Хлопковое рабство

Рассказывая о школьных годах, проведенных мной в Таджикистане с 1955-го по 1966-й годы, нельзя обойти стороной или замолчать такое явление как хлопковую повинность школьников (и не только) или хлопковое рабство. В Таджикистане в Советское время основной сельхоз культурой  являлся хлопок – гордость и трагедия Среднеазиатских республик. Гордость  от того, что ценным сырьём снабжалась мощная промышленность всего Советского Союза, а трагедия состояла в том, что эта культура очень трудоёмкая, требующая большого количества рабочих рук, особенно во время уборки урожая, и из-за того, что для полива хлопковых полей необходимо огромное количество воды. За годы Советской власти орошаемые площади полей, в том числе и хлопковых, в Таджикистане увеличились почти в три раза. Аналогичное увеличение происходило и в других Среднеазиатских республиках. В результате такие, ранее полноводные реки как Амударья и Сырдарья обмелели, а Аральское море превратилось в солёную пустыню. Жертвами этой не вполне продуманной «хлопковой» политики являлись и обычные школьники, так как собрать урожай своими силами колхозники не могли.

Примерно с середины сентября на хлопковых полях Таджикистана начинал созревать урожай. Самый качественный и дорогой хлопок во всём мире убирается вручную. Машинная сборка значительно снижает его качество, да и не на всяком поле можно применять машинную уборку хлопка. Поэтому большую часть первого полугодия ученики средних и старших классов не учились, а собирали хлопок. А устроено это было следующим образом.

 Первого сентября на торжественной линейке администрация школы и учителя говорили нам – ученикам о необходимости и пользе знаний и настраивали нас на учебный процесс. При этом звучали высокопарные речи о том, что Советская власть создаёт все условия для получения каждым ребенком лучшего в мире образования.  Но, отучившись две-три недели, все ученики с пятого по одиннадцатый класс, включительно, прерывали занятия в школе и в течение двух и более месяцев ежедневно, без выходных, вывозились на колхозные поля, для сбора хлопка. И о гарантированном Советской властью образовании, все на время забывали. Одевались ученики и учителя в одежду, соответствовавшую погодным условиям. Сентябрь-октябрь в Таджикистане довольно теплое время года: можно ходить в ветровках и кедах, а в ноябре-декабре, порой приходилось выходить в поля в тёплых куртках, шапках и сапогах.

Продолжительность эксплуатации школьников на хлопковых полях зависела от выполнения государственного плана по сдачи хлопка республикой или районом. Обычно до декабря мы возвращались в школьные классы. Но я помню некоторые годы, когда нас, в основном старшеклассников, гоняли на уборку в позднем декабре и даже по снегу, притом на поля, уже многократно обобранные, на которых рядами стояли почти высохшие, с облетевшими листьями кусты хлопчатника, с редкими, запоздавшими в своём развитии, полураспустившимися хлопковыми коробочками. Дольки хлопка в этих коробочках так и не успели превратиться в полноценное белоснежное облачко, почти невесомое на взгляд и на вес, а сиротливо высовывались, посеревшими от дождей и ветра, вафельными зубьями, дожидаясь своих таких же заморенных нерадивыми начальниками, школьников-сборщиков. В обычные годы такие коробочки недозрелого хлопка оставались на кустах и, в конечном итоге сгорали в печках колхозников, вместе с кустами. Но когда «горел» план, начальство «выворачивалось на изнанки», чтобы его выполнить и доложить «не верх». А крайними, как всегда, были простые исполнители. Ведь, если рассудить здраво, с точки зрения рентабельности, то собранные таким трудом и лишениями, эти крохи бросового хлопка не могли никак окупиться, и любой, находящийся на хозрасчете руководитель, не стал бы, тратиться на сбор некачественного сырья. Но Советский строй, к сожалению, порой, позволял бездарным руководителям спасать свою задницу за счет других, и крайними оказывались самые беззащитные.

В этой связи вспоминается рассказ одного бывшего колхозника, с которым я непродолжительное время,  уже после окончания Средней школы, работал на хлопковом заводе. Привожу его рассказ в своём пересказе: В один из не очень урожайных годов, председатель колхоз решил любой ценой выполнить план по сбору хлопка. Он с раннего утра до поздней ночи гонял колхозников по уже обобранным полям, но никак не мог дотянуть сдачу хлопка до вожделенной цифры плана. И тогда он приказал своим «опричникам» потрошить матрасы, подушки и одеяла колхозников, которые, в основном, были изготовлены из собираемого ими хлопка. Но как не лютовали «опричники», как не портили они имущество и кровь своим землякам, реквизированного ими хлопка не хвалило для выполнения плана. А беззащитные от произвола председателя-самодура колхозники в сравнительно холодный зимний период, остались без тёплых матрасов, одеял и подушек, что значительно увеличило их заболеваемость.

И ещё одно преступление без наказания приходилось терпеть сборщикам хлопка. А дело в том, что предназначенные для машинной уборки поля хлопчатника опыляли какими-то химикатами, распыляя их с самолета АН-2 (кукурузника). Под воздействием этих химикатов, листья хлопчатника сворачивались, сохли и опадали (хотя и не все). И вот тогда хлопкоуборочный комбайн выезжал в поле. Жидкость эта была весьма токсичная и пахла тухлыми яйцами. Возможно, чем-то подобным американские войска поливали (в это самое время) джунгли Вьетнама, чтобы уничтожить растительность. Я однажды для своих кроликов нарвал травы за нашим огородом, где порой вылетая с хлопкового поля, разворачивался  АН-2. Несколько кроликов сдохли. Грешить можно было только на самолет, который вовремя не выключил свой агрегат, распылявший отраву. Случалось и во время уборки хлопка, самолёт, опыляя соседнее хлопковое поле, поливал и нас, а на белоснежных коробочках хлопка появлялись оранжевые капельки ядовитой жидкости. Кроме того, нас школьников нередко посылали на обработанные ядохимикатами поля подбирать остатки хлопка за прошедшими по ним комбайнами.

Мы о том, что эти ядохимикаты, по сути, являются ядами, ничего тогда не знали и продолжали уборку. Помыть руки, как правило, было негде. В оросительные каналы осенью воду не подавали и мы, обедая, брали пищу бурыми от грязи и отравы руками.

Обедами школьников на выезде не кормили, поэтому каждый брал с собой, что мог. Хлопок собирали в холщевые мешки, подвязанные к поясу. Собранный хлопок несли на сборный пункт (весовую). Там мешок с хлопком взвешивали и потом высыпали в общую кучу. Наши учителя у себя в тетрадке записывали результат сбора каждого ученика. Возили нас на хлопковые поля сначала на необорудованных грузовых машинах, загоняя в кузов как скот. Потом (примерно в начале 1960-х) стали присылать грузовики с перекинутыми между бортами досками-сиденьями, а уже к середине 1960-х, появились автобусы – ПАЗики. Но их, как обычно не хватало, и грузовики, как и прежде, выручали горе-организаторов детских перевозок. Была в этих поездках и своя романтика. Русскоязычных школьников возили отдельно от таджикских классов и мы, как правило, в дороге пели песни, например такие как «У незнакомого поселка, На безымянной высоте»: «Как турецкая сабля, твой стан, Рот – рубин раскаленный. Если б был я турецкий султан, Я бы взял тебя в жены», или: «Нет на свете краше, маленькой Наташи» и так далее.

Мы с братом Володей (и не только), выезжая на уборку хлопка, обычно брали с собой свёрнутые на палочке удочки и если рядом с хлопковыми полями оказывались рыбные места, то прособирав хлопок до обеда и отметившись в ведомости о его сдачи, после обеда и до отъезда, мы занимались рыбной ловлей. Ловили, в основном голавлей. Порой, если нас отвозили не очень далеко от дома, мы добирались до дома пешком, не дожидаясь обратного грузовика или автобуса.

Когда заканчивалась уборочная страда, школьники возвращались к своим занятиям, а учителя ломали головы над тем, как наверстать упущенное на хлопковых полях время и уложиться в учебную программу.

Геннадий Козырев