден и прост по сравнению с языками лингвистическими или «языками» искусства, права, религии, – и потому удобен для массового общения по всем его линиям (человек–человек, человек–группа, человек–институт)».[299] В данном случае, по нашему мнению, речь также идет о языке образов.

По мнению У. Липпмана, первичными стимулами, для формирования общественного мнения («создания общей воли») также являются образы: «Поблекшие образы замещаются другими образами, их сменяют имена или символы. Однако эмоции сохраняются, возникая под влиянием образов-субстратов и имен-субстратов».[300] (Субстрат от лат. – замена).

Следовательно, первичным фактором (стимулом) для формирования общественного мнения являются образы каких-то социально значимых событий, явлений, идей и др. Образ (в социологии) - это обобщенное, социально сконструированное отражение реальных характеристик предметов и явлений. Образы стандартизированы и упрощены для того, чтобы быть максимально доступны для восприятия самой широкой аудиторией. Например, чтобы стимулировать создание из какого-то явления или актора образ врага, надо наделить его негативными образами типа «враг», «предатель», «националист», «нацист», «фашист» и др. Все эти слова-образы несут в себе негативный эмоциональный заряд. «Накладываясь» на уже сформировавшиеся у индивида или социальной группы стереотипы, образы вызывают, прежде всего, соответствующие (ожидаемые, планируемые) эмоции. Следовательно, эмоции являются первичной реакцией на определенный образ-стимул.

Другим, необходимым свойством (качеством) формирующего образа врага является исходящая от него (врага) опасность. Поэтому он наделяется такими характеристиками как «агрессор», «убийца», «насильник», «палач», «террорист» и др.

Все эти негативные слова-образы (слова-стимулы), как правило, «подтверждаются» реальными или вымышленными примерами (рассказами очевидцев, видео картинками и др.), которые призваны вызвать максимально возможный эмоциональный всплеск. Так как особенно в условиях ограниченной информации, конкретных знаний и личной  (тематической, гносеологической, физической и др.) отстраненности от обсуждаемого объекта, эмоции играют первостепенную роль.

Процесс восприятия образа-стимула, по Липману, состоит из трех частей: «Стимул исходит извне, реакция также возникает за пределами поля зрения человека, и только эмоция полностью развивается внутри него… Главное здесь – чувство, испытываемое человеком. Оно первично».[301]

Для того чтобы индивидуальная реакция-эмоция стала органической частью общественного мнения, необходимо наличие такого образа-стимула, который станет основой для возникновения общих чувств, «даже если эти чувства исходно связаны с кардинально различными идеями».[302] Например, негодование неадекватными действиями властей могут возникнуть как у представителей либеральной, так и у представителей коммунистической идеологии и тогда общие чувства могут их объединить в оценке конкретной социальной проблемы и идентификации общего врага.

Для возникновения эмоций также существенное значение имеет форма подачи образа и каналы доставки его до субъекта общественного мнения. Например, если о «злодеяниях врага» сообщают по телевидению и при этом неоднократно показывают самые драматические и кровавые сцены насилия, то это сообщение заведомо вызовет больше эмоций, нежели «сухие» строки газетного текста.

Следующим фактором, оказывающим непосредственное влияние на процесс формирования общественного мнения, является идея, содержащаяся в образе-объекте (событии, факте, явлении и т.д.), которая, в той или иной мере, отражает определенные социально значимые интересы. На основе социальных интересов происходит идентификация людей, разделяющих или не разделяющих эти интересы. И чем в большей мере  идея отражает интересы максимально возможного количества людей, тем вероятнее возможность формирования определенного общественного мнения. Например, если внешняя («смертельная») угроза затрагивает безопасность подавляющего большинства граждан страны, то образ врага сформируется в считанные часы и дни. И на борьбу с таким врагом поднимется вся страна, по принципу: «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой».

Фактором, непосредственно влияющим на процесс формирования образ врага, является также актуальность идеи, содержащаяся в образе. Актуальность – это выражение степени неотложности решения назревшей социально значимой проблемы. В ходе проведения опроса, ее (актуальность проблемы) можно выявить, задав респондентам, например, следующий вопрос: «Какие проблемы нашего общества тревожат Вас больше всего?», или: «Что (кто) представляет наибольшую опасность для общества, страны?»; «Какие проблемы необходимо решать в первую очередь?». Степень актуальности может выражаться, например, таким лозунгом как: «Враг у ворот!».

Следующими факторами, оказывающими непосредственное влияние на процесс формирования общественного мнения, являются интенсивность, массовость и продолжительность подачи образа-объекта. От них во многом зависит динамика процесса формирования общественного мнения. Например, если о каком-то событии, явлении и т.д. «настойчиво» сообщают сразу несколько источников СМИ, при этом, неоднократно повторяя, дополняя и комментируя сказанное, то мы имеем дело с высокой степенью интенсивности подачи информации. Массовость предполагает максимальный охват субъекта общественного мнения. Продолжительность – это время воздействия информации на субъект. Если все эти три фактора использовать в процессе формирования общественного мнения, то можно добиться максимальной эффективности.

К факторам, влияющим на формирование образ врага, также относятся символы, с помощью которых у отдельных индивидов и групп формируется отношение к врагу. Например, «красное знамя», «серп и молот» являлись символами, способствовавшими мобилизации рабочих и крестьян на борьбу с классовыми врагами в гражданской войне. Символ-плакат «Родина-мать завет» и песня-призыв «Вставай стана огромная, вставай на смертный бой…» способствовали мобилизации советских людей на борьбу с фашисткой Германией. При этом, чем в большей мере новые или старые символы будут соответствовать сформировавшимся у людей стереотипам, тем эффективнее будет процесс формирования общественного мнения.

Особая роль в процессе формирование образ врага принадлежит «лидерам мнений». К таким лидерам относят известных людей (политиков, ученых, деятелей культуры, прославленных спортсменов и др.), мнение которых пользуется авторитетом у широких слоев общества. Публично высказанное и растиражированное СМИ мнение о враге авторитетного человека, становиться одним из действенных факторов формирования образа врага.

На качество формируемого мнения так же непосредственно влияет компетентность самого субъекта мнения об оцениваемом им объекте. Это, прежде всего, его знания, представления, информированность, возможность и способность сопоставления оцениваемого объекта с подобными другими. Мнение знающего человека, обычно, называют «экспертным мнением».

 

7.6. Динамика формирования образа врага

Процесс формирования образа врага, также как и процесс формирования общественного мнения, проходит следующие стадии: зарождение, формирование, функционирование, спад, отмирание.[303]

1.На стадии зарождения происходит актуализация проблематики «врага». Как правило, СМИ (средства массовой информации) доводят до граждан информацию о возникшей угрозе. Люди пытаются из различных источников найти сведения о реальном или мнимом враге и выработать свое личное оценочное суждение по поводу обсуждаемой проблемы. Восприятие и оценка информации пока происходит на индивидуальном уровне и на уровне межличностной коммуникации. Индивид, включившийся в процесс обсуждения проблемы, становится не только получателем, но и передатчиком и интерпретатором информации.

 Различный уровень осведомленности людей по обсуждаемому вопросу, различный уровень их образования, воспитания и культуры, их неодинаковый жизненный опыт и ценностные ориентации способствуют тому, что на дискуссионном поле  наблюдается большое многообразие различных слухов, оценок, предположений, суждений. При этом в ходе «усвоения» и передачи информации каждая личность придает ей свой вариант осмысления, понимания и оценки. Таким образом, информация приобретает характеристики индивидуального и группового оценочного суждения о враге. При этом у значительного количества людей формируется состояние враждебности к предполагаемому врагу.

Враждебность в своем развитии может принимать различные состояния: от одностороннего недружественного акта, до двусторонней полномасштабной вражды; от минутного негативного восприятия, до многовековой ненависти. Традиционно образ врага формируется на основе недоброжелательных,  неприязненных (враждебных)  отношений и/или действий.

2. На стадии формирования образа врага наблюдается выход индивидуальных оценочных суждений за рамки индивидуального сознания. Желание людей поделиться своим личным мнением с другими и выразить его публично приводит к возникновению дискуссий на социально-групповом и общественном уровнях. В ходе дискуссии происходит столкновение и борьба индивидуальных и групповых мнений на разных уровнях социального взаимодействия. При этом в соответствии с разработанной П. Лазарсфельдом, Б. Берельсоном и Г. Годэ моделью двухступенчатой коммуникации, информация, передаваемая населению через средства массовой коммуникации, лучше усваиваются не непосредственно и сразу, а спустя какое-то время под влиянием лидеров мнений. В ходе взаимодействия и противодействия различных разрозненных мнений происходит их слияние и размежевание и выделение доминирующих над другими мнений, которые начинают овладевать сознанием все большего числа людей.[304] В результате доминирующее мнение получает поддержку большинства.

Сам процесс формирования образа врага обусловлен ранее сформированными негативными стереотипами, которые сами по себе не являются непосредственной причиной враждебных отношений. Но они способствуют ускорению формирования образа врага и определению его основных оценочных характеристик. Историческая память любого сложившегося социума позволяет людям сохранять и передавать из поколения в поколение ранее сформированные   образы врагов и механизмы их идентификации. Поэтому, когда перед социальной общностью возникает та или иная опасность, народная память «воскрешает» соответствующий ситуации стереотип образа врага, и на его основе в общественном сознании  формируется новый (обновленный) образ врага.

Так, например, вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз (22 июня 1941 г.) в одночасье превратило бывшего экономического и политического партнера (в соответствии с Мюнхенским договором 1939 г.) в заклятого врага всего Советского народа. Потому что российский (русский) народ в прошлом неоднократно подвергался подобным нападениям со стороны немцев (и не только). И никакие ухищрения геббельсовской пропаганды, пытавшейся представить немецких (и не только) оккупантов освободителями от коммунистического режима, не смогли ввести многонациональный советский народ в заблуждение.

Усвоенные ранее стереотипы легко воспроизводятся в общественном сознании и могут «переключаться» с одного объекта на другой, а также ослабевать или усиливаться. Так, если в мае 2001 года, по данным ВЦИОМ, лишь 7% россиян считали Грузию враждебным государством, 8% считали ее союзником, то летом 2006 года, (после целого ряда враждебных по своей сути по отношению к России провокаций со стороны режима Саакашвили) по данным «Левада-центра», уже 44% респондентов считали Грузию врагом и лишь 3% – другом.[305] А после Грузино-осетинской войны (август 2008 г.), уже 62% россиян стали считать Грузию врагом.[306] Аналогичным образом, после начала СВО, изменилось мнение россиян в отношении Украины. Так, если в октябре 2019 года 56% россиян заявили, что в целом хорошо относятся к Украине,[307] то в сентябре 2023 года 41% россиян «определенно» и 32% «скорее» поддержали действия российских войск на Украине. Не поддержали 11 и 9% соответственно[308]

3. Стадия функционирования сформировавшегося образа врага характеризуется тем, что оно (мнение) достаточно четко отражает позицию большинства и выполняет свои «институциональные» функции в обществе. Например, обозначает позицию большинства по отношению к врагу, оказывает влияние на деятельность органов власти и поведение людей, учитывается при выработке и осуществлении управленческих решений, функционирует в коммуникативной системе отношений, реализуется в духовно-практической жизни.

Стадия функционирования образа врага обладает определенной устойчивостью, обусловленной перманентной актуализацией проблематики «врага» в СМИ, интересом людей к существующей проблеме, страхом перед реальной или мнимой угрозой и желанием избавиться от этой угрозы.

4. На стадии спада происходит снижение массового интереса к проблематике «врага». В результате сужается социальный состав субъекта, снижается социальная значимость проблемы. Это может быть обусловлено следующими обстоятельствами: 1) решением (в основном) проблемы, ставшей объектом общественного мнения, например, заключением определенных договоренностей с «враждебным» государством;  2) частичным решением обсуждаемой проблемы. Например, принятием превентивных мер оборонительного характера; 3) декларативными обещаниями властей решить проблему в ближайшем будущем; 4) потерей надежды у значительного числа людей на решение проблемы в ближайшей перспективе, то есть, усталость и привыкание людей к реальной или мнимой опасности; и др.

5. На стадии отмирания, мнение о враге теряет качество общественного и превращается в разрозненные суждения отдельных людей и групп, которые не способны оказывать существенного влияния на существующие общественные отношения и поведение.

Необходимо иметь в виду, что границы между различными стадиями развития и функционирования общественного мнения весьма условны и не поддаются четкой градации. Кроме того, существуют долговременные длящиеся многие годы, и даже столетия процессы формирования общественного мнения, результатом которых являются существующие в обществе социальные нормы, традиции, стереотипы и др., на которые сложно повлиять в плане из изменения. Например, антагонизм между бедными и богатыми людьми (классами, нациями, странами); отношения между отдельными этносами, например, израильтянами и палестинцами. 

Существуют также кратковременные (цикличные) процессы формирования образа врага, обусловленные необходимостью решения для актора какой-то очередной неотложной социально-экономической, политической, идеологической и иной проблемы. Например, в преддверии выборов в Государственную Думу РФ коммунисты, для привлечения голосов избирателей, актуализируют свою классовую «враждебность» по отношению к эксплуататорам трудового народа. В США накануне формирования бюджета, ястребы из Пентагона традиционно пугают граждан своей страны внешними угрозами и врагами.

Формирующийся образа врага должен отвечать определенным требованиям (потребностям) стороны, формирующей образ врага:

1. Отвечать целям и задачам противоборствующей стороны, которая  конструирует определенный образ врага.

2. Выполнять оценочные функции с точки зрения существующих в социуме традиций, стереотипов, системы ценностей и мировоззрения.

3. Удовлетворять инструментальным потребностям, например, предоставлять информацию о реальной или мнимой угрозе, о количественных и качественных характеристиках врага, о возможных санкциях, которые могут быть применены в отношении врага, о величине ущерба, причиненного врагом и возможной компенсации.

 4. «Разоблачать» антигуманную сущность врага и его преступные планы.

 5. Способствовать внутренней консолидации стороны конфликта для борьбы с идентифицированным врагом.

6. Способствовать привлечению на свою сторону новых союзников.

7. Информировать мировую общественность о «страшной» опасности, исходящей от идентифицированного «врага».

 Сконструированный из России в ходе СВО украинской пропагандой и глобальным Западом образ врага, в целом отвечает всем перечисленным выше требованиям.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть третья

Управление конфликтом  и роль образа жертвы

В третьей части исследования будут рассмотрены стадии развития конфликта, понятие, сущность и динамика управления конфликтом. Будет изложено авторское понимание сущности управления и особенностей процесса управления конфликтом с определением прямых и косвенных сторон конфликта, возможных субъектов управления конфликтом, а также целей, этапов и механизмов управления конфликтом.

 В девятой главе исследования будут проанализированы отдельные (конкретные) конфликтные ситуации с применением выше изложенной авторской концепции конструирования образа жертвы в социально-политическом конфликте с целью управления конфликтом. В ходе анализа реальных конфликтных ситуаций особый акцент будет сделан на роль целенаправленно сконструированного образа жертвы с целью создания управляемой конфликтной ситуации.

 

Глава 8. Динамика конфликта и управление конфликтом

8.1. Стадии развития конфликта[309]

Динамика конфликта включает в себя следующие стадии:

1)    Возникновение и формирование конфликтной ситуации – стадия зарождения и «созревания» конфликта.

2)    Развитие конфликта – начало конфликтного взаимодействия и эскалация конфликта.

3)    Разрешение конфликта – «переоценка ценностей», поиск компромиссов, переговоры, заключение мирного договора.

4)    Послеконфликтная стадия – выполнение достигнутых соглашений, снижение напряженности в отношениях сторон (рис. 5).

 

 

 

Рисунок 5. Структура динамики социального конфликта

 

А – Момент возникновения противоречия между субъектами (сторонами) конфликта;

Б – момент завершения конфликта и «снятия» социальной напряженности;

1, 2, 3, 4 – стадии развития конфликта;

И – инцидент;

ПЦ – «переоценка ценностей» в конфликте;

ЗД – заключение мирного договора.

Пунктирная дуга на рисунке показывает возможную новую эскалацию конфликта в случае, если в ходе переговоров стороны не смогли найти взаимоприемлемое решение по урегулированию (разрешению) конфликта.

Рассмотрим  каждую из названных стадий динамики конфликта:

1.Возникновение противоречия и формирование конфликтной ситуации. Конфликтная ситуация складывается в процессе роста уровня социальной напряженности, когда хаотичные и разрозненные вспышки социального негодования трансформируются в относительно устойчивое и целенаправленное противостояние. Когда из аморфных «возмутителей спокойствия» формируются потенциальные субъекты возможного конфликта. Когда субъект-объектные отношения социальной неудовлетворенности трансформируются в субъект-субъектные отношения конфронтации. Когда потенциальные субъекты возможного конфликта разрабатывают стратегию и тактику предстоящей борьбы. Одновременно происходит уточнение и обоснование объекта и предмета социальных противоречий (взаимных претензий). Причиной и/или поводом для возникновения противоречия между потенциальными сторонами конфликта и формирования конфликтной ситуации, может быть и определенная «жертва», или целенаправленно сконструированный образ жертвы.

Предконфликтную стадию можно условно разделить на три фазы развития, для которых характерны следующие особенности во взаимоотношении сторон:

1.      Возникновение противоречий между субъектами по поводу определенного спорного объекта; рост недоверия и социальной напряженности в отношениях; предъявление односторонних или взаимных претензий; уменьшение контактов и накопление обид.

2.      Стремление доказать правомерность своих притязаний и обвинение противника в нежелании решать спорные вопросы «справедливыми» методами; замыкание на своих собственных стереотипах; появление предубежденности и неприязни в эмоциональной сфере. Осознание субъектом (субъектами) неразрешимости сложившейся конфликтной ситуации обычными способами взаимодействия.

3.      Разрушение структур взаимодействия; переход от взаимных обвинений к угрозам; рост агрессивности; формирование образа «врага»  и установка на борьбу. Односторонний или взаимный поиск повода (инцидента) для начала открытой борьбы.

Таким образом, формируется конфликтная ситуация, которая представляет собой состояние конфронтации двух и более социальных субъектов по поводу существующих между ними реальных и мнимых противоречий. Это, по сути, потенциальная готовность к конфликтным действиям. Но для начала открытого столкновения необходим инцидент (повод), который знаменует собой переход конфликта в новое качество.

Инцидент – это случай (происшествие), который в условиях сформировавшейся конфликтной ситуации может стать формальным поводом для начала непосредственного столкновения сторон. Инцидент может произойти случайно, а может быть спровоцирован субъектом (субъектами) конфликта. Инцидент может также явиться результатом естественного хода развития событий. Бывает, что инцидент готовит и провоцирует некая «третья сила», преследующая свои интересы в предполагаемом «чужом» конфликте. Но даже тогда, когда инцидент провоцируется кем-либо (противостоящей стороной (сторонами), «третьей силой» и т. д.) –  главной целью провокации является создание основания для повода. Например, убийство в городе Сараево наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда и его жены, осуществленное группой боснийских террористов 28.08.1914 г., со стороны террористов было хорошо спланированной акцией. Но для мировой общественности и для находившихся в состоянии конфронтации Австро-Германского блока и Антанты это событие было случайным инцидентом, который стал формальным поводом для начала первой мировой войны.

Но возможны варианты, когда одна или обе стороны не готовы к конфликту, или одна из сторон не желает вступать в открытую схватку в силу различных обстоятельств. В таких случаях инцидент не приведет к конфликту. Например, 24 ноября 2015 г. в небе над Сирией Турция сбила российский фронтовой бомбардировщик Су-24, который подпадает под понятие «жертва неспровоцированной агрессии». Но военного столкновения между Россией и Турцией не случилось, потому что стороны, в силу различных обстоятельств, не готовы были к конфликту.

Инцидент также может стать поводом для эскалации уже существующего конфликта и его перехода в новую более острую форму противоборства. Например, случайная гибель или преднамеренное убийство одного из лидеров конфликтующей стороны может стать поводом для начала открытых боевых действий.

Выбор того или иного варианта поведения во многом зависит от конфликтной установки (целей, ожиданий, эмоциональных ориентаций) сторон и их потенциальной готовности к конфликту. При этом учитываются и внешние условия (среда развития конфликтной ситуации). Порой именно окружающая социальная среда «заставляет» стороны урегулировать возникшую проблемную ситуацию неконфликтными методами.

Одним из главных условий успешного разрешения любого конфликта является разделение (разграничение) инцидента и реальной причины противоборства – объекта (предмета) конфликта. Существуют конфликты, в которых такое разграничение инцидента (повода) и причины (объекта) является вполне очевидным. Но есть и конфликты, для анализа которых необходимо содействие специалистов. При анализе конфликта также необходимо учитывать, что существуют конфликты, в которых инцидент как таковой (как повод) отсутствует. Это происходит в тех случаях, когда одна из сторон нападает «без объявления войны». Например, нападение фашистской Германии на Советский Союз (22 июня 1941 г.). Назвать инцидентом (случаем) одновременное начало боевых действий на всей многотысячной советско-германской границе не корректно. Нападение грабителя на прохожего – пример аналогичный предыдущему.

2.Развитие (эскалация)  конфликта. Начало открытого противоборства сторон является результатом  конфликтного поведения, под которым понимают действия, направленные на противостоящую сторону с целью захвата, удержания спорного объекта или принуждения оппонента к отказу от своих целей или к их изменению.

В зависимости от конфликтной установки и формы конфликтного поведения сторон, конфликт приобретает свою собственную логику развития. Развивающийся конфликт имеет тенденцию создавать дополнительные причины своего углубления и разрастания. Каждая новая «жертва» становится «оправданием» для эскалации конфликта. Поэтому каждый конфликт является в определенной степени уникальным. Но при этом не исключаются и общие закономерности развития конфликта.

Можно выделить три основные фазы в развитии конфликта на его второй стадии:

1.      Переход конфликта из латентного состояния в открытое противоборство сторон. Борьба ведется пока ограниченными ресурсами и носит локальный характер. Происходит первая проба сил. На этой фазе еще существуют реальные возможности прекратить открытую борьбу и решить конфликт иными методами.

2.      Дальнейшая эскалация противоборства. Для достижения своих целей и блокирования действий противника вводятся все новые и новые ресурсы сторон. Почти все возможности найти компромисс упущены. Конфликт становится все более неуправляемым и непредсказуемым.

3.      Конфликт достигает своего апогея и принимает форму тотальной войны с применением всех возможных сил и средств. На этой фазе конфликтующие стороны как бы забывают истинные причины и цели конфликта. Главной целью противоборства становится нанесение максимального урона противнику.

В конфликтологии существует общее положение, в соответствии с которым эскалация будет продолжаться до тех пор, пока у конфликтующих сторон остается надежда на победу в конфликте, и пока они  убеждены, что цена выигрыша в случае победы будет большей, чем издержки на ведение борьбы. Но в общих правилах возможны и исключения.

3. Деэскалация и разрешение конфликта. Длительность и интенсивность конфликта зависят от многих факторов: от целей и установок сторон, от имеющихся в их распоряжении ресурсов, от информации о ресурсах противника, от средств и методов ведения борьбы, от реакции на конфликт окружающей социальной среды, от символов победы и поражения, от имеющихся и возможных способов (механизмов) нахождения компромиссов и др.

Когда конфликт достигает своего апогея, и в противоборство вводятся все имеющиеся резервы, у конфликтующих сторон могут существенно измениться представления о своих возможностях и о возможностях противника. Расстановка сил становится более определенной. Наступает момент «переоценки ценностей», обусловленный новыми реалиями, возникшими уже в ходе конфликта. Все это стимулирует изменение тактики и стратегии конфликтного поведения. В этой ситуации одна или обе конфликтующие стороны начинают искать пути выхода из конфликта и накал борьбы, как правило, идет на убыль. С этого момента фактически начинается процесс деэскалации конфликта. Стороны (сторона) ищут посредников для возобновления прерванных отношений и начала переговоров. Если переговорный процесс и взаимный поиск компромиссов будет успешным, то   конфликт будет разрешен. Но если договориться не удастся, то возможны новые периоды обострения конфликта (см. рис. 5).

Социальный конфликт будет продолжаться до тех пор, пока не появятся ясные условия его прекращения. В полностью институционализированном конфликте такие условия могут быть определены еще до начала противоборства (например, как  в игре, где имеются правила ее завершения), а могут быть выработаны и взаимно согласованы уже в ходе развития конфликта. Если же конфликт институционализирован частично или не институционализирован совсем, то возникают дополнительные проблемы его завершения. Существуют также абсолютные конфликты, в которых борьба ведется до полного уничтожения одного или обоих соперников. Следовательно, чем жестче очерчен предмет спора, чем очевиднее признаки, знаменующие победу и поражение сторон, тем больше шансов, что конфликт будет локализован во времени и пространстве и тем меньше потребуется жертв, для его разрешения.

Мирный договор между конфликтующими сторонами может быть заключен либо на условиях компромисса, либо на условиях консенсуса.

Компромисс предполагает взаимные уступки сторон. При этом степень возможных уступок, в основном, будет зависеть от соотношения сил. Более сильная сторона объективно имеет больше оснований делать меньше уступок, чем слабая. Компромисс также может быть достигнут под давлением некой третей силы (третей стороны или косвенной стороны конфликта). Компромисс также может быть вынужденным, когда сторона (стороны) идет на компромисс в силу каких-то особых обстоятельств.

Консенсус предполагает достижение взаимного согласия всех конфликтующих сторон. Это наилучшая форма завершения конфликта, т. к. она решает все конфликтные противоречия.

Необходимо также различать такие понятия как урегулирование и разрешение конфликта. Первое понятие означает, что конфликт в той или иной степени урегулирован, но полностью не разрешен. Это понятие также может означать, что решение каких-то проблем отложено (отложенный конфликт). Второе понятие означает, что все существовавшие проблемы полностью разрешены и конфликт завершен.

4.Послеконфликтная стадия. Некоторые исследователи не включают послеконфликтную стадию в структуру динамики конфликта. Их точка зрения выглядит вполне логично, т. к. стадия завершения (урегулирования) конфликта предполагает, что существовавшая конфликтная ситуация в ходе конфликта разрешилась, и нет оснований для дальнейшего анализа. Однако в реальной жизни могут возникать ситуации весьма далекие от теоретической логики. Так, например, заключенный летом 1996 г. Между Российской Федерацией и республикой Ичкерия (Чечня) мирный договор, казалось бы, разрешил все имевшиеся между сторонами противоречия. Но именно в постконфликтный период стали очевидными ошибки и просчеты российской политической и военной элиты, с другой – несостоятельность нового военно-политического образования – Ичкерия. Поэтому уже летом 1999 г. началась новая Чеченская война.

Следовательно, завершение непосредственного противоборства сторон не всегда означает, что конфликт полностью разрешен. Если одна или обе стороны считают, что подписанные мирные соглашения ущемляют их интересы, то напряженность во взаимоотношениях сторон сохранится, а прекращение конфликта может восприниматься как временная передышка. Мир, заключенный вследствие обоюдного истощения ресурсов, также не всегда способен разрешить основные спорные проблемы, ставшие причиной конфликта. Наиболее прочным является мир, заключенный на основе консенсуса, когда стороны считают конфликт полностью разрешенным и строят свои отношения на основе доверия и сотрудничества.

При любом варианте разрешения конфликта социальная напряженность в отношениях между бывшими противниками будет сохраняться определенный период времени. Иногда для «снятия» взаимных негативных восприятий требуются десятилетия, пока не вырастут новые поколения людей, не испытавших на себе всех ужасов минувшего конфликта. На подсознательном уровне такие негативные восприятия бывших противников друг к другу могут передаваться из поколения в поколение, и каждый раз «всплывать» в реальную жизнь при очередном обострении спорных проблем.

Послеконфликтная стадия знаменует собой новую объективную реальность: новую расстановку сил, новые отношения оппонентов друг к другу и к окружающей социальной среде, новое видение существующих проблем и новую оценку своих сил и возможностей.

 

8.2.Управление конфликтом: понятие, сущность, динамика

Управление – систематическое, целенаправленное воздействие субъекта управленческой деятельности на управляемый объект с целью его упорядочения, сохранения и развития или разрушения. Но процесс управления не сводится только к «воздействию» субъекта на объект, а предполагает также и обратную связь или, иными словами, «ответную реакцию» управляемой системы на воздействие управляющего субъекта. Таким образом, возникает взаимодействие (взаимный обмен информацией и поведением) между субъектом и объектом управления. А в конфликтном взаимодействии сталкиваются и противоборствуют не менее двух управленческих воль, преследующих свои цели. Например, возможна ситуация, когда одна сторона конфликта будет стремиться к его урегулированию, а другая к его эскалации.

Структура управления состоит из следующих основных элементов:

 Субъект управления – индивид, группа, организация, социальный институт, являющиеся носителями управленческого воздействия на объект.

 Объект управления – социальная система (общество, социальная общность, организация, индивид и т. п.) на которую направлены все виды управленческого воздействия.

 Ресурсы управления – это все то, что может «заставить» управляемый объект выполнять распоряжения (указания, приказы) субъекта управления.

Цель управления – сохранение стабильного функционирования управляемого объекта, дальнейшее его развитие или перевод объекта в новое качественное состояние (реформирование или разрушение).

Управление конфликтом начинается с его диагностики, которая  предполагает всесторонний анализ следующих аспектов возникшей конфликтной ситуации:

– выявления (идентификации) субъектов, преследующих в конфликте индивидуальные или групповые интересы и создающих (провоцирующих) конфликтную ситуацию;

– выявления объекта и предмета конфликта и отделения их от формального повода (инцидента);

– выявления участников, тем или иным образом вовлеченных в конфликт и их реальную мотивацию;

– идентификации жертвы конфликта и её места в его структуре;

– определения (выявления) позиций и конфликтных установок сторон; их предполагаемые и реальные формы, методы действия и поведения; их реальные цели и решимость в их достижении;

– по возможности, определения расстановки сил сторон и реальное или возможное наличие у них косвенных сторон;

– выявления степени и характера функциональной и иной взаимозависимости сторон;

– составления прогноза возможных вариантов развития конфликта.

В ходе диагностики конфликта и выявления его реальных субъектов, участников, косвенных сторон и др., необходимо «вносить» их в соответствующие ячейки общей структуры конфликта. Например, если мы возьмем гражданский военный конфликт на Украине с 2014 года и до начала СВО – вступления в конфликт России 22.02.2022 года, то предлагаемая структура конфликта будет выглядеть следующим образом (рис. 6).

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Киевский националистический режим Жертва – мирное население		Власть – суверенитет	Патриотические силы Донбасса Жертва – мирное население
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
США и страны блока НАТО		Совет безопасности ООН и др.		Россия

 

Рисунок 6. Общая структура военного конфликта между Киевским режимом и патриотическими силами Донбасса с 2014 года по 22.02.2023 года (до начала СВО)

 

Визуальная структура конфликта позволяет более наглядно анализировать его структуру и позиции входящих в него «элементов». Если же в ходе развития конфликта происходят качественные изменения в позициях сторон или других его элементов (например, жертвы), то необходимо эти изменения отражать и в структуре конфликта.

Всесторонний анализ конфликта предполагает выявление доминирующих интересов (субъектов) и обеспеченность их соответствующими ресурсами. Например, в конфликте на Украине (рис. 6) Киевский националистический режим является как бы основной конфликтующей стороной. Но любому эксперту понятно, что именно США и их союзники являются главными организаторами и спонсорами данного конфликта, то есть, основными субъектами конфликта. А Киевский режим для США и их союзников – основной объект управления в данном конфликте. Следовательно, реальным субъектом конфликта является тот, кто, обладая необходимыми ресурсами и волей, оказывает влияние на развитие или прекращение конфликта. Хотя этот основной «субъект» может себя позиционировать как «косвенную сторону конфликта».

Теперь о третьей стороне, которая в соответствии со своим статусом объективно заинтересована в урегулировании кон­фликта. Но проблема в том, что третья сторона не во всех слу­чаях может быть субъектом управления конфликтом. Например, если третья сторона выполняет посреднические функции в кон­фликте, то она не является субъектом управления, так как при­нятие окончательного решения по урегулированию (разреше­нию) конфликта остается за противоборствующими сторонами. Субъектом управления третья сторона может быть в следующих случаях:

– если конфликтующие стороны наделяют третью сторону необ­ходимыми полномочиями и обязуются выполнять прини­маемые ею решения. Такое посредничество можно назвать арбитражем;

– если соответствующие государственные или международные ор­ганизации наделяют третью сторону необходимыми полно­мочиями для урегулирования конфликта – обязательный арбитраж. Например, в международных конфликтах таким статусом наделен Совет Безопасности ООН.

В современном мире доминирующую роль в провоцировании и урегулировании политических конфликтов играют мощные в экономическом и военном плане государства и блоки. В каждом межгосударственном кон­фликте они, как правило, выступают косвенной стороной конфликта и формируют его третью сторону.

Управление конфликтом возможно на любой стадии его возникновения и развития. Поэтому можно выделить такие виды и цели управления конфликтом:

– управление конфликтом с целью его предупреждения;

– управление конфликтом с целью его уре­гулирования;

– управление конфликтом с целью его эскалации;

– управление конфликтом с целью его заморозки и др.

При этом каждая из сторон конфликта, в том числе и косвенные стороны, на любом этапе его управления, могут преследовать свои цели в конфликте, как правило, несовпадающие с целями субъектов и участников, противостоящих данному субъекту.

В целом процесс управления конфликтом можно разделить на следующие этапы:

1) диагностика конфликтной ситуации;

2) институционализация конфликта (определение и принятие общих правил и норм, необходимых для его урегулирования;

3) переговоры, в ходе которых рассматриваются взаимные претензии сторон и принимаются соответствующие решения, итогом которых является мирный договор;

4) выполнение принятых в ходе переговоров решений и контроль за их исполнением.

Управление конфликтом, в виде подготовки к нему, может начаться задолго до его открытого проявления, продолжаться на всех его этапах развития и даже после официального завершения конфликта, в виде реализации достигнутых в ходе переговоров договоренностей или в виде подготовки к новому конфликту.

 

8.3.Политическое управление конфликтом

Политическое управление благодаря тому, что оно обладает монополией на политическую власть в обществе, доминирует над всеми иными видами управления.  Поэтому там, где все иные виды управления в решении возникающих общественных проблем и конфликтов оказываются малоэффективными, возникает необходимость применения политических методов, опирающихся на силу власти и принимаемые ей законы. Именно атрибут власти и возможность ее применения отличает политическое управление от всех иных видов.

В широком смысле слова, политическое управление – это одна из форм взаимодействия субъектов политики по поводу разработки, принятия и реализации политических решений.

Существует несколько подходов к определению понятия и сущности политического управления, в зависимости от формы политического режима и его стратегических целей.

Первый подход исходит из того, что в основе политического управления лежат классовые антагонистические противоречия, а сущность самого управления заключается в организованном насилии (диктатуры) господствующего класса по отношению к антагонистическим классам, например, буржуазии. Такой подход называется классовым или марксистским. Так в годы Советской власти классовые противоречия в СССР решались в пользу пролетариата и трудового крестьянства.

Второй подход предполагает  лишь субъект – объектные отношения в системе политического управления, когда основной субъект политики (правящая партия, определенные государственные органы) разрабатывает и принимает политические решения, а исполнительно-распорядительные структуры исполняют принятые решения. При таком подходе управление имеет политический характер лишь для доминирующих в обществе и государстве институтов политической власти, а исполнительно-распорядительная деятельность является только средством реализации политической воли. Поэтому возникающие социально-политические конфликты решаются исходя из принятых политическими институтами законов.

Третий подход основывается на том, что в тоталитарных и авторитарных политических системах происходит поглощение политических отношений административными и превращение политического управления в административное, которое предполагает монополию государства на власть и управление. В истории России административное управление нередко приобретало форму безальтернативного политического принуждения и прямого физического насилия.[310] Такой подход может использоваться и в процессе урегулирования международного социально-политического конфликта, когда доминирующий политический актор (акторы) навязывает остальным участникам этого процесса свою точку зрения. Например, США любой международный конфликт, стремятся разрешить с позиции силы.

Четвертый подход предполагает, что для политического управления наиболее характерными являются субъект – субъектные отношения, при этом не исключаются и субъект – объектные отношения. Это особая сфера взаимодействия между субъектами политики и управления по поводу разработки, принятия и реализации политических решений, когда ни одна из позиций не является, безусловно, доминирующей; когда существует постоянная необходимость диалога и поиска компромиссов; когда управленческие решения направлены на разрешение общественно значимых проблем.[311] Этот подход в наибольшей мере характерен для демократического обшества.

Каждый из представленных выше подходов к определению понятия и сущности политического управления имеет свои теоретические обоснования и свои практические примеры в истории тех или иных стран. Но в наибольшей степени современным представлениям о политическом управлении соответствует четвертый подход, который предполагает как субъект – субъектные, так и субъект – объектные политические отношения. Такой подход к политическому управлению является наиболее характерным для демократических стран, в которых имеются правовое государство и развитое гражданское общество. Кроме того, политическое управление предполагает наличие эффективной нормативно-правовой системы («правил игры»), которая не позволяет ни одному субъекту занять доминирующие позиции и навязывать свою волю другим. Ведь политическое управление должно учитывать все многообразие общественных интересов; обладать цивилизованными методами урегулирования возникающих конфликтов и искусством нахождения компромиссов и консенсуса.

Демократическая система политического управления представляет собой непрерывный процесс взаимного учета и согласования общественных интересов на всех стадиях разработки, принятия и реализации управленческих решений. Это такая система политических отношений, в которой субъекты и объекты управления находятся в постоянной взаимозависимости друг от друга, когда прямая и обратная связь как бы уравновешивают друг друга. Но такая система больше похожа на идеальную, чем на реально функционирующую. Ведь каждая из политических групп интересов, прейдя к  власти, стремиться её узурпировать и закрепить за собой на долгие годы. А формально демократическая система, со всеми «демократическими» институтами, превращается в авторитарную и тоталитарную, а вчерашние оппоненты по политическим дебатам – в классовых врагов, иностранных агентов и прочих «врагов народа». Хотя в реальности все эти «враги» являются жертвами узурпации власти.

 

 

 

 

Глава 9. Реальные конфликтные ситуации: опыт критического осмысления  

9.1.Процесс конструирования образа жертвы-героя – Павлика Морозова

В ходе анализа указанного образа жертвы, нам предстоит подтвердить или опровергнуть обоснованность предложенной нами концепции конструирования образа жертвы в социальном конфликте. Это, прежде всего, такие её положения как: обоснование целей и задач конструирования образа жертвы; функциональность разработанной структуры социального конфликта; этапы и механизмы конструирования образа жертвы в социальном конфликте.

Прежде чем приступить к непосредственному анализу этапов  и механизмов конструирования выбранной нами «жертвы-героя», нам необходимо в общих чертах описать структуру социально-политического конфликта, в результате которого и появилась у одной из сторон конфликта необходимость в конструировании  такого образа жертвы (рис. 7).

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Коммунистический режим власти Жертва – Павлик Морозов, вернее, сконструированный его «образ»		Власть – суверенитет	Противостоящие коллективизации крестьяне Жертвы – обвиненные в убийстве  ребенка  родственники  и сам ребенок
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
Граждане, косвенно поддерживавшие коллективизацию		Отсутствует		Граждане, косвенно не поддерживавшие коллективизацию

 

Рисунок 7. Общая структура социально-политического конфликта между Коммунистическим режим власти и частью традиционного советского крестьянства, противившейся коллективизации.

 

 

 

I. Стороны конфликта:

Сторона 1 – Коммунистический режим власти в СССР.

Сторона 2 – Часть традиционного советского крестьянства, противившаяся коллективизации.

«Косвенные стороны», как и «третья сторона» во внутреннем конфликте в условиях тоталитаризма, по сути, отсутствуют. Жесткая дихотомия тоталитарного режима однозначно делит людей на «своих» и «чужих», не допуская полутонов. А закрытые границы государства исключают вовлеченность в такой конфликт внешних наблюдателей или участников.

II. Объект конфликта – политическая власть в стране.

1.Со стороны политического режима это была борьба за установление тоталитарной политической (экономической, идеологической) власти над крестьянами, не желавшими вступать в колхоз.

2.Со стороны части традиционного крестьянства – борьба за сохранение относительной самостоятельности от произвола государства.

III. Предмет конфликта:

1.                 Со стороны политического режима – через всеобщую коллективизацию разрушить традиционный уклада жизни и традиционную крестьянскую семью, и установить тотальный контроль за способом производства и распределения произведенного крестьянами продукта.

2.                 Со стороны части традиционного крестьянства это была борьба за сохранение традиционного уклада жизни, способа производства и распределения произведенного продукта.

IV. Жертвы конфликта:

1.Со стороны политического режима жертвой является сконструированный режимом образ жертвы-героя – Павлик Морозов. Режимом эта «жертва» выдается как основной объект и предмет конфликта. Родственников Павлика Морозова судили, якобы, за конкретное убийство, которому в обвинении придали «классовый характер». Но в реальности этот суд походил на показную казнь, с целью устрашения не согласных с коллективизацией крестьян.

2.Со стороны части традиционного крестьянства реальными жертвами являются Павлик Морозов и невинно осужденные родственники ребенка.

V. Социальная среда – общественное мнение советского общества и существовавшие в то время социально-политические институты, которые находились под полным контролем правившего в СССР режима власти.

VI. Формы борьбы в конфликте:

1.                 Со стороны политического режима борьба принимала различные формы. От массовой пропаганды и агитации, с целью вовлечения крестьян в колхозы, до массового террора и отдельных судебных процессов.

2.                 Со стороны крестьянства борьба местами принимала формы народного восстания, но в большинстве случаев она проявлялась в различных формах саботажа. В селе Герасимовка Тавдинского района Свердловской области, где имело место гибели Павлика Морозова, наиболее характерной формой борьбы крестьянства против коллективизации был саботаж.

На наличие классового конфликта между крестьянами села Герасимовка и представителями местных органов власти указывает то, что на момент организации суда над «виновниками» гибели подростка (24 ноября 1932 г.) в селе не было ни партийной, ни комсомольской ячейки, и при наличии 100 хозяйств, не было и колхоза. Представители власти объясняли такое положение дел наличием кулацкого заговора, который, якобы, пытался раскрыть Павлик Морозов.

Актуализация образа жертвы конфликта. Процесс актуализации начался с убийства 14 летнего Павла и 9 летнего его брата Феди. Существует много версий о том, кто является убийцей детей.[312] Но основную выгоду из этой трагедии извлекли властные структуры. Момент конструирования образа жертвы-героя – Павлика Морозова – был выбран не случайно. Намеченные партией (ВКПб) сроки окончания коллективизации срывались. Трагическая гибель подростка и «раскрытие кулацкого заговора» давали прекрасный повод для начала нового витка репрессий против не желавших вступать в колхозы крестьян. На неслучайный характер выбранного момента конструирования «образа» указывает и то, что убийства детей за доносы, подобные произошедшему в селе Герасимовке, случались и раньше.[313] Но, очевидно, в те периоды времени потребности в подобном образе еще не было (конфликтная ситуация не достигла своей «зрелости»). Это же происшествие, вдруг, получило небывало широкую огласку.

«Приватизация» образа жертвы-героя. Основная задача процесса приватизации жертвы состоит в том, чтобы доказать, что утрату понесла «своя» сторона социального конфликта. Сложность проблемы заключалась в том, что в убийстве были обвинены ближайшие родственники подростка (дедушка, бабушка, двоюродный брат, отец и др.). В ходе судебных заседаний, необходимо было доказать, что обвиняемые являются не просто убийцами, а классовыми врагами, и что убийство Павлика – часть антиправительственного заговора, это во-первых. Во-вторых, необходимо было доказать, что Павлик Морозов является представителем режима, что потерю понесли сторонники коллективизации.

С этой целью власти провели целый ряд мероприятий. О предстоящем суде «над убийцами» писали газеты. «Пред началом процесса в городе были организованы демонстрации трудящихся. Плакаты требовали смерти убийцам пионера Павлика Морозова. На митинг перед клубом привели около одной тысячи детей, включая малышей, из всех школ района. Дети тоже держали плакаты с требованием расстрелять обвиняемых. Для трансляции процесса военные связисты установили 500  репродукторов».[314] Гибель подростка в приговоре суда была квалифицирована как «убийство на почве классовой мести». Дедушку, бабушку, брата и дядю Павлика приговорили к расстрелу по статье 58.8 Уголовного кодекса РСФСР 1927 года – за «Совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций».

Героизация образа Павлика Морозова началась сразу же после судебного процесса, благодаря которому о гибели подростка стало известно всей стране. В основу этого процесса были положены реальные и мнимые свидетельства того, что Павлику угрожали за его сотрудничество с органами НКВД. Следовательно, героизм состоял в том что, не смотря на опасность, которой подвергался «герой», он продолжал бороться с врагами коллективизации. Перечень «героических» поступков Павла множился с каждой новой публикацией и тиражировался миллионами экземпляров. Но, по словам учительницы подростка Зои Кабиной, «Павлик донес на отца, а, в сущности, больше ничего не сделал, за колхоз он не ратовал, да и не понимал он ничего».[315]

Директор музея Павлика Морозова в селе Герасимовка, в котором произошла трагедия, Нина Купрацевич рассказывает о Павле, как о невинно погибшем подростке. Она также считает обвиненных в убийстве подростка и его брата родных и близких – также невинными жертвами.[316]

Гуманизация образа жертвы-героя. Процесс гуманизации, с одной стороны, облегчался тем, что жертвой был беззащитный ребёнок, но, с другой стороны, осложнялся тем, что донос на родителя с нравственной точки зрения выглядел весьма не приглядно. Выход был найден в том, что «мораль и нравственность носят классовый характер». Поэтому, любые поступки, совершаемые на благо советской власти, являются нравственными. Кроме того, Павлику приписываются слова (которых он, вероятно, не говорил), в которых он отделяет чувства от убеждений: «Не как сын, а как пионер» «Я отцу – предателю колхоза – требую сурового суда…».[317] Советская пропаганда обосновывала мотивацию поступка Павлика желанием приблизить счастливое будущее всем советским людям.

Мифологизация «жертвы-героя». Сразу же после гибели подростка, усилиями советской пропаганды Павлик стал пионером. Хотя в Герасимовке не было пионерской организации. Затем из рядового пионера он превратился в лидера пионерской организации. Многие авторы писали о нем как о «воспитаннике ленинского комсомола». Другие называли его коммунистом. Одна из статей так и называлась: «Двенадцатилетний коммунист». Чем больше времени проходило после трагической гибели подростка, тем больше различного рода мифов возникало вокруг его имени, и тем большее количество героических поступков он «совершал».

Институционализация «жертвы-героя». В день открытия суда над «убийцами» Павлика Морозова, в Москве начался пленум Центрального комитета комсомола, на котором говорилось об идеологической подготовке юношества к служению партии, и, в частности о том, что «Павлик должен быть ярким примером для всех детей Советского Союза». Имя Морозова зазвучало с трибун съездов и совещаний. Появились указания о написании книг, пьес, сценариев для кинофильмов, прославляющих подвиг пионера-героя. И все эти указания стали воплощаться в различных произведениях творческой интеллигенции.

Сакрализация образа жертвы-героя. Вслед за многочисленными литературными и иными произведениями о Павлике Морозове, в стране стали появляться бронзовые и гранитные статуи героя, посвященные ему музеи, в которых юные пионеры давали клятвы верности партии, государству и тому делу, за которое боролся «герой». О местах связанных с жизнью и гибелью героя писалось как о святыне. Их посещение походило на паломничество верующих к святым местам. Юные пионеры клялись в верности и преданности «делу Павлика Морозова». Таким образом, в атеистической стране происходила небожественная сакрализация сконструированного образа.

Объективация образа жертвы-героя. Субъективно конструируемый образ Павлика Морозова постепенно приобрел свою собственную сущность. Именем «героя» называли улицы, школы, корабли и самолеты. Со временем он стал восприниматься как изначальная данность, т.е. приобрел качества объективности.

Легитимация образа жертвы-героя. Объективация образа, по сути, предполагает и её легитимацию. В советское время мощные идеологические институты и силовые структуры следили за тем, чтобы легитимность сформированного образа жертвы-героя не подвергалась сомнению. И только когда советская власть и коммунистическая идеология ослабли, появилась возможность подвергнуть сомнению правомерность сконструированного образа. В постсоветское время появилось немало публикаций по поводу весьма спорного образа жертвы-героя. Но официальные органы власти не торопятся раскрывать все нюансы процесса формирования образа Павлика Морозова. Поэтому сохраняется определенная интрига вокруг самого трагического события, произошедшего в 1932 году, а также вокруг сконструированного образа жертвы-героя.  

Реализация (интернализация) образа жертвы-героя. В советское время сконструированный правившим режимом образ Павлика Морозова широко использовался в процессе коммунистического воспитания подрастающего поколения. Миллионы советских детей стремились походить на своего кумира. Но на уровне общественного сознания отношение к сформированному образу было и остается весьма неоднозначным. Особенно когда были опубликованы факты, доказывающие искусственность создания виртуального (мифического) образа.

В заключение анализа конфликта, еще раз подчеркнем важную, ключевую роль искусственно сконструированного образа жертвы-героя в данном классовом социально-политическом конфликте. Ведь этот образ «жертвы» многие десятилетия оказывал колоссальное значение на большинство советских людей.

 

9.2. Процесса конструирования образа жертвы-этноса как способа управления сербско-косовском конфликтом (1998 – 1999 гг.)

 В качестве  объекта анализа мы выбрали один из наиболее острых, трагических и непредсказуемых по своим последствиям конфликтов современности – сербско-косовский конфликт в период его кульминации –1998 – 1999 годы.

Автономный край Косово входит в состав Сербской республики (часть бывшей Югославии). 90 процентов населения края в 1998 году составляли этнические албанцы и лишь 10 процентов сербы. Албанское большинство стало накапливаться в Косово после второй мировой войны, когда диктатор Югославии Броз Тито, мечтавший о «Великой Югославии», разрешил албанцам селиться на исконно сербских землях в Косово. Албанцы-мусульмане, в силу религиозных традиций, имели в своих семьях больше детей, чем сербы-христиане. В результате через несколько десятилетий пришлые албанцы стали доминирующей этнической группой в Косово. Этот процесс вытеснения коренного сербского населения можно назвать демографической экспансией со стороны пришлого албанского этноса.

Почувствовав себя доминирующим этносом, косовские албанцы стали добиваться отделения Косова от Сербской республики и создания своего независимого государства. Центральное сербское правительство всячески препятствовало отделению Косова, мотивируя это тем, что этот район является исконно сербской территорией – колыбелью зарождения сербской нации. В 1999 году между армией Сербии и Армией освобождения Косова (АОК) начались полномасштабные военные столкновения. Среди мирного населения с обеих сторон появились многочисленные жертвы.

Сербия и в первой и во второй мировых войнах была верным и надежным союзником России и СССР. Поэтому США и страны НАТО всегда рассматривали Сербию как своего потенциального противника. Поэтому и в конфликте Сербии с косовскими албанцами США и НАТО стали всячески поддерживать последних, позиционируя косовских албанцев как «жертву» агрессии, а правительство Слободана Милошевича и Сербскую армию как «агрессора».

Такая позиция всячески навязывалась международным организациям, и международному общественному мнению (Социальной среде). Сложившуюся на тот момент времени (1998 – 1999 гг.) конфликтную ситуацию можно смоделировать, используя предложенную нами выше структуру социально-политического конфликта, заполнив соответствующие ячейки (рис. 8).

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Косовские албанцы, представленные Западом как «жертва» сербской агресии		Власть – суверенитет	Сербия, представленная Западом как «агрессор»
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
США и их союзники		ООН, ОБСЕ, Европейский Союз		На тот период времени отсутствовала

 

Рисунок 8. Структура сербско-косовского конфликта (1998-1999 гг.) – до начала бомбардировки Сербии войсками НАТО

 

Процесс целенаправленного конструирования «жертвы-этноса»  США и их союзники начали с актуализации проблемы многочисленных жертв, среди мирного населения со стороны косовских албанцев. Для этой цели использовались многочисленные СМИ и различные дипломатические каналы. Результатом актуализации проблемы явилось создание Дипломатической миссии наблюдателей в Косово (ДМНК), которая с разрешения президента Сербии Милошевича (на которого было оказано давление со стороны «международной общественности») в конце 1998 г. была допущена в Косово. В январе 1999 г. Миссия «открыла» захоронение в Рачаке, в котором якобы находились многочисленные тела убитых сербами албанских мирных жителей. Позже будет доказано то, что данное захоронение было создано специально и что найденные там тела принадлежат боевикам Армии освобождения Косово. Но на тот момент заранее подготовленная постановка удалась. Произошла, согласно исследовательской концепции, «приватизация» жертвы. Растиражированный многочисленными СМИ фальшивый «образ жертвы» была признана «значимыми другими» и, как бы, стал «объективной реальностью». Сербскую сторону обвинили в целенаправленном уничтожении мирных албанцев, то есть, идентифицировали как агрессора и врага.

Одновременно с конструированием из косовских албанцев «жертвы», уже с начала 1990-х годов США, и их союзники активно формировали из Сербии и сербов образ врага и агрессора. С этой целью была разработана информационная операция по сатанизации и обесчеловечиванию сербов. День и ночь в течение нескольких лет Западные СМИ активно обвиняли Сербию и сербов во всех смертных грехах, убеждая мировое общественное мнение в том, что сербы – зло, которое необходимо уничтожить. 

В марте 1999 г. авиация США и НАТО, без санкции Совета безопасности ООН, подвергла суверенную страну жестокой бомбардировке. Таким образом, США и их союзники из косвенной стороны конфликта трансформировались в воюющую сторону. В результате возник принципиально иной конфликт (рис 9).

 

 

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Войска США и НАТО – агрессор, подвергший бомбардировке мирные города Сербии		Контроль США и их союзников над Косово	Сербия, представленная Западом как «агрессор», а в реальности – жертва агрессии
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
США и их союзники		ООН, ОБСЕ, Европейский Союз		На тот период времени отсутствовала

 

Рисунок 9. Структура сербско-косовского конфликта (1998-1999 гг.) – после начала бомбардировки Сербии войсками НАТО

 

В ходе агрессии за 78 дней бомбардировки авиация НАТО совершила 35 219 вылетов, было сброшено и выпущено более 23 000 бомб и ракет, общий тоннаж сброшенных бомб оценивается от 22 000 до 80 000 тонн. Согласно сербским данным, в результате бомбардировок НАТО погибли от 3,5 тыс. до 4 тыс. человек, ранения получили около 10 тыс. Две трети из них были гражданские лица. Материальный ущерб составил до $100 млрд. Сербия полностью лишилась военно-промышленной инфраструктуры, были разрушены более 1,5 тыс. населенных пунктов, уничтожено или повреждено 40 тыс. жилых домов, 60 мостов, 30% всех школ, около 100 памятников. Бомбардировки нефтеперерабатывающих и нефтехимических заводов привели к заражению водоемов страны токсичными веществами.[318]

Руководство Российской Федерации в это время (1998-1999 гг.) было занято своими внутренними разборками – дележкой властных полномочий, поиском приемника для замены на посту президента не дееспособного и периодически пьяного Ельцина и событиями на Кавказе. Поэтому ему (руководства) было не до событий на Балканах. Единственным положительным моментом во всей этой постыдной для России ситуации, был момент (24.03.1999 г.), когда летевший с официальным визитом в США глава правительства РФ Евгений Примаков, узнав о начале бомбёжек Сербии, в знак протеста развернул над океаном свой самолет и вернулся в Москву.

После нескольких месяцев бомбежки сербских городов, в зону конфликта были введены миротворческие войска KFOR (международные миротворческие силы), контролируемые НАТО. По сути, произошло фактическое насильственное отделение Косова от Сербии. Большая часть сербского населения Косова вынуждена была покинут свои дома и превратилась в беженцев. Оставшиеся в Косово сербы стали заложниками во враждебно настроенном против них албанском большинстве.

В феврале 2007 года Парламент сербского края Косово в одностороннем порядке провозгласил свою политическую независимость от Сербии. Это политическое событие «взорвало» политическую стабильность в Европе и вызвало огромный резонанс во всем мире. Часть государств (США, Австралия, Турция, Великобритания, Германия, Италия и другие), поспешили признать Косово в качестве независимого государства. Противники независимости Косова (Россия, страны СНГ, Китай, Испания, Греция и другие), считают акт провозглашения независимости незаконным с точки зрения мирового права. Таким образом, мир раскололся, и возникла новая конфликтная ситуация, в которой многие страны идентифицируют Сербию с жертвой, а  США и их союзников считают агрессорами.[319]

 Но США и их союзники, путем конструирования из косовских албанцев образа жертвы, а из Сербии и сербов – образа врага, сумели создать на определенное время управляемую конфликтную ситуацию и добиться своей цели – отделения Косова от Сербии. 17 февраля 2008 года Парламент Косова в одностороннем порядке провозгласил независимость Косова от Сербии. На 2023 год независимость Косова от Сербии признают 101 государство из 193 членов ООН.

 

9.3. Процесс конструирования образа многофункциональной жертвы после террористического акта в США, произошедшего 11 сентября 2001 года

В настоящее время существуют различные версии того, кто являлся заказчиком и подлинным исполнителем теракта, произошедшего 11 сентября 2001 года в США.[320] Многие исследователи склоняются к версии, что все три рухнувших в центре Нью-Йорка здания были снесены путем целенаправленного их подрыва. Исполнителями этих подрывов были спецслужбы США, а заказчиками – высшие финансовые и политические круги США. «А самолеты, врезающиеся в небоскребы, по мнению физика из Кембриджского университета Джона Вайндхэма, это самая обычная голограмма. Потому они и входили, не разрушаясь, как нож в масло в сделанные из сверхпрочной стали небоскребы, и даже в одном случае пробили здание своим носом».[321]

Этот, хорошо спланированный и исполненный теракт был весьма эффективно использован США для конструирования образа многофункциональной жертвы и формирования образа врага, которые (образы) стал использоваться администрацией Соединенных Штатов в качестве оправдания своей последующей агрессивной внешней политики.

По мнению экспертов, «Теракты 11 сентября стали для правящих кругов США "новым Перл-Харбором", о котором те давно мечтали. Они похоронили международное право и вместо самораспустившегося СССР создали Вашингтону нового врага в лице "международного терроризма", вести борьбу с которым дозволялось по всему миру.

Таким образом, искусственно была создана управляемая конфликтная ситуация с многофункциональной жертвой и образом врага (рис. 10).

 

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
США – жертва агрессии и основной борец (субъект) с международным терроризмом		Доминирование США в глобальном мире	Международный терроризмом, где бы он не находился. Выбор врага США определяли сами
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
США и их союзники, в том числе и Россия		ООН		Страны, сочувствовавшие жертвам агрессии США

 

Рисунок 10. Структура сконструированного США после теракта 11 сентября 2001 г. глобального конфликта

 

Как видно из структуры конфликта (рис. 10), Россия в то время также входила в состав «косвенной стороны 1». Она на словах и на деле поддерживала США, в их «борьбе» с международным терроризмом. Президент РФ В. Путин, одним из первых выразил президенту США Дж. Душу свои соболезнования в связи с терактом 11 сентября. Позднее, в 2012 году правительство России официально разрешило военному блоку НАТО использовать воздушный транзит через Ульяновск, для доставки грузов в Афганистан, на который США напали сразу же после теракта 11 сентября.

А в 2003 году США вторглись в Ирак – одну из богатейших по запасам залежей нефти страну. Предлогом для нападения стало обвинение Ирака в том, что он разрабатывает оружие массового уничтожения. Но никаких доказательств наличия такого оружия обнаружить не удалось. Но страна была разрушена, а людские потери Ирака, по разным подсчетам, составили от 500 тыс. до миллиона человек. После Ирака была еще Ливия, Сирия и др.

Следовательно, путем организации спецслужбами США теракта 11 сентября 2001 года и последующего конструирования многофункциональной «жертвы», США почти безнаказанно совершили целую серию вторжений в другие страны, как бы «борясь» с международным терроризмом.

Говоря о конструировании образа многофункциональной жертвы, необходимо пояснить, как был использован этот образ во внешней и внутренней политике администрацией США:

Образ жертвы-страны. Сразу же после теракта президент США  Буш сделал заявление о том, что его страна стала жертвой международного терроризма, и что отныне  Соединенные Штаты имеют все основания наносить ответные удары по террористам в любой точке мира. Охвативший после событий 11 сентября население США страх, ограничил свободу восприятия и мышления, а также и свободу выбора. Движимые всеобщим стремлением устранить угрозу новых терактов, американцы поддержали своего президента. Так же как и российское общественное мнение, после взрывов жилых домов осенью 1999 года поддержало стремление президента Путина провести «антитеррористическую операцию» в Чечне. Разные страны и события, но социально-психологические механизмы реакции на теракт и появление жертв один и тот же. Восприятие своей страны как жертвы агрессии сплотили нацию. Около 90 процентов американцев выразили поддержку Бушу в его стремлении «наказать» виновников теракта.[322] Руки американской военщины для любой внешней агрессии были развязаны.

Образ жертвы-трагедии. Суть «жертвы-трагедии», как уже говорилось, заключается в том, чтобы представить произошедшее событие как удар судьбы. С этой целью значительное внимание СМИ было уделено формам разрушения, количеству пострадавших людей, отдельным трагедиям, реальным и вымышленным. Много говорилось о том, как администрация США собирается компенсировать людям их утраты. Но намеренно замалчивались и пресекались разговоры о том, как случилось, что в центре крупного города различные охранительные службы допустили такой теракт. Случившееся трактовалось как «трагедия», которая, как бы, случается не зависимо от воли и желания людей. Таким образом администрация США вывила из-под критики и наказания своих сотрудников, отвечающих за безопасность страны. Многие из них были даже награждены и продвинулись по служебной лестнице. А популярность президента Буша, как уже говорилось, даже возросла.

Образ жертвы-утраты. В процессе конструирования «жертвы-утраты», на первый план выдвигаются количественные характеристики пострадавших. При этом чем большее количество людей и иных ценностей стали жертвами конфликта, тем больше оснований имеет потерпевшая сторона для предъявления претензий к объявленной виновной в появлении жертвы стороне конфликта. В результате теракта 11 сентября 2001 года погибли 2750 мирных жителей. Это самый жестокий и кровавый теракт в истории США. Все это дает весомые основания для поиска и наказания виновников произошедшего события, т.е. для возмездия. Чем США и воспользовались, совершая агрессии против других стран.

Образ жертвы-героя. В событии 11 сентября были и свои герои, которые, рискуя своей жизнью, помогали другим. Имена героев выявлялись и множились. Их подвиги стали основанием для гордости и подражания. К шестой годовщине трагического события на месте гибели людей был построен мемориальный комплекс. Образ жертвы-героя анализируемого теракта, в той или иной последовательности прошел (проходит) основные стадии своего формирования, проанализированные нами выше.

В целом же, каждый из видов многофункциональной жертвы играет свою роль в конфликте и в политических отношениях, и в зависимости от потребностей создателей образа может актуализироваться в той или иной ситуации. И каждый из видов жертвы способствуют формированию более основательного многофункционального образа жертвы.

Администрация Соединенных Штатов стремится с максимальной пользой для себя использовать целенаправленно сконструированный образ  многофункциональной жертвы. По мнению аналитиков, «она превратила 11 сентября в мандат вседозволенности».[323] Сейчас (в 2023 г.), конечно же, этот образ померк под воздействием времени и более актуальных событий. Но в свое время он сыграл свою, во многом, решающую роль в переформатировании (переустройства) мирового пространства.

 

9.4.Попытка конструирования «жертвы-страны» на примере грузино-осетинского конфликта (август - сентябрь 2008 г.)

Многовековой грузино-осетинский конфликт широко освещался отечественными и зарубежными СМИ,[324] поэтому рассмотрим лишь конфликтную ситуацию, сложившуюся после подписания 24 июня 1992 года в городе Сочи четырехстороннего российско-грузинско-осетинского (Северная и Южная Осетия) Соглашения о принципах урегулирования конфликта. С этого момента и до начала грузинской агрессии на Южную Осетию (в ночь на 8-е августа 2008 г.) сложилась относительно устойчивая конфликтная ситуация.

Грузинская сторона, подписав четырехстороннее Соглашение, по сути, признала факт имевшего место военного конфликта с Южной Осетией. Южная Осетия на момент подписания Соглашения признавалась Грузией в качестве стороны конфликта (позднее президент Грузии М. Саакашвили будет отрицать этот факт). Россия, в соответствии с четырехсторонним Соглашением, получила статус «третьей стороны», и ввела в зону разделения конфликтующих сторон свой миротворческий контингент, признанный ОБСЕ и ООН. Наряду с выполнением миротворческих функций, Россия вынуждена была оказывать Южной Осетии экономическую и гуманитарную помощь, поэтому ее можно считать также косвенной стороной, поддерживавшей Южную Осетию, находившуюся в условиях экономической блокады (рис. 11).

 

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Грузия		Независимость Южной Осетии	Южная Осетия
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
США и их союзники		ООН, ОБСЭ, Россия		Россия

 

Рисунок 11. Структура грузино-осетинского конфликта сложившаяся после подписания 24 июня 1992 года четырехстороннего российско-грузинско-осетинского (Северная и Южная Осетия)  Соглашения

 

23 ноября 2003 года, в результате так называемой «революции роз», к власти в Грузии пришел ставленник США М. Саакашвили. Политическое руководство Грузии четко обозначило свои внешнеполитические ориентиры: непримиримая конфронтация с Россией; курс на вступление в военно-политический блок НАТО; подготовка к силовому решению территориальных споров с Абхазией и Южной Осетией. Используя финансовую и военную помощь США и некоторых других стран, Грузия стала усиленно вооружаться. В 2003 - 2008 гг. военные расходы Грузии выросли в 30 с лишним раз, с 30 млн. долл. до одного млрд. долл., в 2007 г. военный бюджет Грузии достигал 9 - 10% ВВП.[325]

Целенаправленное конструирование из Грузии «жертвы-страны», по сути, началось с приходом к власти президента Саакашвили. Периодически инициируемые грузинской стороной провокации в отношении российских миротворцев интерпретировались западными СМИ как посягательство «большой и кровожадной» России на «маленькую, но гордую, демократическую» Грузию. То есть, шла подготовка мирового общественного мнения к тому, что Россия является потенциальным агрессором, а Грузия – «жертвой».

Внезапное нападение грузинских войск на Южную Осетию в ночь на 8-е августа 2008 г., по-видимому, было рассчитано на быструю победу.[326] Но благодаря вмешательству российских регулярных войск в этот конфликт, планам Грузии-агрессора не суждено было сбыться. Россия стала одной из сторон конфликта, и он приобрел несколько иную структуру (рис. 12).

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Грузия		Независимость Южной Осетии и принуждение Грузии к миру	Россия  и Южная Осетия
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
США и их союзники		ООН, ОБСЭ		Россия

 

Рисунок 12. Структура грузино-осетинского конфликта сложившаяся после вмешательству российских регулярных войск в этот конфликт

 

С этого момента начинается новый этап конструирования из Грузии (фактического агрессора) "жертвы-страны", Россия обвинялась в агрессии против "беззащитной" Грузии55 . Одним из ключевых моментов в объективном освещении конфликта стала встреча Президента Д. Медведева с Президентом Франции Н. Саркози, и поездка министра иностранных дел Франции в Цхинвал. Был разработан план урегулирования грузино-осетинского и грузино-абхазского конфликтов, состоящий из шести пунктов: 1) отказ от использования силы; 2) прекращение военных действий; 3) свободный доступ к гуманитарной помощи; 4) вывод грузинских и российских войск из зоны конфликта; 5) российские миротворцы принимают дополнительные меры безопасности до создания международной миссии в зоне конфликта; 6) обсуждения статуса Южной Осетии и Абхазии. План был подписан всеми конфликтующими сторонами, а также Россией и Францией.

Одним из примеров предвзятого отношения освещения трагических событий в начальный период грузино-осетинского военного конфликта, могут служить публикации в Западных СМИ. Большинство европейских газет и СМИ США замалчивали факт нападения Грузии на Южную Осетию в ночь на 8 августа 2008 года и начавшийся геноцид мирного населения города Цхинвал. Но в трагических для Грузии красках описывали действия российских войск по «принуждению агрессора к миру». При этом мировое общественное мнение, целенаправленными действиями информационных агентств и СМИ Соединенных Штатов и их союзников, было во многом подготовлено к тому, что «Россия вынашивает планы по оккупации Грузии», то есть является потенциальным агрессором. Поэтому на первом этапе информационной войны (август 2008 г.) США и их союзникам удалось навязать мировому общественному мнению свою точку зрения о том, что Грузия стала жертвой агрессии со стороны России. В этой связи, необходимо отметить, позитивную роль в относительно объективном освещении юго-осетинских событий сыграл Интернет, который оказался менее предвзятым, чем прозападные СМИ.[327]

К концу августа мировое общественное мнение стало склоняться к тому, что грузинской стороной все же была совершена агрессия в отношении мирных жителей Южной Осетии. В рамках расследования уголовного дела о геноциде народа Южной Осетии на начало сентября 2008 г. была установлена гибель 1692 человек, еще 1500 человек получили ранения. В Гаагский трибунал по правам человека было направлено более 300 исков от граждан Южной Осетии, пострадавших в результате агрессии Грузии.[328] Таким образом, США и их союзникам, а также Грузии, не удалось навязать мировому общественному мнению конструируемый из Грузии образ жертвы-страны. Не удалось также представить Россию в качестве агрессора, т.е. сформировать из России образ врага.

9.5. Голод на Украине (1932-1933 гг.) как предлог и причина конструирования образа жертвы-народа – украинцев

Когда в Киеве в конце 2013 – первой половине 2014 годов случился так называемый «Майдана», то изумленные россияне вдруг узнали, что они – главные враги собравшихся на Майдане людей. В видеорепортажах, передаваемых из мятежного Киева, россияне увидели беснующихся на площади украинцев, дружно выкрикивавших: «Кто не скачет, тот москаль» или «Москаляку – на гиляку», что в переводе с украинского означает – «москалей на виселицу». Подавляющему большинству россиян было невдомек, что в соседней братской Украине (и не только) уже много лет идет кропотливая работа по конструированию из Украины и украинцев образа жертвы, а из России и россиян – образа врага.

В качестве одного из важнейших факторов (повода и причины) в этом масштабном процессе конструирования «образов» был использован голод, случившейся на Украине в 1932-1933 годах. По мнению Г.В. Касьянова, к концу 1970-х годов в США и Канаде на деньги украинской диаспоры были созданы специальные исследовательские институты, целенаправленно занимавшиеся конструированием «Голодомора».[329] При этом в самом целенаправленно сформулированном термине «голодомор» содержался глубокий смысл – целенаправленное морение людей голодом, в результате которого и случился мор на Украине. Основной же целью украинских и западных технологов и политиков, конструировавших «голодомор» (и не только), являлось создание управляемой конфликтной ситуации, в которой основными противоборствующими сторонами конфликта были бы Украина и Россия. Что им, в итоге, и удалось. На рис. 13 показана структура целенаправленно сконструированного конфликта, с точки зрения врагов России и русских.

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Украинский народ – жертва антиукраинской   политики СССР (сталинского режима)		Конфронтация Украины с Россией, создание единой украинской идентичности	Сталинский режим власти, Россия, русские (москали), морившие голодом украинский народ
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
США, их союзники и др.		ООН, ОБСЕ, Европейский Союз		Страны, сочувствовавшие России

 

Рисунок 13. Структура сконструированного украинскими националистами и западными спецслужбами межнационального конфликта – «Украина-Россия»

 

По проблемам голода на Украине и в СССР в целом (1932-1933 гг.) написаны сотни публикаций. Поэтому, не претендуя на «новые находки» в исследовании этой проблематики, мы лишь попытаемся проанализировать сконструированный с использованием «голодомора» конфликт, с точки зрения изложенной нами выше концепции «конструирования образа жертвы в конфликте». И попытаемся разобраться в причинах актуализации этой проблемы на Украине в 2000-х годах, а также в особенностях процесса конструирования образа жертвы-народа на Украине.

В процессе конструирования образа жертвы-народа из Украины, можно выделить те же этапы, как и в конструировании иных образов жертвы:  актуализация, «приватизация», героизация, гуманизация,  мифологизация, институционализация, объективация, легитимация, сакрализация и реализация образа жертвы в социальных практиках. Рассмотрим эти этапы несколько подробнее:

1.Актуализация образа  жертвы-народа. По мнению исследователей, на государственном уровне конструирование образа  народа, ставшего жертвой «голодомор» началось еще 1993 году, в 60-ю годовщину трагедии. Но подлинно национальный характер этот процесс приобрел с приходом к власти президента В.А. Ющенко (2005–2010).[330] Пост президента Украины давал возможность этому человеку использовать огромные ресурсы, в том числе и СМИ, для конструирования образа жертвы-народа из Украины. Прозападные СМИ с энтузиазмом поддержали процесс актуализации проблемы «голодомора» и она стала рассматриваться как международная.

Используя трагические события голода 1932-1933 годов, Ющенко позиционировал Россию (прежде всего, русских) как основного виновника гибели миллионов украинцев, формируя из неё образ врага. Кроме того, через актуализацию проблемы «голодомора», Ющенко надеялся консолидировать украинскую нацию для борьбы с Россией и русскими.[331] Но лишь углубил раскол, который возник со дня создания Украины, как союзной республики в составе СССР (30.12.1922 г.). Суть раскола состояла в том, что искусственно созданная республика состояла с из людей и регионов с разной, в каких-то вопросах несовместимой ментальностью и с разными представлениями об должном.

2.»Приватизация» конструируемого образа жертвы-народа. Основная задача «приватизации» состоит в том, чтобы доказать «значимым другим», что основные потери (жертву) понесла определенная сторона конфликта. При этом эта сторона может быть реальной или вымышленной, как в нашем случае с «голодомором». Возможно, украинских националистов вдохновил пример евреев, которые добились признания на международном уровне  жертв Холокоста[332]. Поэтому и они стремились доказать, что в отношении украинского народа имелся акт геноцида.

 Одной из проблем, возникшей у создателей образа жертвы-народа, была проблема оценки реального числа жертв голода 1932-1933 годов на Украине. Так, по расчетам Сергея Максудова – одного из исследователей голодомора, который, по его словам, посвятил этой проблеме более 25 лет, общие потери Украины в годы Большого террора (1927-1937 гг.) варьируются от 3 до 4,5 миллионов человек. Сюда входят и умершие от повышенной смертности, и расстрелянные при раскулачивании, и умершие в ссылке так называемые кулаки. Непосредственно на время голода 1932-1933 годов приходится 2-2,5 миллиона человек, «хотя и тут непосредственными причинами смерти было не отсутствие еды, а обострившиеся хронические заболевания».[333]

Безусловно, количество невинно замученных голодом людей по любым оценкам является запредельным. Но некоторые создатели образа называют цифры на порядок превышающие научно обоснованных. Это, во-первых, увеличивает глубину и масштабы трагедии – создаваемый образ становится более весомым. Во-вторых, значительное завышение количества погибших на Украине и выделяет эту страну, этот народ из общей системы пострадавших во время голода народов СССР. В-третьих, значительное увеличение количества жертв, прежде всего, увеличивает долю погибших украинцев в самой Украине, т.к. количество реально погибших представителей других этносов в искусственно завышенной цифре становится не столь значимым.

Такая, во многом искусственная идентификация и «приватизация» жертв голода на Украине как бы выделяет украинский народ из общей трагедии, постигшей многие народы бывшего Советского Союза, создает впечатление, что «террор» был направлен, прежде всего, на украинский народ, который стал жертвой целенаправленного геноцида.

3. Героизация, гуманизация и  мифологизация образа жертвы-народа. Актуализация проблемы «голодомора» поддерживалась на различных уровнях публичного дискурса как на самой Украине, так и в мировых (в основном западных) СМИ. Сотни «научных» публикаций, тысячи свидетельств «очевидцев» и их потомков наводнили повседневную жизнь украинцев и не только. Реальные истории смешивались с вымышленными рассказами, создавая общую мифологию конструируемого образа жертвы-народа. В реальных трагических фактах гибели от голода детей, женщин, стариков – самой незащищенной части населения – недостатка не было.[334] Поэтому целенаправленно конструируемый образа жертвы-народа получался весьма трагическим, героическим, обличающим антигуманную сущность «устроителей» голода и мифологизированным.

4.Институционализация, объективация и сакрализация образа жертвы-народа. Президент Украины Ющенко (2005–2010 гг.) развернул бурную деятельность по строительству различных мемориальных комплексов и музеев, посвященных жертвам «голодомора». Периодическое почтение памяти жертв голода 1932-1933 годов становилось обязательным для украинцев и постепенно трансформировалось в «институт памяти» со своими ритуалами и традициями. Сконструированный образа жертвы-народа для многих украинцев  приобрел объективную реальность и сакральную ценность. 

5.Легитимация образа жертвы-народа. В процессе легитимации «жертвы», ключевым является вопрос о том, в каком «статусе» признается имевшая место «жертва». Так, если это «жертва-трагедия», то она, как уже говорилось выше, не предполагает обязательного поиска и наказания посягателей. Если же это «жертва-народ» (жертва геноцида), то возникает необходимость определить и наказать виновных в геноциде. В принятом Генеральной ассамблеей ООН в 2003 году «Совместном заявлении» голод в 1930-е годы на территории СССР был назван не геноцидом, а трагедией украинского народа. Однако в ноябре 2006 года Верховная рада Украины признала голодомор геноцидом. 6 декабря 2006 года Польский сейм также признал голод на Украине геноцидом украинцев. Вслед за Польшей аналогичные «признания» сделали: Конгресс США, парламенты Грузии, Литвы, Венгрии и некоторых других стран.[335]

В резолюции от 3-го июля 2008 года Парламентская ассамблея Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) признала факт «голодомора» на Украине в 1932-1933 годах. Документ был принят, несмотря на возражения делегаций России и Казахстана, пытавшихся доказать, что голод был общей трагедией для многих народов бывшего СССР. В декабре 2015 года депутаты Европарламента большинством голосов приняли резолюцию о признании «голодомора» на Украине в 1932-1933 годах геноцидом.[336] Эта резолюция не имеет юридических последствий для России, но с точки зрения легитимации конструируемого образа жертвы-народа, это «признание» стало еще одним шаг к международному признанию «голодомора» геноцидом.

6.Реализация образа жертвы-народа в социальных практиках. Старания президент Украины Ющенко, его команды и их западных кураторов по конструированию образа жертвы-народа из Украины не прошли даром. Уже после двух лет правления Ющенко (в 2007 г.) исследователи констатировали, что за последние два года на Украине увеличилось число граждан, считающих Россию главным потенциальным врагом. Так, если в 2005 году на Западной Украине Россию считали врагом 54.9% опрошенных, то в 2007 году – 58.5%. А на Восточной Украине за это же время значительно уменьшилось число людей симпатизирующих России – с 66.9 до 61.1%.[337] До прихода к власти в Киеве в феврале 2014 года было еще 7 лет. Но целенаправленное конструирование жертвы-народа на основе голода 1932-1933 годов уже стало приносить свои ядовитые плоды.

 

9.6. «Жертвы» и «агрессоры» в украинском конфликте, после прихода к власти на Украине в 2014 году нацистского режима и после начала СВО

После того, как в феврале 2014 года, в результате государственного переворота  к власти на Украине пришел нацистский режим, он, по сути, объявил войну всему русскому: русскому языку, русской культуре, русским и советским памятникам, русским регионам Украины. В таких русскоязычных регионах Украины как Крымская автономная республика, Донбасская и Луганская области восставший против нацистского Киевского режима народ сумел провести референдумы о независимости от Киева. В результате референдум в Крыму был признан российским руководством легитимным и Крым вернулся в состав России. А вот Донецкую и Луганскую народные республики Москва, по каким-то причинам, в 2014 году отказалась принимать в состав России и непосредственно взять под свою защиту. Воспользовавшись мнимой беззащитностью Донбасса, Киевский режим решил усмирить мятежные республики и послал свою регулярную армию на Донецк и Луганск. Так началась гражданская война на Украине (рис. 14).

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Киевский нацистский режим власти Жертва – мирное население		Власть – суверенитет	Донецкая и Луганская народные республики Жертва – мирное население
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
США, их союзники и др.		ООН, ОБСЕ, Европейский Союз		Россия

 

Рисунок 14. Общая структура военного конфликта между Киевским режимом и патриотическими силами Донбасса с 2014 года по 22.02.2023 года (до начала СВО)

 

Киевская сторона пыталась позиционировать Россию как основную воюющую сторону конфликта, а себя в виде жертвы. Аргументировала она это тем, что Россия «захватила» Крым и ввела свои войска на Донбасс. Но доказать наличие российских войск на Донбассе она не смогла, а возвращение Крыма в состав России было легитимировано проведенным в Крыму референдумом. Поэтому ситуация в целом выглядела весьма спорной.

Но после того, когда были подписаны «минские соглашения» («Минск-1» – 5 и 19 сентября 2014 года и «Минск-2» 12 февраля 2015 года), ситуация прояснилась. В Минских соглашениях Россия позиционировалась не как сторона конфликта,  а как один из гарантов выполнения заключенных договоренностей по урегулированию конфликта между Киевом, с одной стороны и между Донецкой и Луганской народными республиками с другой.[338]  И конфликт приобрел структуру, указанную на рис. 13. Киевский режим на международной арене настойчиво позиционировал Украину как жертву российской агрессии, а сам продолжал периодически бомбить мирные города Донбасса. Реальной же жертвой данного конфликта являлись мирные жители Луганской и Донецкой народных республик и пророссийски настроенные жители самой Украины.

Ситуация в конфликте изменилась с началом СВО (22.02.2023 г.), когда российские войска начали военную операцию по освобождению Луганской и Донецкой народных республик, а также Запорожской и Херсонской областей от вооруженных формирований нацистского Киевского режима (рис. 15).

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Киевский нацистский режим власти Жертва – мирное население		Власть – суверенитет	Россия Жертва – мирное население
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
США, их союзники и др.		Совет безопасности ООН и др.		Сочувствующие России страны и народы

 

Рисунок 15. Общая структура военного конфликта между Россией и Киевским режимом после начала СВО (22.02.2023 г.)

 

С началом СВО роль России в конфликте поменялась кардинально. Отныне она стала одной из основных противоборствующих сторон. В значительной степени изменилась и роль косвенной стороны 1. Если раньше США и страны НАТО старались особо не афишировать военную помощь, предоставляемую Украине, то с началом СВО они стали предоставлять эту помощь открыто и в больших размерах. При этом кроме вооружения и военной техники США и их союзники стали посылать в зону боевых действий своих офицеров-инструкторов, а также солдат-наёмников. Поэтому в реальности Россия в этом конфликте вступила в противоборство с консолидированным «объединенным Западом», который позиционирует Украину как жертву, а Россию – как агрессора.

А по сути, в так называемом Российско-Украинском военном конфликте (рис. 14), мы имеем дело с тем, когда одна из косвенных сторон (сторона 1) является главным субъектом этого конфликта. Потому что, эта «косвенная» сторона (США и их союзники) длительное время планировала и организовывала этот конфликт, целенаправленно создавала конфликтную ситуацию между Украиной и Россией. А когда конфликтная ситуация «созрела», возник Майдан 2013-2014 годов с последующим перерастанием конфликтной ситуации в отрытый военный конфликт.

А правящий класс России, из-за своей доверчивости и близорукости, а также из-за страстного желания значительной части российского руководства и элиты стать частью Западного мира, допустил втягивание России в этот конфликт.[339] Когда сконструированная США и их союзниками конфликтная ситуация между Украиной и Россией, а вернее между Западом и Россией стала угрожать самому существованию России как суверенному государству, Путин и руководство страны приняли решение о начале СВО.

9.7. Конструирование из «демона» «ангела»

В первой главе нашего исследования говорилось, что для конструирования образа жертвы, в качестве исходного «материала», больше всего подходят следующие люди:

1.Объективно наименее защищенные от потенциального агрессора, например, дети, женщины, старики.

2.Положительно характеризуемые окружающими: добрые, отзывчивые, любившие своих близких, никого не обижавшие, хорошо себя зарекомендовавшие в повседневной жизни.

3.Покинувшие этот мир в результате действия агрессора, палачи и других действий. Выше уже говорилось, что смерть человека, из которого конструируется образ жертвы, значительно облегчает процесс конструирования, так как мёртвый не может «вмешаться» в процесс и нарушить планы тех, кто управляет этим процессом.

4.В некоторых случаях необходимо, чтобы «жертва» при жизни хоть как-то противопоставляла себя своим палачам. Например, вместе с Павликом Морозовым был убит и его младший братишка Федя – вроде бы идеальный «материал» для конструирования образа жертвы. Но для целенаправленно конструируемого образа жертвы, которая боролась с кулаками, требовался тот, кто хоть как-то при жизни противопоставлял себя мнимым кулакам. Поэтому выбор пал на Павла.

Но иногда случается так, что появившийся случайно «материал» для конструирования образа жертвы по большинству критериев, перечисленных выше, не подходит для конструирования нужного образа. Но одной из сторон конфликта, чтобы получить определенные преимущества перед противником в возникшей конфликтной ситуации, очень нужен определенный образ жертвы. И тогда нужный «образ» конструируется из того, что есть, по принципу: «я его слепила, из того, что было».

Одним из ярких примеров конструирования образа жертвы «из того, что было», является нечаянная смерть при задержании полицейскими преступника и наркомана афроамериканца Джорджа Флойда 25 мая 2020 года в городе Миннеаполисе, США. Эта смерть сначала была квалифицированна как непредумышленное убийство. Официальное вскрытие показало, что Флойд скончался от сердечно-лёгочной недостаточности, одной из причин которой была огромная доза наркотиков, обнаруженная в теле жертвы. Позже медэксперты пришли к выводу, что Джордж Флойд умер при задержании полицейскими не от травм, а от передозировки.[340]

Происшествие со смертью Джорджа Флойда, наверное, не вызвало бы особого ажиотажа в американском обществе и в СМИ, если бы  оно произошло в обычное время. Но смерть Флойда случилась в то время, когда предвыборная компания за пост президента США достигла своего апогея. Силы между двумя противоборствующими партиями – Республиканской и Демократической – были примерно равны. Поэтому неожиданную смерть Джорджа Флойда Демократическая партия приняла как подарок судьбы. Ведь она традиционно позиционировалась как защитница афроамериканцев и других «цветных». Также «демократы» проявляли больше лояльности в отношении притока мигрантов в США, видя в них своих потенциальных избирателей. А Республиканская партия, напротив, выступала за ужесточение законодательства в отношении мигрантов и за наведение порядка в стране в отношении преступности. Поэтому в сложившихся условиях, якобы задушенный при задержании полицейским Джордж Флойд, как жертва, был «приватизирован» Демократической партией и из него стали целенаправленно конструировать образ жертвы полицейского произвола.   

Сложность в конструировании образа жертвы из Джорджа Флойда состояла в том, что «материал» для конструирования позитивного образа жертвы был весьма далек от необходимых критериев, которые мы указали выше. При жизни этот человек был наркоманом, грабителем и вором. Так в 1990-х годах Флойд был дважды осужден за кражу и доставку наркотиков. В августе 1998 года он также получил срок за кражу. В 2005 году он попал за решетку на 10 месяцев за наркотики, в 2002 году Флойд в очередной раз был осужден  на 8 месяцев также за наркотики. И это далеко не полный перечень его преступлений.[341]

Положительными критериями для конструирования «жертвы» полицейского произвола было то, что Джордж Флойд скончался, якобы из-за действий полицейского и то, что он по своему происхождению был афроамериканцем. В качестве ещё одной положительной характеристики знакомые погибшего называли его доброту к окружающим, называя его «добрым великаном» из-за роста под два метра и крепкого телосложения.

Уже имевший место предвыборный конфликт между Республиканской и Демократической партиями, после смерти Джордж Флойд, приобрел следующую структуру (рис. 16).

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Республиканская партия США Жертва - Полицейские и др. представители правопорядка		Президентский пост	Демократическая  партия США Жертва – Джордж Флойд и все афроамериканцы
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
Граждане США, поддерживающие Республиканскую партию		Верховный суд и Конгресс США		Граждане США, поддерживающие  Демократическую партию

 

Рисунок 16. Общая структура конфликта между Республиканской и Демократической партиями, боровшимися в 2020 году за пост президента США

 

Гибель афроамериканца Джорджа Флойда вызвала массовые беспорядки в Миннеаполисе и других городах США. Находящиеся под контролем Демократической партии США СМИ стали всячески актуализировать проблему «полицейского произвола» и неравных возможностей афроамериканцев в стране. Активизировалось возникшее еще летом 2013 года движение «Black Lives Matter» ( »Жизни чёрных имеют значение»). Это общественное движение, выступающее против расизма и насилия в отношении чернокожих, а также против полицейского насилия.

Реальными жертвами возникшей конфликтной ситуации стали полицейские, которым значительно урезали финансирование и многие из которых были вынуждены уволиться со службы. Пострадали и белые жители США, которых нередко принуждали каяться и просить прощение у их черных сограждан за существовавшее в стране в XIX – XII веках рабство. Жертвами сторонников движение «Black Lives Matter» стали также многие памятники, установленные в честь известных политических деятелей США, которые при жизни имели в своей собственности рабов.

А процесс конструирования из покойного Джорджа Флойда образа жертвы продолжался. «Образ» наделялся новыми положительными качествами, мифологизировался, институционализировался и, несмотря на прижизненные пороки Флойда, его образ не минул и процесса гуманизации и сакрализации. В годовщину гибели «героя» в нью-Йорке ему был установлен памятник. Вскоре появились памятники Джорджу Флойду и в других городах и весях США.[342]

Одним из  результатов, этой неординарной истории конструирования из «плохого парня» позитивного образа жертвы является то, что президентские выборы 2020 года, не смотря на многочисленные скандалы и интриги, сопровождавшие эти выборы, выиграла Демократическая партия, и Джо Байден стал президентом США. Свою роль в этом успехе, безусловно,  сыграли не только массовые протесты, вызванные смертью афроамериканца, но и целенаправленно сконструированный «демократами» образ жертвы полицейского произвола.

Но конструирование из «демона» «ангела»  в период выборов можно рассматривать как ситуативную цель. А в долговременном плане конструирование и сакрализация образа преступника-афроамериканца, и возвеличивание БЛМ, а так же навязывание культа вины белого человека, это попытка стравливания одной части общества с другой. Это психологическое давление и унижение наиболее обеспеченной и образованной части  формат электронного концлагеря.

 

9.8.Казахстан – на пути к «украинизации»

В Советский период Россия являлась основным донором в содержании и развитии Среднеазиатских (и не только) республик, входивших в состав СССР.[343] С распадом СССР большинство бывших Советских республик оказалось в сложном экономическом (и не только) положении. Поэтому для консолидации своего общества (народа) им был необходим образ внешнего врага, на роль которого больше всего подходила Россия – бывший донор. Так, анализ 187 школьных учебников, издаваемых в странах СНГ, показал, что за исключением Белоруссии и Армении, в школах преподаётся националистическая история, в которой в качестве врага используются образы России и русских.[344] Не стал исключением в этом ряду «ненавистников» России и русских и Казахстан.

Так, в ноябре 2020 года Государственная комиссия Казахстана по окончательной реабилитации жертв политических репрессий, провела окончательную реабилитацию 311 тысяч человек. Все они были объявлены «включили бандитов, террористов, басмачей, обычных уголовников и участников Туркестанского легиона вермахта и восточно-мусульманских частей СС, участвовавших с оружием в руках в борьбе против Красной Армии и советской власти.[345] Этим актом Казахстан на государственном уровне закрепил процесс строительства моноэтнического государства, строящегося на ненависти к СССР и к России, как правопреемнице СССР. Актуализируется проблема голода в 1921-1922 и в 1932-1933 годах. При этом не освещаются реальные причины этих голодных годов, а огульно обвиняются Ленин, Сталин, Москва, Россия, русские.

Таким образом, из России формируется образ врага, а из Казахстана – образ жертвы (рис. 17).

 

Сторона 1		Объект	Сторона 2
Казахстан - жертва оккупации и террора со стороны СССР, России, русских		Консолидация казахской нации	СССР, Россия, русские ­ - агрессоры, оккупанты, враги Казахстана
Косвенная сторона 1		«Третья сторона»		Косвенная сторона 2
США и их союзники		Совет Безопасности ООН		Граждане Казахстана, поддерживающие Россию и русских

 

Рисунок 17. Общая структура конструируемого элитой Казахстана и их Западными кураторами конфликта между Казахстаном и Россией

 

Этот конфликт (рис 17) пока ещё находится на стадии формирования. Поэтому он носит «статус» вероятностного. Главы государств России и Казахстана на совместных встречах заверяют друг друга в «нерушимой дружбе» между двумя «братскими» народами. Но реальные события в Казахстане в отношении нашего общего Советского прошлого, и в отношении России и россиян, вызывают много вопросов. Они (события) весьма похожи на те, которые мы наблюдали в последние 30 лет на Украине. Очевидно, что сценарий этих двух событий писался в одних и тех же кабинетах Западных спецслужб.

 

 

Заключение

Эволюция человеческого общества была бы невозможной без развития навыков абстрактного мышления. Именно оно способствовало созданию виртуальных религиозных культов и трансцендентных миров, которые были положены людьми в основание зарождавшейся культуры, нравственности и правовых норм. Создание человеком мировых монотеистических религий стало очередным шагом в конструировании виртуальной реальности, способствовавшей интеграции людей в отдельные национальные государства и мировые сообщества. И во всех этих социальных и виртуальных «конструкциях» одну из ключевых ролей, способствовавшей интеграции и дифференциации общества, играла «жертва» или целенаправленно сконструированный образ жертвы.

В настоящее время транснациональный глобалистский капитализм всё глубже погружается в мировой кризис. И для того, чтобы продлить своё существование, он, используя современные информационные технологии, усиленно конструирует выгодную ему виртуальную реальность, в которой, как и прежде, ключевые функции отводятся целенаправленно сконструированным образам жертвы и образам врагов. Поэтому одной из насущных задач ученых, политиков и общественных деятелей, является овладение различными методами конструирования виртуальной реальности с целью разоблачения тех, кто фальсифицирует историю и современность и конструирует ложные образы и смыслы. Один из таких универсальных методов конструирования «образов» и был предложен в настоящей монографии.